- Современная серия, #2
Глава 35
Утром, когда Мередит прокралась в комнату Мэтта, чтобы взглянуть на больного, за окном по-прежнему шел снег. Жар у Мэтта немного спал, хотя температура все еще держалась. В сером свете дня, после спокойного сна и горячего душа, неожиданный вчерашний прием казался скорее забавным, чем неприятным.
Натянув синие слаксы и ярко-желтый с синим свитер с треугольным вырезом, Мередит подошла к зеркалу, чтобы расчесать волосы, и снова начала улыбаться. Она ничего не могла с собой поделать, и чем дольше думала о вчерашней ночи, тем смешнее казалась ситуация. После бесконечной нервотрепки, волнений и тревог, после героического броска сквозь метель они едва сказали друг другу несколько фраз, прежде чем Мэтт едва не свалился у ее ног, так что пришлось тащить его в постель. Очевидно, решила Мередит, подавляя смешок, в дело вступают сверхъестественные злые силы каждый раз, когда она оказывается рядом с Мэттом.
По правде говоря, даже неплохо, что Мэтт болен — по крайней мере, у него нет сил вышвырнуть ее! И хотя она не может вывалить на него весь груз поразительных открытий, пока он в таком состоянии, к полудню Мэтт, возможно, немного оправится и сможет обсудить все достаточно рационально, у него вряд ли хватит сил, чтобы отказаться выслушать ее. Если же он все-таки попытается отделаться от Мередит, она выиграет время, сказав полуправду о том, что уронила ключи в снег, и теперь не может уехать. Ему совсем необязательно знать о запасных ключах!
Определив план дальнейших действий, Мередит причесалась и взбила волосы, пока они не рассыпались по плечам естественными волнами и завитками. Она подкрасила губы и ресницы и, в последний раз поглядевшись в зеркало, удовлетворенно кивнула: если не считать слишком отросших волос, выглядит она неплохо. Теперь остается только найти термометр и что-нибудь вроде аспирина.
Мередит прошла через холл в ванную и там в аптечном шкафчике отыскала термометр. На пузырьках с лекарствами красовались пожелтевшие от времени этикетки, и Мередит с сомнением вгляделась в них. Она почти никогда не болела, и в последний раз подхватила грипп, когда ей было двенадцать лет.
Интересно, что следует делать, когда в доме больной гриппом, да еще и бронхитом? Грипп свирепствовал среди служащих универмага, и теперь Мередит пыталась припомнить, что говорила ей Филлис о симптомах. У самой Филлис страшно болела голова, ее тошнило и ныли все мышцы. А бронхит… бронхит означает кашель и боль в груди.
Мередит отложила в сторону термометр и пузырек с аспирином и взяла флакончик метиолата. В инструкции говорилось, что им нужно смазывать порезы, поэтому она забраковала его и вынула тубу с мазью от мышечных болей, выдавила немного на палец и поморщилась от резкого запаха. Нет, это тоже не годится. Она ошеломленно оглядела полки. Беда в том, что все эти снадобья слишком устарели, их, по-видимому, вообще давно не выпускают, потому что даже названий таких она никогда не слыхала.
Наконец она обнаружила большую коричневую бутылку с надписью «Касторовое масло Смита». Плечи Мередит затряслись от смеха. Так ему и надо! Это в самом деле послужит ему уроком, решила она, хотя не знала, в каких случаях применяется касторка. Зато где-то читала, что вкус у нее омерзительный, просто омерзительный! Поэтому она прибавила бутылку к уже сделанным находкам, не собираясь, конечно, давать Мэтту касторку. Просто в шутку поставит ее на поднос вместе с лекарствами.
И только сейчас Мередит сообразила, что находится в поразительно прекрасном настроении для человека, запертого в глуши, на ферме, в одном доме с больным, который к тому же ее ненавидит. Но Мередит отнесла это за счет того, что скоро сможет положить конец этой ненависти. И еще… еще она очень хотела помочь Мэтту поправиться. Она обязана сделать это для него после всего, что ему пришлось испытать по ее вине. К этому стоило добавить еще сладостно-печальную ностальгию по ушедшей юности, заставляющую ее вновь чувствовать себя восемнадцатилетней.
Но тут Мередит заметила голубую банку и узнала широко разрекламированное средство от кашля, и хотя пахло оно ненамного лучше, чем то снадобье в тюбике, однако, наверное, поможет Мэтту. Поэтому она взяла и его и оглядела свою добычу; аспирин поможет от головной боли, но может расстроить желудок. Нужно что-то другое.
— Лед! — воскликнула Мередит вслух. — Пузырь со льдом наверняка не повредит.
Она спустилась в кухню, открыла морозильник и обрадовалась, увидев, что льда много. И тут она вспомнила красную резиновую грелку, которую видела в шкафчике за раковиной в ванной сегодня утром, когда искала полотенце. Пришлось снова подняться наверх, но на грелке не оказалось крышки. Мередит встала на колени и пошарила в шкафчике. Колпачок нашелся в самой глубине, за банкой с моющим средством, но к нему почему-то была прикреплена длинная тонкая резиновая трубка со странным металлическим зажимом на ней.
Мередит, выпрямившись, долго недоуменно рассматривала непонятное устройство, попыталась вытащить трубку, но обнаружила, что изготовитель, по какой-то причине сделал колпачок неразборным. Иного выхода не оставалось. Мередит проверила зажим, на всякий случай завязала трубку узлом, и понесла непонятный прибор вниз, чтобы наполнить его льдом и водой.
Теперь осталось решить лишь проблему завтрака, но у нее не из чего было выбирать. Нужно приготовить что-нибудь несложное и легкое, а это сразу исключали хранившиеся в шкафах припасы. Пришлось подойти к холодильнику. Там оказались пакет с мясным рулетом, еще один, с беконом, фунт масла и картонка с яйцами. В морозилке лежали два бифштекса. Мэтт, очевидно, не страдал пристрастием к диете и не боялся ни повышенного холестерина, ни чрезмерного количества калорий.
Мередит вынула масло, положила в тостер два кусочка хлеба и снова порылась в шкафах, пытаясь найти что-то приемлемое на завтрак. Но, кроме нескольких банок с супом, все остальные были с острыми пряными блюдами — тушеное мясо, спагетти, тунец, и одна — со сладким сгущенным молоком. Молоко!
Обрадованная Мередит открыла банку и налила в чашку немного молока. Оно выглядело ужасно густым, но в инструкции Мередит прочла, что его можно разбавлять или пить неразбавленным Неуверенная в том, что предпочтет Мэтт, она попробовала сгущенку и вздрогнула. Разбавленное, оно, должно быть, еще хуже! Непонятно, почему Мэтт любит его, но, по всей вероятности, так оно и есть.
Приготовив тосты, она пошла в гостиную, сняла крышку с сервировочного столика, решив использовать ее вместо подноса. Теперь она за один раз сможет унести лекарства, резиновый мешок со льдом и завтрак!
Неотвязная головная боль привела Мэтта из тяжелого сна в полубессознательное состояние, и он с трудом сообразил, что, должно быть, наступило утро. С трудом повернувшись, он вынудил себя открыть глаза, но тут же непонимающе нахмурился, увидев на ночном столике старомодный будильник, черные стрелки которого показывали половину девятого. Куда подевались электронные часы? Память медленно возвращалась. Он в Индиане… больной… И судя по тому, каких усилий ему стоило дотянуться до пузырьков с таблетками, намного лучше ему не стало. Он потряс головой, пытаясь прояснить мозги, но тут же поморщился, когда в висках снова запульсировали ненавистные молотки. Однако температура спала, ибо его рубашка промокла от пота.
Мэтт запил таблетки глотком воды и попытался взять себя в руки и пойти под душ. Но он чувствовал себя таким измученным… Может, лучше поспать еще часок, а потом попытаться снова?
На этикетке одного пузырька значилось: «Осторожно! Вызывает сонливость».
Мэтт словно сквозь дымку лениво подумал, уж не потому ли он не может стряхнуть с себя проклятое оцепенение, но тут же устало откинулся на подушку и закрыл глаза. А заснуть не смог. Какое-то назойливое воспоминание билось в голове, не давая покоя. Мередит. Он видел этот безумный сон… будто она приехала в буран и помогла ему лечь в постель. Господи, какие причудливые видения иногда посылает подсознание! Мередит скорее поможет ему свалиться с моста или обрыва или доведет до банкротства, но всякое доброе дело с ее стороны… Нет, это просто смехотворно!
Он только начал засыпать, как услышал скрип ступенек под чьими-то шагами. Внезапно и резко вырванный из полудремоты, Мэтт испуганно сел, покачнувшись от быстрого движения. Голова снова закружилась. Но едва он попытался откинуть одеяла, в дверь постучали.
— Мэтт! — окликнул мягкий голос, единственный в мире голос, мягкий и музыкальный. Голос Мередит.
Рука Мэтта замерла в воздухе. Он тупо уставился в стену и на один миг почувствовал, что снова теряет сознание.
— Мэтт, я вхожу…
Ручка повернулась, и реальность вновь ворвалась неудержимой силой. Это не сон, не мираж! Мередит на самом деле здесь!
Подтолкнув плечом дверь, Мередит медленно вплыла в комнату спиной вперед, намеренно давая ему время прикрыться на случай, если он встал, но еще не оделся. Убаюканная ложным ощущением безопасности, потому что он был относительно вежлив накануне вечером, Мередит едва не уронила поднос, когда в комнате оглушительным громом взорвался взбешенный окрик, словно неожиданно начавшееся извержение вулкана:
— Какого черта ты тут делаешь?!
— Принесла тебе поднос, — объяснила она, поворачиваясь к нему лицом и направляясь к постели, удивленная его разъяренным видом. Но даже это выражение не могло сравниться со злобно-угрожающим лицом Мэтта, когда тот разглядел резиновый мешок с длинной трубкой.
— Что, дьявол тебя побери, — заорал он, — ты собираешься делать с этим?
Мередит, полная решимости не дать ему запугать и расстроить себя, спокойно ответила:
— Это для твоей головы.
— Такова твоя идея грязной шутки? — прошипел он, с убийственной яростью уставившись на нее.
Совершенно сбитая с толку, Мередит поставила поднос на столик и мягко объяснила:
— Я положила туда лед для…
— Вижу, ты на все способна, — процедил он и объявил мертвенно-зловещим голосом:
— Даю тебе ровно пять секунд на то, чтобы убраться из этой комнаты, и еще минуту, чтобы покинуть этот дом, а то я сам тебя вышвырну.
Мэтт наклонился вперед, и Мередит поняла, что он намеревается отбросить одеяла и перевернуть поднос.
— Нет! — умоляюще вскрикнула она. — Нет смысла угрожать, потому что я никак не смогу уехать! Я уронила ключи в снег, когда вышла из машины. И даже если бы не это, все равно не уехала бы, пока не скажу все, ради чего оказалась здесь.
— Мне твои признания неинтересны, — разъяренно рявкнул Мэтт, пытаясь отбросить одеяла, и окончательно выйдя из себя, потому что пришлось ждать, когда пройдет накатившая волна головокружения.
— Ты вел себя совсем по-другому прошлой ночью, — отчаянно отбивалась она, поспешно убирая поднос, прежде чем он успел свалить его на пол. — Не представляла, что ты так расстроишься только потому, что я принесла тебе пузырь со льдом.
Мэтт замер, бессознательно вцепившись в одеяло, глядя на нее с неописуемо потрясенным видом.
— Ты сделала что? — едва выдавил он придушенным шепотом.
— Я же сказала, принесла пузырь со льдом положить на голову…
Мередит в тревоге осеклась, заметив, что Мэтт внезапно закрыл лицо руками и упал на подушки. Тело его конвульсивно сотрясалось, а из-под ладоней доносились какие-то странные звуки. Он так сильно вздрагивал, что пружины матраца заскрипели. Он дергался так неестественно, что Мередит подумала: Мэтт вот-вот задохнется или у него случится удар.
— Что случилось? — охнула она. Но кровать тряслась еще сильнее, а непонятные, похожие на икоту звуки становились все громче.
— Сейчас вызову «скорую»! — крикнула она, выбегая из комнаты. — У меня в машине телефон, и…
Она уже сбегала по лестнице, когда за спиной послышался громовой хохот, захлебывающиеся, оглушительные взрывы неудержимого смеха…
Мередит замерла, повернулась и прислушалась, только сейчас поняв, что все это время Мэтт едва сдерживал приступ совершенно неприличного веселья. Продолжая стоять на ступеньках, опираясь на перила, она сконфуженно размышляла, в чем причина столь неожиданных перемен. Эта длинная резиновая трубка беспокоила ее с самого начала, но в собранном виде эта штуковина не имела ни малейшего сходства с известными одноразовыми предметами гигиены, которые она привыкла видеть в аптеках. Кроме того, разъяренно думала она, медленно поднимаясь наверх, этот красный резиновый мешок висел на двери ванной, когда она в последний раз была здесь! Если это предмет гигиены, нечего выставлять его напоказ!
У двери Мэтта она помедлила, чувствуя себя невероятно неловко. Но тут ей пришло в голову, что стоило стерпеть любое унижение хотя бы потому, что теперь он, забыв о гневе, наверняка не попытается выкинуть ее на улицу. Даже лежащий в постели, Мэтью Фаррел казался грозным противником, а уж разъяренный, поистине вселял ужас. Но ей пора попытаться заключить с ним перемирие независимо от того, что он скажет или сделает, как ни обозлится.
Мередит наконец решилась, приняла, как ей казалось, подобающее случаю выражение вежливого смущения и вошла в спальню. Стоило Мэтту увидеть ее, как он снова скорчился в припадке смеха, правда, на этот раз изо всех сил стараясь покрепче сжать губы. Но Мередит, несмотря на предательски вспыхнувшие щеки, независимой походкой направилась к нему, сунув руки в карманы и делая вид, что не имеет никакого представления, почему это вдруг ему вздумалось так развеселиться. И чтобы окончательно придать себе выражение наивного неведения, Мередит подняла глаза к потолку и даже начала насвистывать.
Но тут Мэтт внезапно понял, почему она поспешила явиться сюда, и улыбка, таившаяся в уголках его губ, мгновенно исчезла. Очевидно, Мередит обнаружила, что он купил хаустонский участок и теперь земля обойдется ей на десять миллионов долларов дороже. Вот и примчалась сюда в надежде уговорить его, просить, умолять и делать все что угодно, лишь бы добиться своего, даже если для этого придется принести ему завтрак в постель или неусыпно дежурить у его постели. Охваченный жгучим отвращением к ее неуклюжей, неловкой попытке манипулировать им, он выжидал, пока эта интриганка заговорит. Но Мередит молчала, и Мэтт, снова загоревшись гневом, бросил:
— Как ты нашла меня?
Мередит мгновенно почувствовала, что настроение Мэтта снова изменилось к худшему.
— Я была у тебя дома прошлой ночью, — призналась она. — Насчет завтрака…
— Забудь об этом, — нетерпеливо рявкнул он. — Я спросил, как ты меня отыскала.
— Твой отец был дома, и мы поговорили. Он и объяснил, что ты отправился сюда.
— Должно быть, пустилась во все тяжкие, чтобы убедить его помочь тебе, — с нескрываемым пренебрежением хмыкнул он. — Отец видеть тебя не может.
Мередит так отчаянно стремилась заставить его выслушать, что не задумываясь уселась на постель рядом с ним.
— Мы с твоим отцом долго беседовали, и я кое-что ему объяснила. И он мне поверил. После того как… мы… поняли друг друга… он рассказал, где ты и уговорил приехать сюда и все объяснить тебе тоже.
— Тогда начинай объяснять. Только побыстрее, — сухо бросил он, откидываясь на подушки, не понимая, каким образом ей удалось войти в доверие отца. Неожиданно его разобрало любопытство. Интересно бы посмотреть, какой спектакль она разыграла перед Патриком прошлой ночью! Может, и сейчас она тоже закатит представление? Ну что ж, он и это стерпит.
Мередит посмотрела в холодное, недружелюбное лицо и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и смело встретить взгляд этих светлых глаз, еще несколько минут назад искрившихся смехом, но сейчас колючих словно ледяные швы.
— Ну? Собираешься раскрыть рот или так и будешь сидеть здесь и глазеть на меня?
Мередит сжалась, но не отвела взгляда.
— Сейчас все скажу. Объяснение, конечно, будет немного запутанным, но…
— Но, надеюсь, достаточно убедительным, — процедил он.
Вместо того чтобы, как раньше, наброситься на него с высокомерным негодованием, Мередит кивнула и криво усмехнулась:
— Надеюсь.
— Тогда выкладывай, и побыстрее! И без лишних подробностей, только основные моменты — чему ты пытаешься заставить меня поверить, что предлагаешь и что требуешь взамен. Нет, последнюю часть можешь опустить. Я знаю, что тебе нужно, просто хочу сам увидеть, какую еще уловку ты для этого изобрела.
Слова падали тяжело, беспощадно, словно удары кнута, полосуя и без того наболевшую душу, но Мередит, не опуская глаз, продолжала говорить с обезоруживающей искренностью:
— Прошу тебя поверить, что я не собираюсь лгать. И вчера вечером приехала в твою квартиру, чтобы предложить тебе прекратить войну. Кое-что для этого я уже сделала. А взамен прошу лишь одного — мира. Понимания между нами. Мне очень хочется этого.
Губы Мэтта дернулись в сардонической улыбке:
— И это все, что тебе нужно? Мира и понимания? Едкая ирония в его голосе вновь пробудила в Мередит неприятное предчувствие неминуемого упоминания о хаустонском участке.
— Я слушаю! — грубо подгонял Мэтт, видя, что она колеблется. — Ну а теперь, когда я понял, что тобой движут чисто альтруистические мотивы, послушаем, что же ты готова предложить мне.
Он, кажется, не только сомневался в ее искренности, но и не считал, будто она может предложить что-то действительно важное и значительное, поэтому Мередит выложила козырную карту, самое главное, что собиралась отдать ему, то, что было Мэтту жизненно необходимо.
— Я предлагаю одобрение твоего проекта Саутвилльской комиссией по районированию, — объявила Мередит и увидела в его взгляде откровенное удивление: как может она так явно признаваться в собственном «предательстве»? — Я знаю, что именно мой отец повлиял на членов комиссии, но хочу также, чтобы ты понял: я никогда, никогда в этом не участвовала и не соглашалась на подобную вещь. И поэтому поссорилась с ним задолго до того, как мы с тобой обедали вместе.
— Откуда вдруг такая тяга к справедливости? Уголки губ Мередит чуть приподнялись в странной полуусмешке:
— Я ожидала, что ты так скажешь. На твоем месте я тоже повела бы себя так же. Однако ты должен мне верить, потому что я смогу это доказать. Достаточно подать в комиссию новое заявление, и ты немедленно получишь согласие. Отец дал мне слово, что не только не попытается помешать тебе, но и использует все свое влияние, чтобы комиссия одобрила проект. В свою очередь, я обещаю, что он выполнит клятву.
Мэтт коротко, зло рассмеялся:
— А почему я должен поверить его слову или твоему? Ну а теперь я обещаю тебе, — продолжал он вкрадчиво-угрожающим тоном, — если мое заявление будет одобрено во вторник, к пяти часам, без повторной подачи, отзову иск, который мои адвокаты готовятся подать в среду, иск против твоего отца и сенатора Девиса за незаконную попытку повлиять на государственных чиновников, и еще один иск — против Саутвилльской комиссии по районированию за намеренное пренебрежение интересами города.
Перед глазами у Мередит все поплыло, желудок болезненно сжался. Неужели он действительно собирается сделать это? С какой поразительной быстротой он мобилизует все силы, чтобы отомстить! Что писали о нем в «Бизнес уик»: «человек из далекого прошлого, времен, когда принцип» глаз за глаз» считался справедливостью, а не безжалостной жестокой местью «…
С трудом сдерживая нервную дрожь, Мередит напомнила себе, что, невзирая на все написанное о нем, несмотря на то, что он имел все причины презирать ее, Мэтт все же пытался обращаться с ней вежливо, по-дружески не только в опере, но и за обедом, и это после того, как она оскорбила его! Только когда козни и обиды перешли все границы, он вступил в борьбу с Мередит и ее отцом.
Сознание этого не только помогло Мередит вновь обрести мужество, но и ударило в сердце острой нежностью к этому разгневанному, разъяренному мужчине, сумевшему проявить столько сдержанности.
— Что еще? — нетерпеливо бросил Мэтт, пораженный неожиданно мягким блеском глаз Мередит, когда та подняла голову и сказала:
— Не жди больше никаких гадостей со стороны отца — ни больших, ни маленьких.
— Означает ли это, — с фальшивым восторгом объявил он, — что теперь я смогу стать членом этого эксклюзивного маленького загородного клуба?
Мередит, покраснев, кивнула.
— Меня это абсолютно не интересует и никогда не интересовало. Что еще ты предлагаешь?
— И когда Мередит вновь замялась, нерешительно ломая пальцы, Мэтт окончательно потерял терпение:
— Как, и это все? Больше тебе нечего предложить? И теперь я должен простить и забыть и преподнести тебе на блюдечке то, чего ты так добиваешься?
— Что именно ты имеешь в виду? Чего я добиваюсь?
— Хаустон! — ледяным тоном пояснил он. — Среди других бескорыстных мотивов этого визита ты совсем забыла упомянуть о тридцати миллионах долларов, из-за которых ты, конечно, и примчалась ко мне домой прошлой ночью. Или я неверно оценил чистоту твоих намерений, Мередит?
Но она вновь удивила Мэтта, покачав головой и спокойно признавшись:
— Да я обнаружила, что ты купил хаустонский участок, и ты прав — именно это известие и заставило меня приехать к тебе вчера.
— А затем прилететь и сюда, — язвительно добавил Мэтт. — И теперь, когда ты здесь, решила пообещать все что угодно, лишь бы заставить меня передумать и продать тебе участок за ту же цену, что купил сам. И как далеко ты готова зайти?
— О чем ты?
— Неужели это все? Но ведь эти жалкие уступки не все, что ты можешь мне предложить?
Мередит открыла рот, чтобы ответить, но Мэтт был уже сыт по горло этими омерзительными шарадами.
— Позволь облегчить тебе трудную задачу объясняться со мной, — зло прошипел он. — Постарайся вообще не говорить на эту тему! Что бы ты ни сочинила и ни сделала, мне совершенно все равно, поверь! Можешь с озабоченным видом маячить у моей постели, можешь даже предложить забраться ко мне в постель, но хаустонский участок обойдется тебе в тридцать миллионов долларов, и ни центом меньше!
Реакция Мередит поразила его. Мэтт бросал слова, точно тяжелые камни, намереваясь ранить побольнее, угрожал ей судом, публичным скандалом, могущим уничтожить репутацию семьи Бенкрофтов, оскорблял каждым оттенком своего тона, запугивал и унижал, подвергал ее издевательствам, заставлявшим даже ожесточившихся в подобных битвах врагов и конкурентов трястись либо от страха, либо от ярости, но не смог пробиться через броню спокойного достоинства, окружавшую его жену. Собственно говоря, она смотрела на него с выражением, которое, знай ее Мэтт немного хуже, мог посчитать бы нежностью и раскаянием.
— Ты все очень ясно изложил, — мягко ответила она и медленно встала.
— Насколько я понял, ты уезжаешь? Мередит покачала головой и слегка улыбнулась.
— Я собираюсь подать тебе завтрак и с озабоченным видом маячить у постели.
— Иисусе! — взорвался Мэтт, чувствуя, как начинает терять железный контроль над ситуацией. — Неужели ты не слышала, что я сейчас сказал? Ничто на свете не заставит меня передумать и продать тебе землю дешевле!
Улыбка мгновенно пропала, но глаза все так же сияли мягким светом.
— Я верю тебе.
— И?.. — настаивал он в полнейшем недоумении, которое и отнес за счет еще не выветрившегося действия лекарства. Куда подевался гнев? Нет, все эти чертовы таблетки, из-за них он никак не может сосредоточиться!
— И принимаю твое решение как воздаяние за все несчастья, которые тебе пришлось перенести по нашей вине. Ты не мог найти лучшего способа, — вздохнула она без всякой запальчивости. — Я хотела этот участок приобрести для» Бенкрофт энд компани «, и мне ужасно больно, что он перешел к кому-то другому. Мы не можем позволить себе заплатить тридцать миллионов.
Мэтт в потрясенном неверии уставился на Мередит, но та, спокойно улыбаясь, продолжала:
— Ты отнял у меня то, чего я так страстно добивалась. Ну а теперь не можешь ли ты признать, что взял реванш, счет сравнялся и можно заключить перемирие?
Первым порывом Мэтта было послать ее к черту, но это — чисто эмоциональное побуждение, а когда речь шла о переговорах или торгах, Мэтт давно уже приучился никогда не позволять эмоциям затмевать логику суждений. А логика подсказывала, что цивилизованные отношения взрослых воспитанных людей — именно то, чего он добивался от нее во время двух последних встреч. И теперь Мередит предлагала дружбу, с поразительным тактом признавая его победу. Удивительным тактом. И почти неотразимым. Стоя здесь в ожидании его ответа, Мередит, с длинными волосами, рассыпавшимися по плечам безыскусственными локонами, и руками, засунутыми в карманы джинсов, походила скорее на натворившую что-то старшеклассницу, вызванную в кабинет директора школы, чем на руководителя крупной фирмы. И одновременно она ухитрялась выглядеть как горделивая молодая светская дама — спокойно-величественная, невозмутимо — недосягаемая, маняще — прекрасная.
Глядя на нее сейчас, Мэтт как никогда ясно понимал свою давнюю одержимость ею. Мередит Бенкрофт была квинтэссенцией женщины — изменчивая и непредсказуемая, высокомерная и милая, остроумная и серьезная, надежная и легкомысленная, невыносимо приличная и чинная… бессознательно чувственная и манящая.
И он спросил себя: какой смысл продолжать эту дурацкую войну? Если он заключит с ней мир, каждый без сожалений пойдет своей дорогой. Прошлое нужно было похоронить много лет назад, и теперь настала пора сделать это. Мэтт отомстил, и месть обойдется Мередит в десять миллионов, потому что он в жизни не поверит, будто она не сможет найти такие деньги. Он уже колебался, когда вспомнил, как она принесла ему поднос сегодня утром, и едва снова не засмеялся вслух. В тот момент, когда выражение его лица изменилось, Мередит поняла, что Мэтт готов капитулировать, — плечи ее чуть расслабились, а глаза зажглись надеждой. Слишком уж хорошо она научилась читать его мысли! Именно это заставило Мэтта продолжить ее мучения. Скрестив руки на груди, он объявил:
— Я не принимаю решений, лежа в постели.
Но Мередит не поддалась на удочку.
— Как по-твоему, завтрак может смягчить твою решимость? — осведомилась она с дразнящей улыбкой.
— Сомневаюсь, — ответил он, но улыбка оказалась такой заразительной, что Мэтт против воли ухмыльнулся.
— Я тоже, — пошутила она и протянула руку:
— Мир?
Мэтт кивнул и почти коснулся ее пальцев, но тут Мередит поспешно отняла руку и улыбнулась еще шире:
— Прежде чем ты согласишься, должна предупредить тебя кое о чем.
— О чем именно?
— Я подумываю судиться с тобой из-за хаустонского участка, — полушутя объяснила она. — И не хотела бы, чтобы все мои предыдущие замечания заставили тебя поверить, будто я добровольно примирюсь с потерей. То есть если суд не сможет заставить тебя продать землю по твердой рыночной цене, я не стану испытывать к тебе никаких претензий и смиренно приму поражение. Надеюсь, ты понимаешь, что не стоит путать личные отношения с бизнесом.
Глаза Мэтта сверкнули едва сдерживаемым смехом.
— Остается только восхититься твоей откровенностью и упорством, — почти искренне ответил он. — Однако предлагаю тебе подумать, прежде чем тащить меня в суд. Ты потратишь целое состояние на судебные издержки и все-таки проиграешь.
Мередит понимала, что он скорее всего прав, и потеря участка значила для нее не так много, как сознание того, что она сейчас выиграла гораздо больше, чем простой иск: каким-то образом она смогла вернуть радость жизни этому разочарованному гордому человеку, заставила его забыть о гневе и принять предложение мира. Полная решимости закрепить этот мир и насколько возможно разрядить атмосферу, Мередит шутливо призналась:
— Собственно, я подумывала вчинить тебе иск за ограничение свободы торговли или что-то в этом роде. Каковы мои шансы в этом случае?
Мэтт сделал вид, что размышляет, и наконец покачал головой:
— Нет, это тоже не пройдет. Однако, если ты твердо намерена судиться, я бы на твоем месте выдвинул обвинение в преступном сговоре с целью обмана третьей стороны.
— А могла бы я выиграть процесс? — заинтересованно осведомилась она.
— Нет, но заседание получилось бы намного интереснее.
— Я подумаю, — пообещала она с деланной торжественностью.
— Очень советую.
Мэтт беззастенчиво ухмыльнулся Мередит улыбнулась в ответ. И в это долгое мгновение тепла и понимания барьер гнева и скорби, возведенный между ними одиннадцать лет назад, начал с неудержимой силой рушиться, пока не рассыпался окончательно Мередит медленно, нерешительно подняла руку и протянула Мэтту в знак дружбы и доверия. Потрясенная происходящим, она молча наблюдала, как рука Мэтта тянется к ней: длинные пальцы скользят по ее пальцам, его ладонь, большая, теплая, касается ее ладони и крепко сжимает. Надежное, твердое пожатие — Спасибо, — прошептала она, поднимая глаза — Пожалуйста, — спокойно ответил он, задержав ее руку еще на секунду и тут же отпустив Прощание с прошлым. Оно ушло навек.
Словно два незнакомых человека, неожиданно разделивших что-то куда более трогательное и значительное, чем ожидали или намеревались, сделали вид, что ничего особенного не произошло. Мэтт откинулся на подушки, а Мередит поспешно подошла к забытому подносу. Краем глаза Мэтт наблюдал, как она брезгливо, кончиками пальцев взяла клизму и положила ее на пол, подальше от глаз. Вернувшись к постели, она поставила поднос на ночной столик и, вновь обретая спокойствие, объявила:
— Не знаю, как ты чувствуешь себя сегодня утром, и не думаю, что ты слишком голоден, но все-таки принесла тебе завтрак.
— Все выглядит ужасно вкусно, — кивнул Мэтт, обозревая стоявшие на подносе предметы. — Касторка — мое любимое блюдо, конечно, в качестве закуски. Наверное, эта вонючая мазь в синей банке — основное блюдо?
Мередит разразилась смехом.
— Я просто хотела тебя разыграть, потому и принесла касторку, — объяснила она.
Теперь, когда изнуряющая битва подошла к концу, Мэтт ощущал, как его глаза сами собой закрываются. Дремотные волны накатывали на него, а веки потяжелели, словно булыжники. Он чувствовал себя не столько больным, сколько смертельно усталым. Очевидно, отчасти виной этому были проклятые таблетки.
— Очень благодарен тебе, но я не голоден, — вздохнул он.
— Я так и думала, — кивнула она, изучая его лицо со странно-нежным выражением, смягчившим ее бирюзовые глаза в это утро. — Но тебе все равно нужно есть.
— Зачем? — суховато осведомился он и вдруг, хотя и запоздало, сообразил, что Мередит действительно принесла ему завтрак в постель… та самая Мередит, которая не умела включить плитку одиннадцать лет назад и не хотела даже попробовать научиться.
Тронутый такой заботой, он вынудил себя приподняться, полный решимости съесть все, что она приготовила. Мередит села рядом.
— Нужно поддерживать силы, — наставительно объявила она и, подняв с подноса стакан с белой жидкостью, протянула его Мэтту.
Тот настороженно повертел его в руках:
— Что это?
— Я нашла в шкафу банку со сгущенным молоком, подогрела его и разбавила.
Мэтт сделал гримасу, но покорно поднес стакан к губам и сделал глоток.
— С маслом, — добавила Мередит, когда он подавился.
Мэтт прислонился головой к подушке и закрыл глаза.
— Зачем? — хрипло прошептал он.
— Не знаю, но гувернантка всегда давала мне молоко с маслом, когда я болела.
Веки Мэтта чуть приподнялись, а в серых глазах мелькнули искорки юмора:
— Подумать только, что я когда-то завидовал детям богачей….
Мередит послала ему смеющийся взгляд и начала медленно приподнимать крышку с тарелки.
— А гам что? — с подозрением осведомился Мэтт. Она сняла крышку, под которой оказались два холодных тоста, и Мэтт с облегчением вздохнул, хотя сильно сомневался, что сможет бодрствовать до тех пор, пока дожует их.
— Я съем все позже, обещаю, — пробормотал он, делая сверхчеловеческое усилие воспрепятствовать векам захлопнуться. — Но сейчас я хочу спать.
Он выглядел таким измученным и ослабевшим, что Мередит нерешительно согласилась.
— Хорошо, но по крайней мере проглоти аспирин Если запьешь молоком, он не подействует на желудок.
Она протянула ему таблетки вместе со стаканом молока с маслом. Мэтт капризно поморщился, но беспрекословно подчинился приказу.
Мередит, удовлетворенно кивнув, встала:
— Может, хочешь еще что-нибудь? Мэтт конвульсивно вздрогнул.
— Только священника, — охнул он. Мередит рассмеялась. И эти нежные музыкальные звуки еще долго звенели в комнате после ее ухода, проникая в его одурманенный сном мозг, словно легкая мелодия.
Превосходно