• Современная серия, #3

Глава 43

 Синий «форд» еще держался позади, слегка приотстав и пропустив впереди себя пять машин, когда шофер Коула на следующее утро подвел лимузин к воротам «Объединенных предприятий». Пока «форд» проезжал мимо, Коул успел заметить номер. Кем бы ни был преследователь, он явно не желал испытывать судьбу, врываясь за Коулом на территорию кампании.

 — Будь здесь в пять часов, Берт, — сказал Коул шоферу, который делил домашние обязанности со своей женой Лорел. — Если я не появлюсь до половины шестого, поезжай домой.

 — Хорошо, мистер Гаррисон.

 Меррей уже ждал Коула у кабинета, развлекая Ширли и Глорию рассказами о своей былой бейсбольной славе в роли лучшего игрока младшей лиги. Он вошел в кабинет следом за Коулом и, когда дверь закрылась, небрежно заметил:

 — Глория Куигли убеждена, что тебе угрожает опасность, а Ширли готова дать показания под присягой, лишь бы спасти тебя и твою репутацию.

 — Вот как? — Коул слегка удивился новости, поскольку никогда не пытался произвести хорошее впечатление на служащих или установить неформальные отношения с той или другой женщиной. — Интересно почему?

 — Из чувства преданности, — бесстрастно ответил Мер-рей. — Они готовы защищать любого человека, к которому питают уважение. По характеру они почти близнецы.

 Вместо ответа Коул нацарапал что-то в блокноте и вырвал страницу.

 — Вот номер синего «форда».

 — Я немедленно проверю его, — пообещал Меррей, засовывая листок в карман своего темно-серого пиджака неопределенного стиля. — Кстати, о характерах, — продолжал он, словно от нечего делать разглядывая свои ногти, — похоже, твой кузен всерьез перепуган. Не знаешь почему?

 — Могу назвать даже несколько возможных причин, — с легким сарказмом произнес Коул. — НФБ занялась нашими делами по требованию КЦБ; Тревиса преследуют повсюду; вчера ночью кто-то рылся в его бумагах.

 — Понятно. Кстати, как ты, вероятно, догадался, охранник исследовательского корпуса вчера вечером не заметил ничего необычного. Никто не входил в здание после шести часов, выходили оттуда в то время только служащие, которых он знал в лицо. Мы включили сигнализацию на всех лестницах в семь — значит, никто не мог покинуть здание таким путем, не имея карточки. А войти внутрь вообще никому не удалось бы.

 — Тогда как же он проник внутрь?

 — Предположим, он проскользнул мимо охранника на первом этаже, когда служащие возвращались с ленча, а затем целый день провел в корпусе без таблички гостя, в чем я сильно сомневаюсь. С другой стороны, на этаж Тревиса не попадешь без карточки, и это наводит меня на мысль, что он к тому времени уже был на этаже.

 — Служащий?

 — Не исключено. А может быть, и служащая. Или же произошел обман зрения, а потом, когда Тревис обнаружил, что шкаф незаперт, его вдруг «осенило». Я снял отпечатки пальцев со шкафа и стола, и теперь их проверяют. После нашего разговора я займусь номером машины, но на это уйдет пара дней.

 Он шагнул к двери, но его остановило раздраженное восклицание Коула:

 — Пара дней? Почему не пара часов?

 Едва заметное, беспокойное смущение Меррея уже насторожило Коула, прежде чем начальник службы безопасности успел ответить:

 — И ты, и Тревис заметили «форд» и «шевроле» без труда. В обоих случаях машины ждали на улице возле ваших домов — достаточно далеко и тем не менее на виду, верно?

 — Верно.

 — К сожалению, — с виноватым вздохом добавил он, — к такой на редкость неуклюжей тактике прибегают представители власти — либо государственной, либо местной. Они упорно считают себя невидимыми.

 Брови Коула сошлись над переносицей, глаза похолодели.

 — По-твоему, — уточнил он глухим и зловещим голосом, — за нами следит полиция?

 — У меня возникает именно такое ощущение. Я постараюсь подтвердить догадку как можно быстрее.

 Он вышел, и Коул позвонил в агентство проката автомобилей, потребовав доставить ему седан к корпусу ровно в полдень.

 Второй звонок был по личному, отсутствующему в списке номеру в Фэрфакс, Виргиния. Номер принадлежал одному из старших членов сената США — к советам этой персоны прислушивался сам президент, она входила в финансовый комитет и потому пользовалась огромным политическим влиянием. Кроме того, этот сенатор уже получил триста тысяч долларов на проведение предвыборной кампании — от фонда, который поддерживал Коул Гаррисон, — и теперь надеялся на очередные инвестиции перед следующими выборами.

 Жена сенатора Сэмюэла Байерса, Эдна, сказала, что ее муж находится на совещании. Коул оставил ей сообщение, но вынужден был несколько минут выслушивать уверения Эдны в том, как она обожает журнал «Красивая жизнь». Ему пришлось пообещать, что они приедут вместе с Дианой в Фэрфакс на рождественский прием у сенатора.

 Следующим Коул набрал номер, о существовании которого знал только он. Коул нетерпеливо барабанил пальцами по столу и, дождавшись, когда Уиллард Бретлинг возьмет трубку, коротко бросил:

 — Я буду сегодня в шесть.

 — Простите, кто это говорит? — растерянно спросил Бретлинг хрипловатым от долгого молчания голосом.

 — Черт возьми, кто, по-твоему, может тебе звонить? — возмутился Коул.

 — О, прошу прощения, совсем забыл. Сегодня я всю ночь не мог оторваться от нашей игрушки, — радостно сказал семидесятилетний старик.

 Сенатор Байере позвонил Коулу по прямой линии в четыре часа, как раз после того, как Коул поговорил с Дианой.

 — Очень сожалею, что у тебя неприятности, Коул, — произнес Сэм вполне искренне. — Уверен, через неделю-другую все уладится.

 — А я в этом не уверен, — возразил Коул.

 — Чем я могу тебе помочь?

 — Выясни, кто стоит за всем этим и насколько далеко зашло дело.

 — Хорошо, — пообещал Сэм, но прежде, чем повесить трубку, неловко добавил:

 — Пока не закончится эта буря в стакане, не звони мне в офис или домой, сынок. Я сам свяжусь с тобой. Да, и передай своей молодой жене привет и поздравление от меня, — спохватился он.

 Коул с отвращением чертыхнулся, услышав последнюю лицемерную фразу, откинулся в кресле и закрыл глаза. Он пытался вызвать в памяти образ Дианы, чтобы смягчить хаос дня, и она тут же появилась — словно вновь шла с ним по заднему двору дома, объявив о свадьбе своим родным.

 «Для потрясенного человека ты слишком мрачен».

 «Этот мой вид еще нельзя назвать мрачным».

 «Вот как? Как же ты выглядишь, когда чем-нибудь недоволен?»

 «Пожалуй, тебе лучше не знать».

 «Ну, это мы еще посмотрим…»

 Воспоминания вызвали у Коула усмешку.