• Уэстморленды [Джудит Макнот], #1

Глава 17

 Гроза, два дня копившая силы, разразилась с мстительной злобой, почти непроглядной тьмой затянув небо после обычного часа восхода. Дождь хлестал по головам, заливал лица, чуть ли не пополам гнул высокие деревца, а компания все же упорно продвигалась вперед, при малейшей возможности укрываясь под листвой.

 Сгорбившись, Ройс подставил дождю спину, злясь, что заодно укрывает от непогоды женщину, которая стала причиной всех несчастий, а теперь уютно спит у него на груди.

 Солнце над головой было полностью скрыто черными тучами, и казалось, что они скачут на нескончаемой заре. Если б не ливень, давно добрались бы до намеченной Ройсом цели. Он лениво потрепал Зевса по лоснящейся шее, весьма довольный потомком Тора, несшим двойную ношу с той же легкостью, что и его отец. Легкое движение затянутой в перчатку руки вроде бы пробудило Дженни от дремоты, и она крепче прильнула к теплому телу Ройса. Когда-то, не так давно, такое же мимолетное прикосновение внушило бы ему желание теснее прижать ее к себе, но не теперь. Никогда больше. Когда ему понадобится ее тело, он им воспользуется, но никогда уже не проявит ни нежности, ни заботы. Он разрешит себе удовлетворять похоть с хитрой маленькой потаскушкой, и ничего больше. Никогда. Ее молодость, огромные синие глаза, трогательное вранье одурачили его однажды, но никогда больше не одурачат.

 Словно внезапно сообразив, где она находится и что делает, Дженни заерзала в его руках, открыла глаза и стала оглядываться, пытаясь осознать происходящее:

 – Где мы?

 Она чуть охрипла после сна, выговаривая эту фразу, первую после спуска по стене замка, и Ройс вспомнил, что этот голос звучал точно так же, когда он разбудил ее, чтобы снова заняться любовью в бесконечную страстную ночь, проведенную вместе в Хардине.

 Стиснув зубы, холодно перебирая воспоминания, он посмотрел на ее обращенное кверху лицо и заметил, что обычно написанное на нем высокомерие сменилось недоумением.

 Он молчал, и она переспросила, слабо вздохнув:

 – Куда мы едем?

 – На запад через юго-запад, – неопределенно ответил он.

 – Не совершу ли я ничего страшного, если поинтересуюсь конечной целью нашей поездки?

 – Совершите, – процедил он сквозь зубы.

 Последние признаки сна улетучились, и Дженни выпрямилась, полностью вспомнив все, что случилось ночью. Дождь ударил в лицо, как только она отстранилась от прикрывавшего ее тела, глаза скользнули по двум закутанным в плащи фигурам, которые, склонившись к лошадиным холкам, крадучись пробирались рядом с ними между деревьями. Слева ехал Стефан Уэстморленд, справа – Арик. Тетушка Элинор сидела в седле прямо как палка, глядя на Дженни с ободряющей улыбкой, и выражение ее лица откровенно свидетельствовало, что она счастлива находиться где угодно, лишь бы не во вдовьем доме. На мостках прошлой ночью она ухитрилась шепнуть, что обманом заставила герцога взять ее с собой, но, кроме этого, Дженни ничего не узнала. Собственно говоря, кляп у нее вытащили только после того, как она заснула.

 – Где Бренна? – выдохнула она, словно осененная этой мыслью. – Вы отпустили ее?

 Теперь, когда Дженни меньше всего ожидала вразумительного ответа, она его получила. Саркастическим тоном Ройс Уэстморленд сообщил:

 – Я ее и не захватывал.

 – Ах ублюдок! – яростно прошипела Дженни и захлебнулась в испуге и изумлении, ибо рука его обвила ее словно жалящая змея, резко сдавив грудную клетку.

 – Чтобы я никогда, – проговорил он отчетливо и угрожающе, – не слышал от вас больше ни этого тона, ни этого слова!

 Ройс собирался еще что-то сказать, но перед взором его появилось длинное каменное строение, угнездившееся сбоку на склоне стоящего впереди холма. Обернувшись к Стефану, он возвысил голос, чтобы было слышно сквозь утихающий дождь:

 – Похоже, приехали.

 Он пришпорил коня, послав его стелющимся по земле галопом. Компания из пятидесяти человек, скакавших по сторонам и позади, последовала примеру, и через минуту они летели вниз по неровной дороге под протестующие крики тетушки Элинор по поводу толчков, получаемых ею при каждом ударе копыт.

 Ройс подъехал к строению – без сомнения, монастырскому – и спешился, оставив Дженни сидеть и смотреть ему в спину с рассерженным любопытством, желая узнать свою судьбу и подслушать слова, обращенные к Стефану.

 – Арик будет здесь с нами. Выдели нам запасную лошадь.

 – А как насчет леди Элинор? Вдруг она не выдержит переезда?

 – Не выдержит, найдешь какой-нибудь дом и оставишь ее там.

 – Ройс, – озабоченно хмурясь, сказал Стефан, – не присовокупляй новых глупостей вдобавок к уже совершенным. Люди Меррика наверняка уже близко.

 – Он потратит большую часть дня, пытаясь убедить Гастингса и Дугала, что не повинен в заговоре, потом, потеряв наш след, начнет гадать, куда мы направились. Это займет у него много времени. Скачи в Клеймор и убедись, что все готово к возможному нападению.

 Неохотно кивнув, Стефан развернул коня и умчался.

 – Заговор? – горячо поинтересовалась Дженни, хмуро глядя на своего неразговорчивого похитителя. – Какой заговор?

 – До чего же вы хитрая маленькая бестия, – заметил Ройс, хватая ее за талию и сдергивая с седла. – Вам прекрасно известно, какой заговор. Вы были его участницей. – Он схватил ее за руку и поволок к дверям монастыря, не обращая внимания на тяжелый промокший плащ Дженнифер. – Хотя, – едко добавил он, – мне трудно вообразить, чтобы женщина с таким пламенным темпераментом, как у вас, действительно обрекла себя на жизнь в монастыре вместо брака с мужчиной – с любым, включая меня.

 – Я не понимаю, о чем вы говорите! – вскричала Дженни, в смятении гадая, какие новые ужасы могут ожидать ее в мирном монастыре, особенно в этом, казавшемся почти пустым.

 – Я говорю об аббатисе из Ландаггена, прибывшей в замок вчера вечером во время празднества в сопровождении небольшой собственной армии, и вы это отлично знаете, черт побери, – отрывисто говорил он, занося кулак и властно колотя в тяжелую дубовую дверь. – Их задержал дождь, вот почему ваш благочестивый брат Бенедикт вынужден был притвориться больным, чтобы отложить церемонию.

 Негодование сковало грудь Дженни, она обернулась к нему, гневно сверкая глазами:

 – Во-первых, я в жизни не слышала ни о Ландаггене, ни о тамошнем аббатстве. Во-вторых, какая разница, приехала аббатиса или нет? А теперь, – напыщенно проговорила она, – скажите мне вот что: если я правильно понимаю, вы вытащили меня из постели, спустили по стене замка, протащили в грозу через всю Шотландию и привезли сюда потому, что не желаете отложить ни на один день женитьбу на мне?

 Дерзкий взгляд ощупал ее обнаженную мокрую грудь, и Дженни мысленно съежилась от презрения, сквозившего в этом взгляде.

 – Вы неправильно понимаете, – колко ответил он. – Только угроза смерти вкупе с угрозой разорения заставила меня согласиться вас взять.

 Размахнувшись, он с нетерпением грохнул в дубовую створку, которая распахнулась, явив вежливый лик удивленного монаха. Оставив его на какой-то момент без внимания, Ройс уничижительно посмотрел на свою будущую жену:

 – Мы здесь потому, что два короля приказали нам со всей поспешностью пожениться, моя милочка, именно это мы и собираемся сделать. Ради вас не стоит начинать войну. Мы здесь также и потому, что перспектива лишиться головы оскорбляет мои чувства. Но самое главное, мы здесь потому, что я ощущаю непреодолимое искушение расстроить планы вашего батюшки на мой счет.

 – Вы с ума сошли! – крикнула она, тяжело дыша. – И… вы – дьявол!

 – А вы, дорогая моя, – невозмутимо отвечал Ройс, – сучка. – С этим он повернулся к ужаснувшемуся монаху и не колеблясь объявил: – Мы с этой леди желаем обвенчаться.

 Выражение комического недоверия расплылось на благочестивой физиономии монаха, одетого в белую рясу и черный плащ доминиканца. Он сделал шаг назад, больше от ошеломления, чем из вежливости, позволив им войти в объятый тишиной монастырь, и изрек:

 – Я… я, должно быть, ослышался, милорд…

 – Нет, не ослышались, – возразил Ройс, врываясь и волоча за собой подхваченную под локоть Дженни. Он остановился, внимательно осмотрел чудесные витражи в высоких окнах, потом опустил глаза на оцепеневшего монаха, нетерпеливо насупился и буркнул: – Ну?

 Оправившись от первоначального изумления, монах, которому было на вид лет двадцать пять, обратился к Дженнифер и спокойно проговорил:

 – Я – брат Грегори, дитя мое. Не потрудитесь ли объяснить, что сие означает?

 Дженни, памятуя про святость места, в котором она очутилась, понизила голос до более подобающего, нежели властный баритон Ройса, и почтительно, с дрожью молвила:

 – Брат Грегори, помогите мне. Этот человек похитил меня из дома. Я – леди Дженнифер Меррик, а мой отец…

 – Предатель, коварный ублюдок, – перебил Ройс, больно впиваясь пальцами в руку Дженни, предупреждая ее, чтобы молчала, под угрозой переломать кости.

 – Я… я понял, – заверил брат Грегори с великолепным самообладанием. Подняв брови, он вопросительно взглянул на Ройса. – Теперь, когда мы установили личность леди, а также отметили предполагаемые темные обстоятельства, окружающие появление на свет ее родителя, не будет ли чересчур самонадеянно с моей стороны поинтересоваться вашей личностью, милорд? Если да, я, возможно, рискну высказать догадку…

 При взгляде на невозмутимого молодого монаха, который не проявлял перед ним ни малейшего страха, Ройс сменил гнев на невольное уважение.

 – Я… – начал он, но его оборвала рассерженная Дженни:

 – Он – Черный Волк! Бич Шотландии! Скотина и сумасшедший!

 Брат Грегори округлил глаза, но сохранил внешнее спокойствие. Кивнув, он уточнил:

 – Герцог Клеймор.

 – Ну раз мы все должным образом представлены, – отрывисто сказал Ройс монаху, – проговорите что следует, и покончим с этим.

 С чрезвычайным достоинством брат Грегори отвечал:

 – Как правило, для этого требуются определенные формальности. Однако из того, что я слышал здесь, в монастыре, и повсюду, явствует, что церковь и король Иаков уже санкционировали данный брак. Препятствий, стало быть, не имеется. – Дженни упала духом, но вновь воспарила безумно, ибо он, оглянувшись на нее, заметил: – Только мне кажется, дитя мое, что вы не желаете выходить замуж за этого человека. Я прав?

 – Да! – крикнула Дженни.

 Мгновение поколебавшись, чтобы набраться храбрости, молодой монах медленно повернулся к могучему неумолимому мужчине, стоящему рядом с ней, и молвил:

 – Милорд Уэстморленд… Ваша светлость… Я не могу совершить брачный обряд без согласия…

 Он в замешательстве смолк, а герцог Клеймор в насмешливом молчании продолжал созерцать его, словно спокойно ждал, когда брат Грегори вспомнит кое-что, не оставляющее ему выбора, кроме как выполнить требуемое.

 Начиная наконец пугаться, монах вспомнил то, о чем ему следовало подумать в первую очередь, и опять оглянулся на Дженнифер.

 – Леди Дженнифер, – мягко сказал он, – не хочу оскорблять вас, напоминая, возможно, об унизительнейших обстоятельствах, но… всем известно, что вы пребывали… с этим мужчиной несколько недель и что он… с вами…

 – Не по моей воле! – тихо вскрикнула Дженни, вновь охваченная стыдом и чувством вины.

 – Я знаю, – ласково утешил брат Грегори. – Однако прежде чем откажусь совершить обряд, должен спросить… вы уверены, что не понесли в результате… э-э-э… проведенного в заложницах времени? Если не уверены, то должны разрешить мне заключить брак ради спасения будущего ребенка. Это необходимо.

 Лицо Дженни залилось алым румянцем во время этой позорной дискуссии, и ненависть к Ройсу Уэстморленду достигла угрожающих масштабов.

 – Нет, – прохрипела она. – Никакой вероятности.

 – В таком случае, – заключил брат Грегори, отважно адресуясь к герцогу, – вы должны понимать, что я не могу…

 – Я вас прекрасно понимаю, – вкрадчивым придворным тоном проговорил Ройс, больно стискивая руку Дженни. – Если вы нас извините, мы вернемся примерно через четверть часа, и тогда уж вы нас обвенчаете.

 Паника нахлынула на Дженни, она приросла к полу и уставилась на него:

 – Куда вы меня тащите?

 – В лачужку, которую я приметил прямо за монастырем, – объяснил он с нерушимым спокойствием.

 – Зачем? – завопила она звонким от страха голосом, пытаясь выдернуть руку.

 – Чтобы сделать наш брак необходимым.

 Дженни ничуть не сомневалась, что Ройс Уэстморленд может, нисколько не задумываясь, утащить ее в лачугу, овладеть ею, потом приволочь обратно, и монаху ничего не останется, кроме как обвенчать их. Надежда на спасение умерла вместе с сопротивлением, и девушка сгорбилась от поражения и стыда.

 – Я вас ненавижу, – провозгласила она с убийственным чувством собственного достоинства.

 – Великолепная основа для великолепного брака, – саркастически подытожил Ройс. Повернувшись к монаху, он коротко приказал: – Давайте. Мы тут уже потеряли чересчур много времени.

 Через несколько минут, навечно обреченная на нечестивый брак, основанный на ненависти вместо привязанности и любви, Дженни была выволочена из монастыря и закинута на коня Ройса. Вместо того чтобы сесть на запасную лошадь, Ройс отвернулся и что-то быстро велел кивнувшему Арику. Дженни не слышала, какой приказ отдал он гиганту, но видела, как тот повернулся и целенаправленно зашагал к монастырю.

 – Зачем он туда пошел?! – воскликнула Дженни, вспоминая, как брат Грегори упомянул, что сегодня он в монастыре один. – Он ничем вам не угрожает. Он сам сказал, что лишь по дороге остановился здесь.

 – Заткнитесь, – бросил Ройс и взобрался в седло позади нее.

 Следующий час пронесся будто в тумане, отсчитанный лишь толчками седла в ягодицы Дженни во время галопа по раскисшей дороге. Приблизившись к развилке, Ройс вдруг выпрямился на своем скакуне среди деревьев и остановился, как бы ожидая чего-то. Прошло несколько минут, потом еще. Дженни вглядывалась вдаль, недоумевая, чего они ждут. И наконец увидела. Арик держал вытянутой рукой поводья бегущей с ним рядом запасной лошади. А на спине ее, точно впервые севший верхом, подпрыгивал и колыхался вцепившийся в луку седла так, будто от этого зависела его жизнь… брат Грегори.

 У Дженни захватило дух при виде этой, пожалуй, забавной картины; она не верила своим глазам, пока брат Грегори не оказался так близко, что уже можно было по-настоящему рассмотреть его потрясенную физиономию. Повернувшись к мужу, она взорвалась, брызжа слюной от безумного возмущения:

 – Вы… вы сумасшедший! На сей раз вы похитили священника! В самом деле! Вы украли священника прямо из святого монастыря!

 Переведя взгляд с всадников на нее, Ройс смотрел с вежливым спокойствием, и его крайнее безразличие лишь разожгло в ней ярость.

 – Они вас повесят за это! – пророчествовала Дженни со злобной радостью. – Сам папа об этом позаботится! Они отрубят вам голову, потом утопят и четвертуют, насадят голову на кол, а внутренности швырнут на съедение…

 – Я вас умоляю, – взмолился Ройс с преувеличенным содроганием, – от ваших слов меня будут мучить кошмары.

 Его таланта посмеиваться над судьбой и не задумываться о своих преступлениях Дженни уже не могла вынести. Голос ее охрип до сдавленного шепота, она смотрела на него через плечо, как на загадочное нечеловеческое создание, не поддающееся пониманию.

 – Есть ли предел вашей наглости?

 – Нет, – отрезал он. – Для меня вообще нет никаких пределов.

 Он дернул поводья, повернул Зевса к дороге, пришпорил, и тут как раз их нагнали Арик с братом Грегори. Отведя взгляд от каменного лица Ройса, Дженни вцепилась в развевающуюся гриву коня и сочувственно посмотрела на бедного брата Грегори, который проехал мимо, устремив на нее вытаращенные от страха жалобные глаза, выражающие немую мольбу.

 Они неслись с головокружительной скоростью до заката, время от времени останавливаясь ровно настолько, чтобы дать отдохнуть и напиться коням. К тому моменту когда Ройс наконец дал Арику знак остановиться и было найдено подходящее для лагеря место на небольшой поляне, глубоко под покровом леса, Дженни совсем обессилела от усталости. Дождь прекратился еще утром, выглянуло мутное солнце, потом засияло в полную силу, над долинами поднялся пар, и она чувствовала себя в десять раз хуже в промокшем тяжелом бархатном платье.

 Устало морщась, она выбралась из зарослей, где скрывалась от мужчин, попыталась разодрать пальцами безнадежно свалявшиеся волосы, проковыляла к костру и бросила убийственный взгляд на опустившегося на одно колено Ройса, который подкидывал в огонь поленья и казался одновременно и отдыхающим, и настороженным.

 – Должна заметить, – обратилась она к его широченной спине, – если именно такую жизнь вы вели все прошедшие годы, вам остается много чего пожелать.

 Дженни не ожидала ответа и не получила его, начиная понимать, почему тетушка Элинор, лишенная человеческого общества двадцать лет, так тосковала, что охотно болтала с каждым, кто соглашался слушать – по собственной воле или нет. После целой ночи и дня молчания Ройса она отчаялась излить на него свой гнев.

 Слишком измученная, чтобы стоять, она повалилась на кучу листьев в нескольких шагах от огня, радуясь возможности посидеть на чем-нибудь мягком, пусть даже на мокром; подтянула коленки к груди, обхватила их руками и продолжила безответную беседу:

 – С другой стороны, вы, возможно, находите немалое удовольствие в скачках по лесу, в нырянии под ветки и бегстве с риском для жизни. А когда это приестся, всегда можно развлечься осадой, или кровавой битвой, или похищением невинных, беззащитных людей. Поистине идеальное существование для такого, как вы!

 Ройс, бросив взгляд через плечо, увидел, как она сидит, уткнувшись подбородком в колени, вызывающе приподняв изящные брови, и не поверил подобной дерзости. После всего, что он заставил ее испытать за последние двадцать четыре часа, Дженнифер Меррик – нет, поправил он сам себя, Дженнифер Уэстморленд – способна спокойно сидеть на куче листьев и насмехаться над ним.

 Дженни проговорила бы еще что-нибудь, но тут из-за деревьев вывалился бедный брат Грегори, увидел ее, прохромал и осторожно плюхнулся рядом на листья. Усевшись, он поерзал, переваливаясь с одной ягодицы на другую, и поморщился.

 – Я… – Он снова поморщился и скорбно признался: – …нечасто езжу верхом.

 Дженни сообразила, что все тело его должны раздирать боль и ломота, и выдавила из себя беспомощную сочувственную улыбку. В тот же миг ей пришло в голову, что несчастный монах оказался пленником человека с репутацией страшного злодея и надо бы успокоить его неизбежные опасения наилучшим способом, учитывая ее ненависть к похитившему их мужчине.

 – Я не думаю, что он вас убьет или будет пытать, – приступила она к утешениям, и монах подозрительно покосился на нее.

 – Я подвергся уже всем мыслимым пыткам благодаря этой лошади, – сухо заявил он и продолжал спокойнее: – Однако не допускаю, что буду убит. Это было бы крайне глупо, а я не считаю вашего мужа глупцом. Безрассудным – да. Но не глупым.

 – Значит, вы не боитесь за свою жизнь? – спросила Дженни монаха со всевозрастающим уважением, припомнив собственный ужас при первом взгляде на Черного Волка.

 Брат Грегори отрицательно покачал головой:

 – Из трех слов, которыми удостоил меня белокурый гигант, я уяснил, что меня прихватили с собой как свидетеля при неизбежном расследовании, которое непременно последует, чтобы выяснить, в самом ли деле вы повенчаны по всем правилам. Понимаете, – горько признался он, – как я уже объяснял вам в монастыре, я там простой гость, а настоятель и все братья отправились в соседнюю деревню помогать страждущим духом. Уйди я утром, как собирался, не осталось бы никого, перед кем вы произнесли бы брачный обет.

 Краткая вспышка слепого гнева мелькнула в отупевшем сознании Дженни.

 – Если ему, – злобно зыркнула она на мужа, который, стоя на коленях, подкидывал поленья в костер, – требовались свидетели бракосочетания, надо было всего-навсего оставить меня в покое и дождаться нынешнего дня, когда нас поженил бы брат Бенедикт.

 – Да, знаю, и странно, что муж ваш не сделал этого. От Англии до Шотландии всем известно, что он не желал, нет, всеми силами восставал против идеи венчания с вами.

 От стыда Дженни отвела глаза, прикинувшись, что ее очень интересуют мокрые листья, и принялась водить пальцем по прожилкам. Брат Грегори вежливо произнес:

 – Я говорю с вами открыто, ибо понял при первой встрече в монастыре, что вы не из слабых сердцем и предпочитаете знать правду.

 Дженни проглотила комок, от унижения застрявший в горле, кивнула, отворачиваясь в сторону, и осознала, что в обеих странах каждой мало-мальски значительной персоне явно известно, что она нежеланная невеста. Больше того, не девственница. Она чувствовала себя несказанно запачканной и опозоренной, смятой и брошенной на колени перед населением целых двух стран и сердито проговорила, испытывая мстительное удовлетворение:

 – Не думаю, чтобы его поступки, совершенные за два последних дня, остались безнаказанными. Он вытащил меня из постели и спустил из башенного окна на веревке. А теперь вас похитил! Я полагаю, Макферсоны и все прочие кланы вполне могут нарушить договор и напасть на него!

 – О, я сомневаюсь в возможности какого-либо официального возмездия; говорят, Генрих приказал ему со всей поспешностью жениться на вас. Лорд Уэстморленд… гм… Его светлость, безусловно, исполнил приказ, хотя, вполне вероятно, Иаков несколько попеняет Генриху на способ его исполнения. Однако… теоретически по крайней мере герцог буквально повиновался велению Генриха, так что, может быть, король только лишь позабавится.

 Дженни гневно посмотрела на него:

 – Позабавится?

 – Может быть, – подтвердил брат Грегори. – Ибо Генрих, подобно Волку, буквально последовал заключенному с Иаковом соглашению. Его вассал, герцог, женился на вас и совершил это со всей поспешностью. И, совершая это, попросту вторгся в замок, несомненно, хорошо охраняемый, и выкрал вас прямиком из семейного гнездышка. Да, – продолжал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней, будто бесстрастно обсуждал вопрос догматической теории, – смею предположить, англичане сочтут это весьма забавным.

 К горлу Дженни, едва не удушив ее, подкатил комок при воспоминании обо всем случившемся прошлым вечером в замке, и она поняла, что монах прав. Ненавистные англичане заключали между собой пари, действительно делали в зале Меррика ставки на то, что муж скоро поставит ее на колени, тогда как собственные ее родичи могли только смотреть на нее, смотреть с гордыми окаменевшими лицами, словно считали ее позор своим собственным. Они надеялись, верили, что она отомстит за себя и за всех них, не пойдя ни на какие уступки.

 – Хотя, – размышлял брат Грегори, – не могу понять, зачем ему понадобилось рисковать и навлекать на себя такие неприятности.

 – Он вопил про какой-то заговор, – вымолвила Дженни сдавленным шепотом. – Откуда вам столько известно о нас, обо всем, что случилось?

 – Новости о знаменитостях часто летят от замка к замку с поразительной быстротой. Мой долг и привилегия как брата во Святом Доминике[11] – обходить народ Божий… пешком, на собственных ногах, – кисло подчеркнул он. – Хотя я провожу время среди бедняков, бедняки живут в деревнях. А где деревня, там замок; новости перекочевывают из господских дворцов в хижины нищих, особенно если эти новости касаются человека-легенды, такого, как Волк.

 – Стало быть, позор мой всем известен, – сдавленно проговорила Дженни.

 – Не секрет, – согласился он. – Но, по-моему, это не ваш позор. Вы не должны винить себя за… – Брат Грегори заметил ее жалобный взгляд и мгновенно преисполнился раскаяния. – Дорогое дитя, извините меня. Вместо того чтобы говорить о прощении и примирении, я веду речь о стыде и позоре, причиняя вам боль.

 – Вам нет надобности извиняться, – дрожащим голосом молвила Дженни. – В конце концов вы тоже захвачены этим… этим чудовищем, вытащены из монастыря, как я была вытащена из постели, и…

 – Ну-ну, – утешил он, чувствуя, что она находится на грани между истерикой и обмороком. – Я бы не утверждал, что захвачен. Собственно говоря, нет. Лучше сказать, я был приглашен ехать вместе с самым огромным мужчиной, какого когда-либо видел, на поясе у которого случайно висел боевой топор с рукоятью размером почти со ствол дерева. Так что, когда он любезно громыхнул: «Пошли. Вреда не будет», – я без промедления принял его приглашение.

 – Я и его тоже ненавижу! – тихо вскрикнула Дженни, следя, как Арик выходит из леса, неся двух увесистых кроликов, обезглавленных ударами топора.

 – В самом деле? – с недоумением и любопытством поинтересовался брат Грегори. – Нелегко ненавидеть человека, который не разговаривает. Он всегда так скуп на слова?

 – Да! – мстительно подтвердила Дженни. – Ему… ему д-достаточно, – усиленно сдерживаемые слезы мешали ей говорить, – посмотреть на в-вас этими замороженными голубыми глазами, и в-вы уже знаете, чего он от вас хочет, и д-делаете, потому что он тоже ч-чудовище…

 Брат Грегори обнял ее за плечи, и Дженни, больше привыкшая к бедам, чем к состраданию, особенно в последнее время, ткнулась лицом в рукав монаха.

 – Я ненавижу его! – потерянно прокричала она, несмотря на предостерегающее пожатие пальцев брата Грегори. – Я ненавижу его! Ненавижу!

 Стараясь взять себя в руки, она отодвинулась, и взор ее упал на пару черных сапог, прочно утвердившихся перед ней, поднялся вверх, от мускулистых ног и бедер к торсу и широкой груди, пока наконец не встретился с обрамленными длинными ресницами глазами Ройса.

 – Я ненавижу вас, – сказала она ему прямо в лицо.

 Ройс изучал ее в невозмутимом молчании, потом перевел подозрительный взгляд на монаха и саркастически полюбопытствовал:

 – Пасете стадо свое, брат? Проповедуете любовь и прощение?

 К удивлению Дженни, брат Грегори не обиделся на едкий вопрос, а сконфузился.

 – Боюсь, – горестно признался он, с опаской неуверенно поднимаясь на ноги, – я тут столь же неопытен, как в верховой езде. Видите ли, леди Дженнифер – одна из первых моих овечек. Я лишь недавно тружусь для Господа.

 – Да и не очень-то преуспеваете, – бесстрастно заключил Ройс. – Разве цель ваша – в подстрекательстве, а не в утешении? Разве так вы набьете кошелек и разжиреете на благодарности своих господ? Если дело в последнем, вам лучше бы посоветовать моей жене угодить мне, а не поощрять ее слова о ненависти.

 В этот миг Дженни пожертвовала бы жизнью за то, чтобы рядом с ней стоял не брат Грегори, а брат Бенедикт, ибо с удовольствием посмотрела бы, как Ройс Уэстморленд выслушивает громоподобную отповедь, которой брат Бенедикт заклеймит наглого герцога.

 Но она снова ошиблась в молодом монахе. Хоть он и не кинулся в словесную атаку на Черного Волка, однако не отступил и не дрогнул перед бесстрашным противником:

 – Как я догадываюсь, вы не высоко ставите тех, кто носит одинаковые со мной одежды.

 – Вообще ни во что, – отрезал Ройс.

 Дженни с тоской представила на полянке брата Бенедикта с налитыми гневом глазами, возвышающегося перед Ройсом Уэстморлендом, словно ангел смерти. Увы, брат Грегори выглядел просто заинтересованным и слегка озадаченным.

 – Понятно, – вежливо сказал он. – Могу я спросить почему?

 Ройс Уэстморленд взглянул на него с ядовитым презрением:

 – Я не выношу лицемерия, особенно когда оно прикрывается святостью.

 – Могу я попросить вас привести конкретный пример?

 – Толстые попы, – отвечал Ройс, – с толстыми кошельками, читающие голодным крестьянам нотации о греховности чревоугодия и преимуществах нищеты. – Повернувшись кругом, он прошагал к костру, где Арик на импровизированном вертеле жарил кроликов.

 – О Боже милостивый! – шепнула Дженни через минуту, не соображая, что начинает бояться за бессмертную душу того самого человека, которому только что желала погибели. – Должно быть, он еретик!

 Брат Грегори бросил на нее странный, задумчивый взгляд.

 – Ежели так, то весьма благородный. – Оглянувшись, он пристально посмотрел на Черного Волка, развалившегося у огня рядом с охраняющим его гигантом, и тихо проговорил тем же задумчивым и почти радостным тоном: – По-моему, весьма благородный.