• Современная серия, #2

Глава 48

 Мередит, закутанная в купальный халат, сидела в гостиной, держа в руке пульт дистанционного управления телевизором. Большинство станций передавали мультики, и она переключалась с одного канала на другой, пытаясь разыскать такой, где идут ночные новости, словно желая лишний раз помучить себя очередным показом вчерашнего скандала. Рядом на диване лежала воскресная газета с сенсационной историей на первой странице и снимками вчерашних участников драки. «Трибюн» решила принять насмешливый тон, поместив слова Паркера, произнесенные на пресс-конференции, над снимка ми дерущихся: «Мэтт Фаррел и я — цивилизованные люди и пытаемся уладить все как можно дружелюбнее. Вся эта проблема почти не отличается от делового контракта, еще не выполненного как полагается, и теперь остается лишь поставить точки над» i «.

 Еще ниже выделялись крупные буквы заголовка:

 « ФАРРЕЛ И РЕЙНОЛДС СТАВЯТ ТОЧКИ НАД „I“.

 На фотографиях изображался Паркер, замахнувшийся на Мэтта, Мэтт, сбивающий Паркера с ног, Паркер, лежащий на полу, и Мередит, нагнувшаяся, Учебы ему помочь.

 Мередит рассеянно отпила кофе, наблюдая за ведущим, как раз перешедшим к местным новостям.

 — Дженнет, — улыбаясь, обратился он к сидевшей рядом женщине, — я слышал, вчера вечером служилось кое-что интересное. Я имею в виду знаменитую троицу — Бенкрофт — Фаррел — Рейнолдс.

 — Совершенно верно, Тед, — ответила она с Веселым злорадством. Глядя прямо в камеру. — Большинство из нас помнит, что на пресс-конференции Паркер Рейнолдс, Мэтью Фаррел и Мередит казались такой маленькой дружной семьей. Все бы ничего, но сегодня все трое ужинали в — «Манчестер-Хаус», и кажется, вечер закончился небольшой семейной ссорой. Вернее сказать, друзья, настоящим кулачным боем! В одном углу ринга Паркер Рейнолдс, в другом — Мэтью Фаррел, Принстонский университет против университета штата Индиана, старые деньги против новых… А кто же победил?!

 Засмеявшись собственной остроте, она язвительно предложила:

 — Ну что ж, господа, делайте ставки, потому что у нас есть подробный репортаж и снимки с места событий.

 На экране появилось фото Паркера, замахнувшегося на Мэтта, и второе — там, где Мэтт бьет Паркера в челюсть.

 — Те, кто поставил на Мэтта Фаррела, выиграли, — заключила она, улыбаясь. — Второе место в матче заняла мисс Лайза Понтини, подруга мисс Бенкрофт, которая, если верить свидетелям, врезала мистеру Фаррелу хуком справа сразу после того, как был сделан снимок. Миссис Фаррел не дождалась окончания встречи, чтобы поздравить победителя и утешить побежденного. Как нам объяснили, она поспешно скрылась с поля боя в лимузине мистера Фаррела Трое сражавшихся покинули ресторан в такси…

 — О дьявол! — воскликнула Мередит и, выключив телевизор, направилась в спальню. Проходя мимо туалетного столика, она машинально включила радио.

 — Передаем девятичасовые городские новости, — объявил диктор. — Вчера вечером в ресторане «Манчестер-Хаус» на Северной Стороне произошла драка между не кем иным, как известным предпринимателем Мэтью Фаррелом, и финансистом Паркером Рейнолдсом. Как стало известно, Фаррел, муж Мередит Бенкрофт, и Рейнолдс, ее жених, вчера решили поужинать вместе…

 Мередит шлепком ладони выключила расположенную сверху кнопку.

 — Невероятно! — процедила она. С той минуты, когда их пути пересеклись в опере, все пошло наперекосяк. Мир, уютный мир, в котором существовала Мередит, перевернулся!

 Бросившись на постель, она взяла трубку и набрала номер Лайзы. Мередит уже пыталась вчера дозвониться ей, но либо Лайза выключила телефон, либо просто не ночевала дома. Паркер тоже, очевидно, где-то скрывался, потому что Мередит не смогла поговорить и с ним.

 На пятом гудке трубку сняли, и Мередит, узнав голос Паркера, на несколько мгновений оцепенела.

 — Паркер? — пробормотала она наконец.

 — М-м-м, — сонно отозвался он.

 — Ты… с тобой все в порядке?

 — Естественно, — промямлил он так невнятно, словно промучился без сна всю ночь и заснул лишь под утро.

 — О, извини, я тебя разбудила. Лайза дома?

 — М-м-м, — повторил он, и через мгновение в трубке раздался хрипловатый шепот Лайзы:

 — Кто это?

 — Мередит, — машинально ответила она, и тут страшная мысль пронзила ее: неужели они спали так близко, что Паркер сумел сразу же передать Лайзе трубку? У Лайзы в квартире два аппарата, один в кухне, а другой на ночном столике. Спать в кухне они не могли.

 Мередит потрясение вскочила.

 — Ты… ты в постели?! — выпалила она прежде, чем сумела сдержаться.

 — Угу.

 — С Паркером? — едва не спросила она, но вовремя прикусила язык. Она уже знала ответ и потому лихорадочно стиснула спинку кровати, чтобы не упасть. Комната, казалось, пошатнулась как пьяная.

 — Прости, что разбудила, — снова выдавила она и повесила трубку.

 Мир летит в пропасть, или это она окончательно потеряла способность соображать. Все, совершенно все пошло вразнос! Ее лучшая подруга переспала с ее женихом! И хотя Мередит была потрясена, все же не чувствовала, что ее предали или уничтожили. Скорее, ошеломили.

 Обернувшись, она оглядела комнату, желая убедить себя, что за последние несколько часов ничего не изменилось. Атласное покрывало, отделанное кремовыми кружевами, каскадами спускающимися до самого пола, лежало на месте, как обычно. Все десять подушек в таких же чехлах были аккуратно разложены, точно так, как она бросила их утром. Мередит была настолько убита всем случившимся, что почувствовала горькое удовлетворение, увидев, что покрывало не улетело из комнаты, унося с собой все подушки. Но тут она подняла глаза и случайно заметила свое отражение в зеркале. Даже ее лицо изменилось!

 Час спустя Мередит взяла ключи, нацепила огромные очки с темными стеклами и вышла из дома Она отправится в офис и проведет день за работой. Уж это по крайней мере она способна понять и контролировать! Мэтт не позаботился позвонить, и это удивило бы Мередит, если бы она к тому времени не дошла до точки, когда уже ничто не способно было задеть ее чувства.

 Дверь лифта открылась на самом нижнем уровне подземного гаража, и Мередит направилась к зарезервированному месту, где обычно ставила машину. Она уже завернула за угол, держа ключи наготове, но остановилась как вкопанная.

 — Машина исчезла.

 Ее машина исчезла, и кто-то уже успел поставить на это место новенький спортивный «ягуар».

 Ее машину украли! Ее стоянку заняли!

 Это переполнило чашу терпения. Последняя соломинка! Дальше уже некуда! Мередит уставилась на блестящий темно-синий «ягуар», подавляя безумный импульс взвизгнуть от смеха, сдерживая сумасшедший порыв показать судьбе «нос». Больше рок ничего, абсолютно ничего не сможет с ней сделать! Она была готова ответить ударом на удар, и чем скорее, тем лучше!

 Резко повернувшись, Мередит вернулась к лифту, поднялась в вестибюль и подошла к конторке охранника.

 — Роберт, на моей стоянке оказался чей-то синий «ягуар». Номер стоянки — Л12. Пожалуйста, велите отбуксировать его оттуда.

 — Но это, возможно, новый жилец, который не… Мередит подняла трубку телефона и протянула ему.

 — Немедленно, — зловеще-напряженным голосом предупредила она, — звоните в гараж на Лайл-стрит, и чтобы через четверть часа этой машины на моей стоянке не было.

 — Конечно, мисс Бенкрофт, сейчас. Без проблем. Отчасти удовлетворившись, Мередит широкими шагами направилась к выходу, намереваясь взять такси, а уже из офиса позвонить в полицию насчет украденной машины. Полная решимости остановить только что появившееся из-за угла такси, она метнулась вперед, но тут же замерла на месте, увидев толпу репортеров, слонявшихся у дома.

 — Мисс Бенкрофт! Насчет вчерашнего вечера… — окликнул один из них, и двое фотографов начали снимать ее. В этот момент такси остановилось, и из него вышел мужчина в огромных темных очках-консервах, почти скрывавших лицо. Не узнав Мэтта, Мередит поспешно отступила и бросилась к лифту. Ну и что из того, что теперь ей придется сидеть в собственной квартире, как в тюрьме, без права выхода? Никаких проблем! Сейчас Мередит поднимется наверх, вызовет такси по телефону и попросит подъехать к черному ходу, а потом выйдет из дома, прокрадется за мусорными баками и прыгнет в машину, как только она подъедет. О чем речь?! Уж это она сумеет сделать! Ну конечно, сумеет!

 Она успела добраться до квартиры и подняла трубку, когда в дверь постучали. Совершенно выбитая из колеи испытаниями и несчастьями последних дней, Мередит открыла дверь и ошеломленно уставилась на Мэтта, заполнившего собой проем; в темных стеклах очков отражалась она сама.

 — Доброе утро, — нерешительно улыбнулся он.

 — Неужели?.. — ответила она, впуская его.

 — И что это означает? — поинтересовался Мэтт, пытаясь разглядеть ее глаза за большими круглыми солнечными очками, чуть кривовато сидевшими на маленьком носу, боясь, что его попросту попытаются выгнать.

 — Это означает, — строго объяснила она, — что если, по-твоему, такое утро — доброе, значит, я запираюсь в кладовой и не выхожу оттуда даже для того, чтобы посмотреть, каким будет завтрашний день.

 — Ты расстроена! — догадался он.

 — Я? — саркастически осведомилась она, показывая на себя. — Я расстроена? Подумаешь, что такого случилось? Я всего-навсего заключенная в собственной квартире и не могу подойти к радио, телевизору или взять в руки газету без того, чтобы не услышать о себе интересные подробности. Не понимаю, почему такие мелочи должны меня расстроить?!

 Мэтт едва сдержал улыбку, однако Мередит успела заметить, как дернулись его губы.

 — Попробуй только засмеяться! — негодующе вскинулась она. — Это ты во всем виноват! Стоит тебе оказаться рядом, как моя жизнь превращается в ад!

 — И что же с тобой происходит? — спросил он со смехом, умирая от желания схватить ее в объятия. Мередит воздела руки к небу:

 — Все летит к черту! На работе случается такое, чего в жизни не случалось, — то бомбы подкладывают, то кто-то собирается нас захватить! Дошло до того, что только сегодня мою машину украли, кто-то занял мою стоянку, и в довершение ко всему я обнаружила, что моя лучшая подруга и мой бывший жених провели ночь вместе.

 Мэтт хмыкнул, удивляясь типично женской логике, с которой Мередит перекладывает на него вину за все неприятности, и покачал головой:

 — И ты считаешь, что я — причина всех бед?

 — Хорошо, так как же ты объяснишь это?

 — Космическим совпадением?

 — Вернее сказать, космической катастрофой, — поправила она и, вызывающе подбоченившись, сообщила:

 — Всего месяц назад я вела мирную, спокойную, упорядоченную жизнь, размеренную и достойную. Посещала благотворительные балы и танцевала. Теперь я хожу по кабакам и ввязываюсь в пьяные драки, ну а потом мчусь по улицам в лимузине, за рулем которого сидит совершенно обезумевший шофер, уверяющий, что упакован удочкой! И тут же выясняется, что он имеет в виду револьвер, поскольку рассуждает, каким образом собирается пришить тех, кто захочет нас остановить!

 Она выглядела такой прекрасной и такой разъяренной, что плечи Мэтта вновь затряслись о г смеха.

 — И это все?

 — Нет! Есть еще одно, о чем я забыла упомянуть!

 — И что же именно?

 — Это! — с торжеством провозгласила она, снимая очки. — У меня глаз подбит! Фонарь! Си…

 Мэтт, не зная, смеяться или плакать, поднял палец и осторожно коснулся крохотной синей полоски в уголке нижнего века.

 — Ну, положим, — сочувственно улыбнулся он, — до фингала или фонаря это не дотягивает. Всего-навсего малюсенькая «мышка».

 — Прекрасно! — отрезала она. — Зато я узнала новый термин!

 Не обращая внимания на колкость, Мэтт с плохо скрытым восхищением изучал почти невидимый синяк.

 — Чем это ты его замазала?

 — Подгримировала, — ответила она, нахмурившись. — А в чем дело?

 Едва не задохнувшись от смеха, Мэтт стянул очки.

 — У тебя не осталось еще немного грима? Можно позаимствовать?

 Мередит ошеломленно уставилась на такой же синяк в углу его глаза и неожиданно ощутила безумную потребность расхохотаться. Заметив, что Мэтт прикусил губу, Мередит робко хихикнула и зажала рукой рот, чтобы заглушить смех, но глаза испуганно расширились, и первый звонкий смешок вырвался на волю. Она хохотала так заразительно, что на глазах выступили слезы, и Мэтт тоже не выдержал. Когда он притянул к себе ее трясущееся тело, Мередит обмякла в его объятиях, умирая от смеха.

 Сжав ее покрепче, Мэтт зарылся смеющимся лицом в золотистые волосы, переполненный ее и своей радостью. Несмотря на внешнюю беззаботность сегодняшнего утра, Мэтт должен был признать, что почти все ее обвинения справедливы. Он терзался угрызениями совести с того момента, как увидел утренние газеты. Он действительно перевернул ее жизнь, и если бы Мередит набросилась на него, Мэтт без единого слова оправдания выдержал бы все. Но беспредельная благодарность затопила его душу, когда Мэтт понял, что она способна относиться с юмором к довольно неприятной ситуации, в которую к тому же попала по его вине.

 Немного успокоившись, Мередит чуть отстранилась.

 — Это… — еле выговорила она сквозь смех, — ..это Паркер наградил тебя «мышкой»?

 — Ну в этом случае я не был бы так оскорблен! — пошутил Мэтт. — Беда в том, что именно твоя подруга Лайза влепила мне хуком справа. А как ты заполучила свою?

 — Ты устроил.

 Мэтт перестал улыбаться:

 — Не может быть.

 — Может, — усердно закивала она, но очаровательное лицо по-прежнему светилось весельем. — Т-ты уд-дарил меня локтем, когда я наклонилась, чтобы спасти Паркера. Хотя, случись это сегодня, я, возможно, хорошенько лягнула бы его!

 — Правда?! — восторженно переспросил Мэтт. — Почему?!

 — Я уже говорила, — с трудом переводя дыхание, объяснила она. — Сегодня я звонила Лайзе проверить, все ли с ней в порядке, и они были вместе в постели!

 — Я потрясен! — объявил Мэтт. — Честно говоря, не думал, что у нее такой плохой вкус!

 Мередит немного отвернулась, чтобы снова не расхохотаться.

 — Нет, но это действительно ужасно. Подумать только, лучшая подруга в постели с твоим же женихом!

 — Просто позор! — подтвердил Мэтт с деланным негодованием.

 — Позор, — согласилась Мередит, беспомощно улыбаясь прямо в веселые глаза Мэтта.

 — Ты должна сравнять счет.

 — Не могу, — фыркнув, покачала головой Мередит.

 — Но почему?

 — Потому что, — выдохнула она, снова разражаясь смехом, — у Лайзы нет жениха!

 Она снова упала в объятия Мэтта, смеясь над собственной дурацкой шуткой, и уткнулась лицом ему в грудь, гладя по спине нежными руками. Она льнула к нему так же инстинктивно, как в те, давно забытые ночи их взаимной страсти. И Мэтт понял — физически она до сих пор принадлежит ему. Он крепче прижал ее к себе и тихо, заговорщически предложил:

 — Я знаю способ отомстить.

 — Какой же? — хмыкнула она.

 — Лечь в постель со мной.

 Мередит на мгновение замерла, поспешно отступила, все еще улыбаясь, но теперь уже не весело, а смущенно.

 — Я… мне нужно позвонить в полицию насчет машины, — резко переменила она тему, направилась к письменному столу и выглянула из окна.

 — О, вот и тягач прибыл! — весело сообщила она, поднимая трубку. — Я попросила охранника отбуксировать машину, которая занимает мою стоянку.

 На лице Мэтта промелькнуло странное выражение, но Мередит была слишком поглощена тем, что он неожиданно шагнул за ней, и ничего не заметила. Но когда Мэтт поспешно нажал на рычаг и взял у нее трубку, Мередит с легкой тревогой взглянула на него. Он не оставил попыток затащить ее в постель, а ее воля к сопротивлению почти истощилась. Ему просто нельзя противиться, и, кроме того, так хорошо смеяться вместе..

 Но вместо того чтобы потянуться к ней, Мэтт мягко спросил:

 — Как звонить охраннику?

 Мередит объяснила, не сводя с него сконфуженного взгляда.

 — Это Мэтт Фаррел, — сказал он охраннику. — Пожалуйста, спуститесь в гараж и попросите водителя буксира оставить в покое машину моей жены.

 Охранник, по-видимому, возразил, что автомобиль мисс Бенкрофт — «БМВ» восемьдесят четвертого года, а теперь на его месте стоит синий «ягуар». Мэтт кивнул.

 — Знаю. «Ягуар»— это подарок ко дню рождения.

 — Что? — охнула Мередит.

 Мэтт повесил трубку и с легкой улыбкой повернулся к ней, но Мередит не улыбалась, потрясенная безумной щедростью подарка, охваченная паникой от сознания того, что он по-прежнему пытается оплести ее паутиной, и крайне встревоженная предательским толчком сердца, отчаянно заколотившегося при звуке этого низкого голоса, произнесшего всего два слова «моя жена». Она начала с менее важных вопросов, потому что не находила в себе сил узнать все, что ее по-настоящему волновало.

 — Где же моя машина?

 — На стоянке ночного сторожа, этажом ниже.

 — Но… но как тебе удалось завести ее и отогнать туда? Ты ведь сам говорил на ферме, что если попытаться завести ее без ключа, сигнализация сразу же выключит мотор.

 — Для Джо О'Хары таких проблем не существует.

 — Как только я увидела этот пистолет, сразу же поняла, что он, вероятно, просто… просто уголовник.

 — Вовсе нет, — сухо ответил Мэтт. — Он прекрасный специалист по машинам.

 — Но я… наверное, я не могу принять такой дорогой подарок…

 — Можешь, дорогая, — ответил Мэтт, — можешь. И Мередит почувствовала, как это снова происходит. Ожило прежнее магнетическое притяжение его тела и голоса, от которого она, казалось, плавится, как снег на солнце, и всего лишь оттого, что он назвал ее «дорогой». Она отступила и дрожащим голосом пролепетала:

 — Я… я еду в офис.

 — Вряд ли, — мягко ответил Мэтт.

 — Ты о чем?

 — По-моему, у нас есть дела поважнее.

 — Какие же именно?

 — Я покажу тебе, — хрипло пообещал он, — в постели.

 —  — Мэтт, не делай этого со мной, — умоляюще попросила она, поднимая руку, словно пытаясь отстранить его, и снова отступила.

 Но Мэтт шагнул к ней.

 — Мы хотим друг друга. И всегда хотели.

 — Но мне действительно необходимо ехать в офис. У меня куча работы.

 Она снова отстранилась в том же ускользающем вальсе, которым когда-то поддразнивал ее Мэтт, но глаза оставались теплыми и испуганными, потому что Мередит сознавала… сознавала, что теперь уже слишком поздно пытаться скрыться от него.

 — Лучше сдавайся, любимая. Этот танец окончен. Следующий мы танцуем вместе.

 — Пожалуйста, не называй меня «любимой»! — вскрикнула Мередит, и Мэтт понял, что она действительно чем-то напугана.

 — Чего ты боишься? — спросил он, медленно преследуя отходившую к дивану Мередит, пытаясь заманить ее в спальню.

 Действительно, почему она боится? — свирепо думала Мередит. Как объяснить ему, что она не желает любить человека, который ее не любит… что не желает всю жизнь оставаться уязвимой и терпеть муки и получать удары в сердце, не желает, как одиннадцать лет назад, превращаться в покинутую жену… что она наверняка очень скоро надоест ему, и… и вряд ли переживет еще раз его потерю… а ведь он обязательно уйдет…

 — Мэтт, выслушай меня. Остановись на минуту и выслушай меня, пожалуйста!

 Мэтт замер на месте, потрясенный отчаянием в ее голосе.

 — Ты сказал, что хочешь детей, — выпалила Мередит, а я не смогу родить. Со мной что-то неладно… риск слишком велик.

 Но Мэтт лишь пожал плечами:

 — Мы кого-нибудь усыновим.

 — А что, если я вообще не хочу детей? — вскинулась она.

 — Тогда мы не станем никого усыновлять.

 — Но я не собираюсь отказываться от карьеры…

 — Я этого и не ожидал.

 — Господи, затем ты все усложняешь? — заплакала она. — Неужели не можешь оставить мне хотя бы немного гордости? Я пытаюсь объяснить, что не могу оставаться твоей женой, не вынесу, если мы станем жить вместе, как этого, очевидно, хочешь ты.

 Она говорила так горячо и неподдельно-искренне, что Мэтт побелел.

 — Не возражаешь, если я спрошу, почему? Почему, черт побери?

 — Возражаю.

 — Но тем не менее хотелось бы выслушать, — напряженно процедил Мэтт.

 При виде заледеневшего лица Мэтта Мередит, словно защищаясь, скрестила руки на груди, рассеянно растирая их ладонями, как от непереносимого холода.

 — Слишком поздно. Нельзя вернуть прошлое, — начала она.. — Мы изменились. Ты изменился. Не могу притворяться, что… что совершенно ничего не испытываю к тебе. Это было бы не правдой. Ты знаешь, я неравнодушна к тебе. И всегда была… — с жалкой улыбкой призналась Мередит, пристально глядя в серые непроницаемые глаза, пытаясь найти там понимание и обнаруживая лишь холодное безразличие. Мэтт явно выжидал, пока она выскажет все, что хотела. — Возможно, останься мы вместе, все стало бы по-иному, но этому не суждено было случиться Теперь ты увлекаешься секс-бомбами, кинозвездами и смазливыми европейскими аристократками, а я не могу соперничать г ними, не могу и не желаю!

 — Но я не прошу тебя быть никем, кроме как собой, Мередит.

 — Этого тебе недостаточно, — горько вздохнула она. — И я не могу жить с тобой, зная это, зная, что когда-нибудь ты будешь стремиться к тому, что я не могу тебе дать.

 — Если ты имеешь в виду детей, мне казалось, что мы уже обо всем договорились.

 — Мне так не показалось, но я думаю, ты безрассудно отказался от радости, которую могут дать дети, только чтобы заставить меня согласиться со всем, чего ты требуешь. Но сейчас я говорю не о детях, а о других женщинах! Я никогда не буду той, кто тебе нужен Никогда!

 Глаза Мэтта широко раскрылись:

 — О чем ты?

 — Я как-то пыталась объяснить тебе раньше… все, что я чувствую, когда мы занимаемся любовью. Мэтт, — пробормотала она, задыхаясь, — люди… то есть мужчины, считают меня фригидной. Д-даже в колледже они так думали. Конечно… конечно, они не совсем правы, но я… я не такая, как остальные женщины.

 — Продолжай, — настойчиво попросил Мэтт, но глаза его зажглись каким-то странным светом.

 — Через два года после того как мы расстались, в колледже я попыталась переспать с одним парнем и потерпела сокрушительное фиаско. Я возненавидела себя и его. Остальные студентки в кампусе заводили любовников и наслаждались сексом, но только не я. Я не могла.

 — Если бы они прошли через все то, что пришлось вытерпеть тебе, — перебил Мэтт, охваченный такой нежностью, что был едва способен выговаривать слова, — вряд ли рвались бы в постель с мужчиной.

 — Я тоже так думала, но ошибалась. Паркер вовсе не неуклюжий, сексуально озабоченный мальчишка-студент, и он… он, кажется, тоже считает меня не слишком чувственной Правда, не протестует, но тебе… тебе этого недостаточно.

 — Ты сама не понимаешь, что говоришь, милая.

 — Ты просто не замечаешь, что я чувствую себя неловкой и неумелой. Да я и есть именно такая!

 Мэтт проглотил усмешку и мрачно осведомился:

 — И неумелой тоже? Неужели все так плохо?

 — Гораздо хуже — И это все причины, по которым ты так боишься вернуться к тому, что было одиннадцать лет назад?

 «Ты не любишь меня, черт возьми!»— подумала она.

 — По крайней мере те, что я считаю важными, — солгала Мередит.

 Мгновенно успокоившись, Мэтт убедительно ответил:

 — Думаю, мы сможем преодолеть все препятствия прямо сейчас. Я не преувеличивал, когда говорил о детях. И о карьере тоже. Надеюсь, твои тревоги об этом улеглись. Что же касается других женщин… эта проблема ненамного сложнее. Знай я, что этот день настанет, поверь, жил бы совершенно по-другому все эти одиннадцать лет К несчастью, я не могу изменить прошлое, однако готов поклясться, что оно, это прошлое, не такое уж грязное или бурное, как ты привыкла считать. И поверь, — добавил он, с нежной улыбкой глядя в ее запрокинутое лицо, — ты — все, что мне нужно в жизни. Все.

 Беспомощно, как бабочка к огню притягиваемая хрипловатыми нотками в его голосе и чувственным, неотразимым блеском глаз, Мередит молча наблюдала, как Мэтт сбрасывает спортивную куртку и швыряет ее на диван, но, совершенно ошеломленная его словами, не понимала смысла происходящего.

 — И выбрось из головы все мысли о фригидности. Это чистый абсурд. Воспоминания о том, что я испытал в постели с тобой, преследовали меня все эти годы. И если считаешь, что ты одна чувствовала себя неуверенно всегда, когда мы были вместе, то ошибаешься. Я не раз чувствовал себя ни на что не пригодным. Как бы часто я ни твердил себе, что не нужно торопиться, следует попытаться дать тебе настоящее наслаждение, так и не смог ничего поделать, потому что стоит мне прикоснуться к тебе, и я теряю голову от желания.

 Слезы радости и облегчения обожгли ее глаза. Он хотел сделать ей дорогой подарок на день рождения, но слова его были куда более драгоценным даром, так много значившим для нее. Мередит зачарованно слушала, как он шепчет:

 — Телеграмма твоего отца терзала меня много месяцев. Я мучился, повторяя себе, что ты наверняка осталась бы со мной, если бы я любил тебя больше, лучше, сильнее…

 Неожиданная улыбка осветила его мужественное лицо, а в голосе появилась шутливая торжественность:

 — Надеюсь, вопрос о фригидности больше не возникнет.

 Мэтт заметил, как на бледных щеках Мередит вспыхнули красные пятна. Очевидно, его слова подействовали на нее.

 — Остается лишь одна крошечная причина, из-за которой ты не хочешь оставаться моей женой.

 — Какая именно?

 — Ты считаешь себя неумелой и…

 — Неуклюжей, — рассеянно вставила она, пристально глядя, как он лениво развязывает галстук. — И… и ничтожной.

 — Представляю, как все это должно было на тебя подействовать, — с притворной мрачностью согласился Мэтт. — Но, думаю, скоро твои сомнения рассеются.

 Он расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.

 — Что ты делаешь? — возмутилась Мередит, широко раскрыв глаза.

 — Раздеваюсь, чтобы ты могла сделать со мной все, что пожелаешь.

 — Не смей расстегивать вторую пуговицу… кому я сказала!

 — Ты права. Этим следует заняться тебе. Ничто не дает человеку ощущения большей силы и всемогущества, чем возможность вынудить другого человека стоять совершенно неподвижно, пока его раздевают.

 — Кому и знать, как не тебе?! Ты, вероятно, проделывал это десятки раз.

 — Сотни. Подойди ко мне, дорогая.

 — Сотни?!

 — Я пошутил.

 — Не смешно!

 — Ничего не могу с собой поделать. Я всегда шучу, когда нервничаю.

 — А ты нервничаешь? — пробормотала Мередит.

 — Да я вне себя от страха, — серьезно объявил Мэтт. — Никогда еще я так не рисковал. То есть… если наш маленький эксперимент закончится неудачей, я буду готов признать, что мы действительно не предназначены друг для друга.

 Последние остатки сопротивления растаяли как дым. Мередит любила Мэтта… всегда любила. И страстно желала его, так же страстно, как хотела, чтобы он отвечал ей взаимностью.

 — Это не правда.

 Хриплым от возбуждения и нежности голосом Мэтт пробормотал, открывая ей объятия:

 — Пойдем со мной, дорогая. Пойдем в постель. Обещаю, что после этого ты никогда больше не будешь сомневаться ни во мне, ни в себе.

 Мередит, чуть поколебавшись, шагнула навстречу. Они оказались в спальне, и Мэтт сделал все, чтобы сдержать обещание: заставил Мередит выпить шампанского, чтобы немного успокоиться, заверил, что каждый поцелуй или ласка, которыми она наслаждается, и для него столь же волнующи, превратил свое тело в инструмент для обучения любви женщины, даже голос которой возбуждал его. И не делал усилий, чтобы скрыть или сдержать реакцию на каждое ее прикосновение. Мэтт превратил следующие два часа своей жизни в почти невыносимую пытку, страстные терзания, мучительную агонию, ибо его жена, преодолевшая многолетнюю застенчивость, делала все возможное, чтобы довести его до высшей точки любовного экстаза.

 — Но я не совсем уверена, что тебе это нравится, — пробормотала она, припав губами к его набухшей плоти.

 — Пожалуйста, не делай этого, — взмолился Мэтт.

 — Но тебе это не правится?

 — Ты же сама все видишь.

 — Тогда почему просишь меня остановиться?

 — Попробуй продолжать и через минуту увидишь, что случится.

 — А это тебе нравится?

 Ее язык коснулся сосков, и Мэтт затаил дыхание, чтобы не застонать.

 — Да, — наконец выдавил он и вцепился в спинку кровати, сжав зубы, когда она оседлала его и резкими толчками начала двигаться, полный решимости позволить ей все-все на свете.

 — Так мне и надо за то, что влюбился в президента фирмы, вместо того чтобы завести роман с глупенькой старлеточкой, — пошутил он, охваченный исступленным желанием, сам не понимая, что говорит. — Следовало бы знать, что президент захочет быть наверху…

 Прошло несколько мгновений, прежде чем Мэтт понял, что Мередит неподвижно застыла.

 — Если ты остановишься сейчас, дорогая, и не позволишь мне кончить, я наверняка умру.

 — Что? — прошептала она.

 — Не останавливайся, иначе, несмотря на все обещания, я не выдержу и сам окажусь наверху, — выдавил он, поднимая бедра и вонзаясь в тугое влажное тело.

 — Ты любишь меня?

 Мэтт закрыл глаза, судорожно сглотнул и, еле ворочая языком, умудрился спросить:

 — А ты как думаешь? Ради чего, по-твоему, я здесь?

 Он открыл глаза и даже в полутемной комнате увидел повисшие на ресницах Мередит слезы.

 — Не смотри на меня так, — умоляюще попросил он, отпуская спинку кровати и прижимая Мередит к груди.

 Слезы хлынули летним ливнем.

 — Пожалуйста, не плачь. Прости, что сказал это, — шепнул он, в беспомощном отчаянии целуя ее, уверенный, что она не желает ничего слышать о его чувствах и он только все испортил. — Я не собирался признаваться так скоро.

 — Скоро? — яростно повторила Мередит, смеясь и плача. — Скоро? — всхлипнула она. — Я почти полжизни ждала, когда ты скажешь это.

 И, прижавшись мокрой щекой к его груди, ощущая, как сливаются их тела, она призналась:

 — Я люблю тебя, Мэтт.

 И не успели слова слететь с языка, как Мэтт, судорожно дернувшись, излился в нее, вздрагивая, стискивая податливые плечи, впиваясь пальцами в узенькую спину, зарывшись лицом в длинную шею, бессильный и одновременно всемогущий, потому что она наконец произнесла то, что так давно скрывала.

 Мередит обняла Мэтта, сжимая его плоть невидимыми тисками.

 — Я всегда любила тебя, — выдохнула она. — И всегда буду любить.

 Оргазм, почти затихший, взорвался с новой силой, и Мэтт тихо, мучительно застонал, врезаясь в нее еще глубже, испытывая жгучее, вулканически-буйное наслаждение, потрясенный тем, что оно вызвано не ласками, заученными приемами, а словами. Ее словами.

 Мередит, оставаясь по-прежнему в объятиях Мэтта, повернулась на бок и припала к нему, усталая и счастливая.

 

 А в это время в Нью-Орлеане, хорошо одетый мужчина зашел в одну из примерочных кабинок осаждаемого покупателями универмага «Бенкрофт». В правой руке он нес выбранный костюм, в левой — пакет с эмблемой универмага «Сэкс»и маленьким пластиковым взрывным устройством внутри. Через пять минут он вышел, по-прежнему держа костюм, который и вернул на вешалку.

 В Далласе женщина вошла в кабинку женского туалета универмага «Бенкрофт энд компани». При ней были дорогая кожаная сумочка и пакет из магазина «Блумингдейл». Уходя, она захватила только сумочку.

 В Чикаго один из посетителей, нагруженный свертками из магазина «Маршалл Филд», поднялся на лифте в отдел игрушек универмага «Бенкрофт», расположенного в самом центре, и оставил маленький сверток у ограды домика Санта-Клауса, где толпились дети, которым не терпелось сфотографироваться на коленях у доброго деда.

 Чуть позже в нескольких милях от магазина Мэтт посмотрел на часы, поднялся и помог Мередит убрать остатки обеда, который они съели после того, как вновь , любили друг друга перед пламенем камина. Они решили испытать новую машину Мередит, по дороге остановились у итальянского ресторанчика и захватили еду с-собой, поскольку оба хотели побыть наедине.

 Мередит загрузила последнюю тарелку в посудомоечную машину и уже хотела обернуться, когда сзади , оказался Мэтт. Она ощутила его присутствие за мгновение до того, как его руки сжали ее талию и он привлек ; ее к себе.

 — Счастлива? — хрипловато спросил он, дотронувшись губами до ее виска.

 — Очень, — кивнула она, улыбаясь.

 — Уже десять. , — Знаю.

 Губы Мередит вздрогнули. Она приготовилась к тому, что неминуемо должно было последовать… и не ошиблась.

 — Моя постель больше твоей. И квартира тоже. Я сейчас же могу заказать на утро фургон для перевозки мебели.

 Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Мередит повернулась к нему лицом и коснулась ладонью его щеки:

 — Я не могу переехать к тебе… пока.

 Она ощутила, как под пальцами сжались его челюсти.

 — Не можешь или не хочешь?

 — Не могу.

 Мэтт кивнул, принимая ее ответ, но все же мгновенно отстранился.

 — Хотелось бы знать, почему? Сунув руки в карман халата, Мередит отступила и попыталась объяснить:

 — Вспомни, лишь на прошлой неделе я стояла рядом с Паркером и публично объявляла, что мы поженимся, как только получу развод. Если я сейчас перееду к тебе, Паркер в глазах людей будет выглядеть последним идиотом, а сама я — дурой, которая не может решить, с кем ей остаться, или, еще того хуже, настолько тщеславной и безмозглой, что уходит к мужчине только потому, что он вышел победителем в драке…

 Мередит ждала, что Мэтт станет делать — спорить или соглашаться, но он, присев на стол, продолжал молчать, бесстрастно глядя на нее. Мередит поняла, что он ни в грош не ставит мнение людей, и это делало ее тревоги столь незначительными, что она выдвинула еще одну причину:

 — Мэтт, я не хотела рассказывать тебе о последствиях прошлой ночи, но может случиться так, что меня вызовут на заседание совета директоров и попросят дать объяснение. Неужели не понимаешь, в каком положении я оказалась? «Бенкрофт»— старинная, уважаемая фирма, совет директоров установил крайне строгие правила, они и без того не хотели видеть меня президентом. Всего несколько дней назад на пресс-конференции я заявила, что у нас нет никаких шансов на примирение. Как будет выглядеть, если я всего через несколько дней переезжаю к тебе? Но это еще не все. Из-за меня затеяна пьяная драка, и если бы хозяин вызвал полицию, нас всех арестовали бы. Повезет еще, если совет директоров не применит ко мне статью о моральном уровне, внесенную в мой контракт, и не попросит меня подать в отставку.

 — Они не посмеют сделать это из-за такой малости! — воскликнул Мэтт с презрением, казалось, ничуть не встревоженный.

 — Могут и посмеют.

 — На твоем месте, я бы назначил новый совет директоров.

 — Хотела бы я последовать твоему совету, — сухо улыбнулась Мередит. — И насколько понимаю, твои директора делают все, что угодно тебе?

 Дождавшись его кивка, она вздохнула.

 — К сожалению, ни я, ни мой отец не контролируем наш совет. Мало того, что я женщина, я еще и очень молода, и они вовсе не горели желанием видеть меня на посту и, о, президента. Неужели не видишь, как я расстроена?

 — Ты способный, сведущий администратор, и это все, что должно их волновать. Если они созовут совещание и пригрозят тебя сместить, не защищайся, а нападай. Ты не торгуешь наркотиками, не управляешь публичным домом и всего-навсего присутствовала при драке.

 — Именно это ты и сказал бы им? Насчет наркотиков и публичного дома?

 — Нет, — покачал он головой. — Я послал бы их в задницу.

 Мередит неожиданно фыркнула, представив лица директоров, вздумай она последовать совету мужа.

 — Надеюсь, это несерьезно? — осведомилась она, видя, что Мэтт, кажется, не разделяет ее веселья.

 — Совершенно серьезно. Конечно, необязательно выражаться такими словами, можно и помягче, но смысл в том, что нельзя прожить жизнь, угождая всем. Чем больше будешь стараться, тем сильнее они будут давить лишь для того, чтобы иметь удовольствие видеть, как ты пляшешь под их дудку.

 Мередит знала, что он прав, но только не в этих обстоятельствах. Прежде всего, ей совершенно не хотелось навлекать на себя гнев совета, во-вторых, она пыталась использовать свое положение, чтобы выиграть во времени. Она любила Мэтта, но он еще оставался для нее совершенно незнакомым человеком. Мередит не была готова связать с ним жизнь. Нет, только когда она будет твердо уверена, что тот рай, который он обещал ей, действительно существует. Но по выражению лица Мэтта она с ужасом почувствовала, что он догадывается о ее мотивах. И следующие слова подтвердили это подозрение:

 — Раньше или позже, Мередит, тебе придется рискнуть и полностью мне довериться. Иначе получается, что ты обманываешь меня и себя. Нельзя стоять на обочине жизни и делать маленькие ставки на исход борьбы. Либо ты бросаешься в омут вниз головой и рискуешь всем, чтобы сыграть по-крупному, либо лучше вообще не играть. Но кто не играет, тот не выигрывает.

 Мередит подумала, что, с одной стороны, это весьма привлекательная, а с другой — ужасающая философия, гораздо более подходящая ему, чем ей.

 — Как насчет компромисса? — предложила она с неотразимой улыбкой.

 — Почему бы мне действительно не нырнуть… только не в омут, а на мелководье и остаться там, пока не привыкну?

 После нескольких мгновений напряженного молчания Мэтт кивнул.

 — И надолго?

 — Не очень.

 — А пока ты мучишься размышлениями, как глубоко осмелишься зайти, что прикажешь делать мне? Ждать, терзаться и гадать, не сумеет ли твой папочка снова убедить тебя бросить мужа и поскорее подать на развод?

 — У меня достаточно мужества, чтобы выстоять против отца, независимо от того, станет ли он на нашу точку зрения или нет, — вскинулась она так свирепо, что Мэтт даже улыбнулся. — Меня волнует другое — согласишься ли ты пойти ему навстречу и помириться, если, конечно, он все поймет? Ради меня!

 Она ожидала, что Мэтт согласится, но совсем забыла, как сильна его ненависть. Он покачал головой:

 — Сначала нам нужно свести счеты, и условия буду ставить я.

 — Он очень болен, Мэтт, — предостерегла Мередит, охваченная ужасным предчувствием беды. — И не перенесет удара.

 — Попытаюсь не забывать об этом, — коротко бросил Мэтт, но взгляд его тут же смягчился:

 — Ну а теперь: кто где будет спать ночью?

 — Как по-твоему, те репортеры, которые видели, как ты вошел сюда, все еще торчат под дверью?

 — Возможно, один-два, из самых упрямых. Мередит прикусила губу, не в силах попросить его уйти, но зная, что Мэтт не должен оставаться.

 — Тогда ты не можешь ночевать здесь, верно?

 — Очевидно, нет, — процедил он таким тоном, что Мередит со стыдом почувствовала себя последней трусихой.

 Мэтт заметил, как мрачно потемнели ее глаза, и наконец улыбнулся:

 — Хорошо, отправлюсь домой и проведу ночь один. Это мне наказание за то, что вчера подрался с Паркером. Кстати о драке. Правда, виноват я, потому что именно мое замечание заставило твоего подвыпившего жениха броситься на меня, но, поверь, я сам не сознавал, что происходит, потому что все это время смотрел на тебя, а в следующую секунду краем глаза заметил кулак, летящий прямо в лицо. Мне показалось, что это какой-то пьяница в баре решил» немного развлечься, и я действовал чисто инстинктивно.

 Мередит подавила невольную дрожь, запоздало ужасаясь убийственной скорости, жестокости, с которой Мэтт свалил с ног Паркера… бешеному выражению его лица в ту секунду, когда он сообразил, что на него напали. Но она тут же постаралась избавиться от неприятных мыслей. Мэтт никогда не был и не будет тем лощеным, элегантным, воспитанным мужчиной, к обществу которых она привыкла. С самого детства он вел тяжелую жизнь среди грубых, безжалостных людей и вырос упорным и беспощадным. Но только не с ней, думала она с нежной улыбкой и, протянув руку, откинула с его виска темную прядь.

 — Если ты думаешь, — мрачно заметил он, — что стоит тебе вот так улыбнуться, и заставишь меня согласиться на все, ты права.

 И он немедленно стал самим собой, непроницаемым и бесстрастным:

 — Однако, хотя я намерен держать пока наши отношения в секрете, включая и тайные посещения твоего дома, я собираюсь проводить с тобой много времени, включая и ночи. Я добуду для тебя пропуск, чтобы ты могла сразу спускаться в подземный гараж. И если понадобится, сам стану у дверей, чтобы отвлечь проклятых репортеров, когда ты поднимаешься наверх.

 Он выглядел таким расстроенным перспективой иметь дело с назойливыми представителями прессы, что Мередит не выдержала и преувеличенно благодарным тоном спросила:

 — Ты сделал бы это? Ради меня?

 Но вместо того чтобы рассмеяться, Мэтт принял вопросы всерьез и крепко обнял ее:

 — Ты и представления не имеешь, — свирепо прошептал он, — на что я готов пойти ради тебя!

 Его рот приоткрыл ее губы в исступленном, грубом, безумном поцелуе, лишившем ее способности дышать и мыслить. И когда Мэтт поднял голову, Мередит прильнула к нему.

 — Ну вот, теперь, когда ты почти так же несчастна по поводу сегодняшней ночи, как и я, — добавил он с мрачным юмором, — попытаюсь выбраться отсюда прежде, чем репортеры, стерегущие у дверей, решат отправиться домой и позволят нам вместе провести ночь Мередит проводила его до двери, со стыдом сознавая, что он прав: после этого поцелуя ей до боли хотелось провести ночь в его объятиях. Она не сводила глаз с Мэтта, пока он надевал пиджак и повязывал галстук. Одевшись, он понимающе поднял брови;

 — Тебя что-то мучит?

 Да, она терзалась желанием вновь ощутить его губы на своих. Воспоминания о бурных, ослепительно прекрасных минутах, проведенных ими в постели, не давали покоя, и Мередит Бенкрофт с томно-зазывной улыбкой схватила мужа за галстук, медленно потянула к себе, дерзко глядя в затуманенные желанием глаза, и когда Мэтт был совсем близко, приподнялась на носки и одарила его поцелуем, от которого Мэтт задохнулся.

 После его ухода Мередит закрыла дверь и, прислонившись к ней, закрыла глаза, мечтательно улыбаясь. Губы припухли после жгучего поцелуя, волосы растрепаны его любящими руками, щеки горят. Она ощущала себя женщиной, которую только сейчас любил мужчина, любил страстно, и она отвечала ему свободно и раскованно. Сны стали явью.

 Она продолжала улыбаться при мысли о тех нежных, бесстыдных словах, которые Мэтт говорил ей, в ушах звучал глубокий низкий голос:

 — Я люблю тебя.

 — Я никому не дам тебя обидеть.

 — Ты и представления не имеешь, что я готов сделать для тебя!

 

 В сорока милях к северо-востоку от Бельвиля, штат Иллинойс, еще одна патрульная машина, скрежеща тормозами, остановилась рядом с остальными, скопившимися на окруженном деревьями отрезке уединенной проселочной дороги. Красно-синие сигнальные огни неестественным блеском мерцали в темноте. В небе слышался шум полицейского вертолета, освещавшего путь поисковой группе и полицейским с собаками, которые прочесывали лес в поисках улик. В неглубокой канавке на обочине следователь нагнулся над телом человека средних лет. Перекрикивая треск мотора и рев вертолетных лопастей, он окликнул местного шерифа.

 — Вы зря тратите время с вашими поисковыми партиями, Эммет. Даже днем никаких улик тут не найдешь. Этого парня выбросили из машины или грузовика, и тело скатилось сюда.

 — Ошибаетесь! — торжествующе воскликнул Эммет и, направив луч фонарика на какой-то предмет, поднял его.

 — Черта с два! Говорю же, кто-то избил этого типа до полусмерти и вышвырнул на дорогу.

 — Ошибаетесь, — повторил Эммет, подходя к следователю. — Глядите-ка, бумажник!

 Следователь мотнул головой в сторону мертвеца:

 — Его?

 — Посмотрим, — ответил шериф, и, осветив фонариком фото на водительских правах, поднял одеяло с лица потерпевшего.

 — Его! — торжествующе провозгласил он, поднося права поближе к свету.

 — Черт! И не выговоришь! Какое-то иностранное имя — Станислас… Шпигальски.

 — Станис… — пробормотал следователь. — Это не тот мошенник-адвокат, которого сцапали недавно в Бельвиле?

 — Клянусь Богом, вы правы!