• Уэстморленды [Джудит Макнот], #1

Глава 13

 Ройс стоял у окна небольшой, но хорошо обставленной спальни, которая стала его камерой после прибытия две недели назад в лондонский Тауэр, королевскую резиденцию Генриха. Широко расставив ноги, он бесстрастно глядел вдаль на лондонские крыши, погруженный в беспокойные раздумья. Руки держал за спиной, но они не были связаны ни единого разу с того первого дня, когда яростный гнев на Дженнифер Меррик – и на собственную глупость – на время лишил его способности реагировать. Тогда он разрешил связать себя, отчасти из-за того, чтобы его людям не пришлось рисковать головой, вступив за него в бой, отчасти из-за того, что был в тот момент слишком ошеломлен, чтобы обращать на это внимание.

 Однако к нынешнему вечеру неистовая ярость переросла в зловещее спокойствие. Попытавшись снова связать его по окончании ужина, Греверли вдруг обнаружил, что лежит на полу с крепко впившимся в шею кожаным шнурком, а потемневший от злости Ройс склонился над ним всего в нескольких дюймах.

 – Только попробуй еще раз меня связать, – прошипел Ройс сквозь зубы, – и я перережу тебе глотку через пять минут после разговора с Генрихом.

 Корчась от неожиданности и испуга, Греверли все-таки умудрился выдохнуть:

 – Через пять минут после разговора с королем… ты будешь на пути… к виселице!

 Не отдавая себе отчета, Ройс усилил хватку, и когда противник начал задыхаться, опомнился и отпустил, хорошенько встряхнув. Греверли, сверкая ненавидящим взглядом, с трудом, пошатываясь, поднялся на ноги, но не отдал приказа солдатам Генриха схватить и связать Ройса. В тот момент Ройс посчитал вполне вероятным, что враг понял, как опасно сознательное попрание прав дворянина, пользующегося покровительством Генриха.

 Однако теперь, прождав вызова от короля пару недель, Ройс начал задумываться, не достиг ли Генрих полного согласия со своим личным советником. Он глядел в ночную тьму, наполненную обычным для Лондона зловонием от сточных вод, помоек и экскрементов, и пытался разгадать причину явного нежелания Генриха встретиться с ним и побеседовать о причинах содержания Ройса под стражей.

 Он знал Генриха уже двенадцать лет, сражался за него на поле битвы при Босворте[10], был свидетелем провозглашения Генриха королем и его коронования прямо на этом поле. Признавая заслуги Ройса в той битве, Генрих в тот же день возвел его в рыцари, невзирая на возраст – Ройсу минуло всего семнадцать. Собственно говоря, это и было его первым королевским деянием. В последующие годы Генрих все больше и больше верил и полагался на Ройса, вместе с тем как все больше и больше не доверял прочим дворянам.

 Ройс одерживал для него победы, и с каждым следующим его блестящим подвигом Генрих легче добивался уступок – без кровопролития – от врагов Англии и личных недругов. В результате Ройс получил в награду четырнадцать поместий и состояние, превратившее его в одного из богатейших людей Англии. Не менее важно и то, что Генрих разрешил Ройсу укрепить замок в Клейморе и содержать личное, одетое в собственную форму войско. Хотя тут присутствовало, помимо доверия, и другое соображение – Черный Волк оставался грозой для всех противников короля; один взгляд на стяги с оскалившейся волчьей пастью частенько гасил враждебные намерения, прежде чем они успевали вылиться в открытое сопротивление.

 В придачу к доверию и наградам Генрих наделил Ройса также и привилегией высказывать свое мнение свободно, без оглядки на Греверли и прочих членов Звездной палаты. Именно это мучило сейчас Ройса – долгий отказ в аудиенции, в ходе которой он мог бы оправдаться, никак не вязался с отношениями, существовавшими между ним и Генрихом в прошлом. Что сулило самой аудиенции мало хорошего.

 Заслышав скрежет вставляемого в дверной замок ключа, Ройс вскинул глаза, но надежда угасла при виде стража, принесшего поднос с едой.

 – Баранина, милорд, – услужливым ответом предупредил страж невысказанный вопрос Ройса.

 – Гнев Господень! – рявкнул он, взрываясь от нетерпения.

 – Я сам не очень-то уважаю баранину, милорд, – согласился страж, хоть и знал, что взрыв Черного Волка с едой нисколько не связан. Поставив поднос, охранник почтительно вытянулся. Арестованный или нет, Черный Волк оставался человеком опасным, а самое главное – великим героем для всякого представителя сильного пола, мнившего себя настоящим мужчиной. – Желаете еще чего-нибудь, милорд?

 – Новостей! – гаркнул Ройс с таким жестким и угрожающим выражением, что страж сначала на шаг отступил, а потом уж покорно кивнул. Волк всегда интересовался новостями – обычно по-дружески, доверительно расспрашивая, – и нынче стража весьма радовало знакомство с кое-какими слухами. Впрочем, Волку, похоже, доставили бы удовольствие совсем не слухи.

 – Есть кое-что, милорд. Идут слухи, смахивающие на правду, да и толкуют те, кому знать положено.

 Ройс вдруг насторожился:

 – Что за толки?

 – Говорят, брат ваш был вызван к королю вчера вечером.

 – Мой брат здесь, в Лондоне?

 Стражник кивнул:

 – Вчера прибыл. Потребовал повидать вас и по-настоящему пригрозил, что сложит с себя присягу, ежели не позволят.

 Жуткое предчувствие беды охватило Ройса.

 – Где он сейчас?

 Страж махнул головой влево и вверх:

 – Как я слышал, этажом выше вас, через несколько комнат к западу. Под охраной.

 Ройс расстроенно и тревожно выдохнул. Приезд сюда Стефана был крайним безрассудством. Когда Генрих сердится, лучше держаться от него подальше, пока он не совладает со своим королевским темпераментом.

 – Спасибо… – Ройс пытался припомнить имя стражника, – э-э-э…

 – Ларраби, ми…

 Оба подскочили на месте и оглянулись на распахнувшуюся дверь. В проеме, зловеще ухмыляясь, стоял Греверли.

 – Государь наш прислал меня препроводить вас к нему.

 Испытывая облегчение, смешанное с беспокойством о Стефане, Ройс подошел к Греверли, отпихнул его плечом, бросив на ходу:

 – Где король?

 – В тронном зале.

 Ройс, в прошлом не раз гостивший здесь, хорошо знал Тауэр. Предоставив Греверли поспешать следом и стараясь сдерживать шаг, он быстро прошагал длинным коридором к лестнице, которая соединяла два этажа и вела к анфиладе покоев.

 Проходя через галерею с сопровождающим позади, Ройс заметил, что все оборачиваются и глазеют. Судя по ехидному выражению на многих физиономиях, факт его заключения и немилости Генриха был широко известен.

 Ройс привык вызывать при дворе некоторый страх и подозрения, но нынче мог бы поклясться, что встреченные знакомые прячут насмешливые улыбки, и обнаружил, что предпочитает опасение и подозрительность осмеянию.

 Греверли с удовольствием объяснил ему эти странные взгляды:

 – История о побеге леди Дженнифер от знаменитого Черного Волка немало здесь всех позабавила.

 Ройс стиснул челюсти и ускорил шаг, но и Греверли прибавил прыти, нагоняя его, и доверительным, громким, полным ехидства тоном добавил:

 – Равно как и история о неудаче, постигшей нашего прославленного героя с шотландской девчонкой, которая, вместо того чтобы выскочить за него замуж, удрала с преподнесенными им бесценными жемчугами.

 Ройс крутнулся на каблуках с определенным намерением двинуть кулаком в ухмыляющуюся рожу Греверли, но служитель в ливрее уже толкнул перед ним высокие двери в тронный зал. Сдерживая себя соображением, что будущему Стефана, равно как и его собственному, не пойдет на пользу убийство ценнейшего советника Генриха, Ройс отвернулся и вошел в двери, которые придерживал для него слуга.

 Генрих сидел в дальнем конце зала, облаченный в официальный королевский наряд, и нетерпеливо барабанил пальцами по подлокотникам трона.

 – Оставьте нас! – приказал он Греверли и обратил холодный, чужой взгляд на Ройса.

 За вежливыми приветствиями Ройса воцарилось необычное ледяное молчание, не сулившее ничего хорошего исходу встречи. Через несколько бесконечных минут Ройс любезно произнес:

 – Как я понял, вы желали видеть меня, сир.

 – Молчите! – бешено оборвал его Генрих. – Вы будете говорить со мной, когда я разрешу!

 Но теперь, после того как стена молчания была сломана, Генрих не мог сдержать гнева, и слова его зазвучали как удары хлыста:

 – Греверли заявил, что ваши люди подняли оружие на моих. Далее он обвинил вас в сознательном неподчинении моим распоряжениям и противодействии его попыткам освободить женщин Меррик. Чем ответите вы на обвинение в измене, Ройс Уэстморленд? – И прежде чем Ройс успел ответить, его разгневанный сюзерен, поднявшись с трона, продолжил: – Похищение вами женщин Меррик поставило под угрозу существование моего королевства. И, совершив это, вы позволяли двум женщинам – двум шотландским женщинам – вырваться на ваших рук, превратив дело государственной важности в посмешище, над которым покатывается вся Англия! Что скажете? – тихо прорычал он, перевел дух и снова рыкнул: – Ну?.. Ну? Ну?

 – По поводу каких обвинений вы желаете получить объяснения в первую очередь, милорд? – вежливо осведомился Ройс. – В измене? Или в прочих, то бишь в глупости?

 Недоверие, злость, нерешительный проблеск изумления отразились в широко открытых глазах Генриха.

 – Ах ты дерзкий щенок! Я прикажу тебя выпороть! Повесить! Выставить к позорному столбу!

 – Ладно, – спокойно согласился Ройс. – Но сначала сообщите мне, по какой причине. За десять прошедших лет я много раз брал заложников, и вы много раз благодаря этому находили возможность победить мирно и даже верней, чем в открытом сражении. Захватив женщин Меррик, я никак не предполагал, что вы вдруг решите искать мира с Иаковом, особенно после того как мы одолели его в Корнуолле. Перед отъездом из Корнуолла мы с вами беседовали в этом самом зале и согласились, что раз шотландцы покорились мне до такой степени, что оставили Корнуолл, я принимаю командование над новой армией близ шотландских границ и располагаюсь в Хардине, где наше присутствие будет весьма ощутимым для врага. В то время между нами существовала ясная договоренность, что потом я…

 – Да-да, – сердито перебил Генрих, не желая еще раз выслушивать, что потом должен был делать Ройс. – Объясните мне, – раздраженно потребовал он, отказываясь вслух признавать разумность соображений Ройса по поводу захвата двух заложниц, – что произошло в зале замка Хардин. Греверли заявил, что ваши люди пытались напасть на моих по вашему наущению, когда он брал вас под арест. Не сомневаюсь, – добавил он, поморщившись, – что ваша версия будет отличной от его. Вы же знаете, он вас терпеть не может.

 Проигнорировав последнее замечание, Ройс отвечал ровным, непререкаемым тоном:

 – Мои люди превосходили числом ваших почти вдвое. Пойди они на ваших людей, никого из них не осталось бы в живых, чтобы препроводить меня в заключение, однако все они возвратились сюда без единой царапины.

 Генрих слегка смягчился и, коротко кивнув, заметил:

 – На это же указал Жордо на тайном совете, когда Греверли поведал нам сию историю.

 – Жордо? – переспросил Ройс. – Вот уж не думал, что обрету в нем союзника.

 – И не думайте. Он тоже вас не жалует, но питает еще большую ненависть к Греверли, ибо хочет занять его место, а не ваше, которое, как ему хорошо известно, он не займет никогда. Я, – мрачно прибавил король, – со всех сторон окружен людьми, чей блеск могут затмить лишь их злоба да честолюбие.

 Ройс замер от этого неожиданного признания.

 – Не со всех сторон, сир, – хладнокровно возразил он.

 Не расположенный соглашаться, но зная, что граф говорит правду, король раздраженно вздохнул и указал на стол, на котором стоял поднос с вином и несколькими драгоценными кубками. Сделав движение, весьма напоминающее, со скидкой на его нынешнее настроение, примирительный жест, Генрих велел:

 – Налейте нам чего-нибудь выпить. – И, потирая руки, с отсутствующим видом добавил: – Ненавижу зимой это место. У меня постоянно ломит суставы от холода и сырости. Не затей вы весь этот скандал, я сидел бы уже в теплом деревенском доме.

 Ройс выполнил просьбу, поднеся первый кубок королю, потом наполнил свой и вернулся к подножию ступеней трона. Стоя в молчании, он потягивал вино, ожидая, когда Генрих очнется от невеселых раздумий.

 – В конечном счете из всего этого можно извлечь какую-то пользу, – признал наконец король, взглянув на Ройса. – По правде сказать, я одно время раздумывал о своем дозволении вам укрепить Клеймор и содержать войско. Однако вы, разрешив под угрозой быть обвиненным в измене взять себя под стражу моим людям, которых явно превосходили численностью ваши воины, дали мне доказательство, что не пожелаете восстать против меня, что бы ни подстрекало вас к этому. – И, мгновенно сменив тему с целью поймать в ловушку расслабившегося и не ожидающего подвоха собеседника, Генрих небрежно заметил: – Но ведь вы, невзирая на верность мне, не собирались передавать леди Дженнифер Меррик под ответственность Греверли, чтобы ее после препроводили домой, правда?

 Ройса охватил гнев при воспоминании о своей глупости. Опустив кубок, он ледяным тоном проговорил:

 – В ту пору я был совершенно уверен, что она откажется ехать и объяснит это Греверли.

 Генрих взглянул на него, открыл рот и неосторожно наклонил кубок.

 – Значит, Греверли сказал правду. Обе женщины вас одурачили.

 – Обе? – повторил Ройс.

 – Да, мой мальчик, – подтвердил Генрих с недовольством, смешанным с недоумением. – За дверьми этого зала стоят два посланника короля Иакова. Через них я поддерживаю постоянные сношения с Иаковом, а он имеет сведения от графа Меррика и всех участников происшествия. Судя по тому, что сам Джеймс с удовольствием мне сообщил, выходит, что младшая девушка, стоявшая, по вашему мнению, на пороге смерти, на деле попросту уткнулась лицом в подушку с перьями, чтобы вызвать кашель. Потом убедила вас, будто бы это возобновившийся приступ легочной болезни, и обманом заставила отослать ее домой. Старшая же – леди Дженнифер, – очевидно, довела заговор до конца, задержавшись еще на день, потом хитростью вынудила вас оставить ее в одиночестве, чтобы дать ей возможность бежать со своим сводным братом, который, несомненно, получил от нее указания, где ему следует ждать.

 Голос Генриха стал тверже.

 – Чисто шотландская проделка… Чтобы мой лучший воин был одурачен двумя молоденькими девчонками! Эту историю повторяют и смакуют при моем дворе! Когда вы в следующий раз встретитесь с противником, Клеймор, можете обнаружить, что он хохочет вам в лицо, вместо того чтобы дрожать от страха.

 Всего миг назад Ройс думал, что не в состоянии злиться сильнее, чем в день бегства Дженни из Хардина. Но открытие, что Бренна Меррик, до слез пугавшаяся собственной тени, перехитрила его, заставило графа заскрежетать зубами. И это еще до того, как он осознал значение последних слов Генриха – слезы Дженни, мольбы за сестру были ложью! Она притворялась все время! Нет сомнений, что, предлагая свою девственность в обмен на жизнь сестры, она рассчитывала спастись до заката!

 Генрих резко поднялся, сошел по ступеням и принялся медленно прохаживаться.

 – Вы еще многого не знаете! По этому поводу поднялся шум, превзошедший мои ожидания при первом полученном от вас известии о личности заложниц. Я не давал вам аудиенции до сих пор потому, что ждал возвращения вашего безрассудного брата, чтобы лично расспросить его о точном месте захвата девушек. Похоже, – сообщил король Генрих с шумным вздохом, – по всем признакам, он взял их на землях аббатства, где они пребывали, в точном соответствии с заявлением их отца. В результате Рим требует от меня компенсации во всех мыслимых формах! Кроме того, вдобавок к протестам со стороны Рима и всей католической Шотландии по поводу похищения девушек из святого аббатства есть еще Макферсон, который грозит повести горские кланы на нас войной, ибо вы обесчестили его нареченную супругу!

 – Его кого? – прохрипел Ройс.

 Генрих взглянул на него с сердитым неудовольствием:

 – Вам не известно, что молодая женщина, которую вы лишили девственности, а потом увешали драгоценностями, уже была обручена с могущественнейшим в Шотландии вождем клана?

 Гнев красной пеленой застил глаза Ройса, и в этот момент он окончательно убедился, что Дженнифер Меррик – искуснейшая на земле лгунья. Он еще видел ее, ни на секунду не опустившую невинных улыбающихся глаз, рассказывающую о заточении в аббатство, заставившую его поверить, что ее сослали туда надолго, может быть, на всю жизнь. Она только позабыла упомянуть, что вот-вот выйдет замуж. Он припомнил и небольшую душераздирающую историю о королевстве грез, и клокочущая в душе ярость стала почти невыносимой. Он не сомневался, что она все это выдумала, все… Сыграла на его симпатиях столь же мастерски, как арфист на струнах своего инструмента.

 – Вы испортите кубок, Клеймор, – сердито заметил Генрих, глядя, как под нажимом стиснутых пальцев Ройса серебряный ободок приобретает овальную форму. – Кстати, раз вы не отрицаете, можно предположить, что вы переспали с этой женщиной?

 Стиснув зубы от злости, Ройс только еле заметно кивнул головой.

 – Довольно разговоров, – резко оборвал монарх, и в его голосе уже не было никаких дружеских чувств. Поставив кубок на украшенный богатой резьбой стол из золоченого дуба, он взошел по ступеням на трон и произнес:

 – Иаков не может заключать договор о мире, когда с его подданными обращаются так, что подвергают насилию обитательниц монастыря. И Рим не удовлетворится простым пополнением своей казны. Посему мы с Иаковом пришли к единственно правильному решению.

 Чтобы подчеркнуть важность последующего, Генрих по-королевски стал именовать себя во множественном числе и объявил громким, не терпящим возражений тоном:

 – Вы немедленно проследуете в Шотландию, где обвенчаетесь с леди Дженнифер Меррик в присутствии дипломатических представителей обоих дворов и на глазах у всего ее клана. Несколько членов нашего собственного двора будут сопровождать вас в дороге и почтят бракосочетание от имени английского дворянства и в знак того, что оно безоговорочно принимает вашу супругу в свою среду и считает ее равной по положению.

 Произнося все это, Генрих не сводил грозного взгляда с высокого мужчины, стоявшего перед ним с белым от злости лицом и нервно подергивающейся темной щекой. Когда Ройс наконец позволил себе заговорить, голос его шипел, как выпускаемый пар:

 – Вы просите невозможного.

 – Я и прежде просил у вас невозможного – в битвах, и вы мне никогда не отказывали. У вас нет оснований и права делать это сейчас, Клеймор. Больше того, – продолжал он, вновь возвращаясь ко множественному числу и повелительному тону, – мы не просим. Мы приказываем. Далее, не доверив этого распоряжения нашему эмиссару, вручившему вам приказ освободить заложниц, мы отныне лишаем вас поместья «Большие дубы» вместе со всеми доходами, полученными от него за прошедший год.

 Одержимый злобой при мысли о женитьбе на этой хитрющей рыжеволосой ведьме, Ройс едва слышал дальнейшие речи Генриха.

 – Однако, – король чуть смягчился теперь, когда увидел, что Ройс явно не собирается высказывать вслух глупые и недопустимые возражения, – чтобы поместье «Большие дубы» не совсем было для вас потеряно, я передаю его вашей невесте в качестве свадебного подарка. – Неустанно заботящийся о росте своей казны король вежливо добавил: – Но все-таки вам придется уплатить штраф в размере доходов от него за весь прошлый год.

 Он указал на свиток пергамента, лежащий на столе у подножия тронного помоста рядом с помятым кубком.

 – Этот свиток отправится отсюда через час с посланцами Иакова, которые доставят его прямо шотландскому королю. В нем содержится все, что я вам сказал, все, о чем мы предварительно договорились с Джеймсом, и я приложил к нему свою руку и печать. Как только Иаков получит его, он пошлет эмиссаров в Меррик, и они немедля известят графа о бракосочетании, которое состоится между его дочерью и вами в замке Меррик ровно через две недели.

 Король Генрих смолк, ожидая от подданного вежливых слов благодарности и заверений в преданности.

 Однако подданный бешено просвистел тем же шепотом, который издавал до сих пор:

 – Это все, сир?

 Брови Генриха сомкнулись, терпению его пришел конец.

 – Либо виселица, Клеймор, либо вы даете слово со всей поспешностью обвенчаться с леди Меррик.

 – Со всей поспешностью, – процедил Ройс сквозь зубы.

 – Прекрасно! – заключил Генрих, хлопнув себя по коленям, и тут же обрел хорошее расположение духа. – По правде сказать, друг мой, я на минуточку в самом деле подумал, что вы предпочтете женитьбе смерть.

 – Не сомневаюсь, что пожалею, сделав другой выбор, – отрезал Ройс.

 Генрих фыркнул и ткнул пальцем в кольцах в изуродованный кубок.

 – Поднимем тост за вашу свадьбу, Клеймор. Я понимаю, – продолжал он через минуту, глядя, как Ройс выпивает еще один кубок в явной попытке залить злость, – вы считаете этот насильственный брак плохой наградой за многолетнюю верную службу, но я никогда не забуду, как вы сражались бок о бок со мной, когда у нас еще не было надежд на победу.

 – Я надеялся лишь принести Англии мир, государь, – едко заметил Ройс. – Мир и сильного короля, который найдет способ хранить этот мир, превосходящий прежние средства – боевой меч и осадный таран. Но в ту пору я не ведал, – продолжал он с плохо скрытым сарказмом, – что среди ваших способов окажутся браки между враждующими семействами. Если б знал, – ядовито закончил он, – принял бы сторону Ричарда.

 Столкнувшись со столь невероятной изменнической выходкой, Генрих запрокинул голову и разразился хохотом.

 – Друг мой, вы всегда знали, что я считаю брак превосходнейшим компромиссом. Разве мы с вами однажды не засиделись допоздна у костра на поле при Босворте? Когда вы вспомните этот случай, то припомните и мои слова о том, что я предложил бы Иакову собственную сестру, приведи это к миру.

 – У вас нет сестры, – коротко заметил Ройс.

 – Нет, но вместо этого у меня есть вы, – спокойно отвечал монарх. То был величайший королевский комплимент, и даже Ройс не нашел на него возражений. Испустив раздосадованный вздох, он поставил кубок и с отсутствующим видом провел рукой по волосам.

 – Перемирия и спортивные турниры – вот путь к миру, – добавил довольный собой Генрих. – Перемирия, чтобы сдерживаться, и турниры, чтобы отвести душу. Я предложил Джеймсу прислать кого-нибудь по его выбору на турнир близ Клеймора поближе к осени. Мы дадим кланам помериться с нами силами на поле чести, не причиняя друг другу вреда. В самом деле, приятная забава, – объявил он, меняя свое прежнее мнение на этот счет. – Разумеется, вам не обязательно участвовать.

 Когда Генрих умолк, Ройс спросил:

 – Вы хотите еще что-нибудь мне сказать, сир, или я могу просить у вас позволения удалиться?

 – Конечно, – добродушно ответил Генрих. – Приходите повидаться со мной утром, и мы еще побеседуем. Не будьте чересчур строги к своему брату – он добровольно вызвался жениться на младшей сестре, чтобы разделить вашу участь. По правде сказать, как мне показалось, ему не пришлось прилагать особых усилий. К сожалению, это невозможно. Да, Клеймор, можете не беспокоиться сообщать леди Хеммел о расторжении вашей помолвки. Я уже сообщил сам. Бедная крошка, она так расстроилась. Я отослал ее из страны в надежде, что перемена обстановки пойдет ей на пользу.

 Новость о том, что Генрих поспешно готовит заключение брака и что Мэри, несомненно, пережила чудовищное унижение в результате огласки поступка Ройса с Дженнифер, была последней плохой новостью, которую он мог стерпеть за один вечер. С коротким поклоном Ройс повернулся кругом, и слуга открыл перед ним дверь. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как Генрих окликнул его по имени.

 Гадая, с какой еще невозможной просьбой он собирается к нему обратиться, Ройс неохотно вернулся.

 – Ваша будущая невеста – графиня, – проговорил Генрих, и на губах его заиграла загадочная улыбка. – Она унаследовала этот титул от матери, и он, между прочим, гораздо древнее вашего. Вам это известно?

 – Будь она королевой Шотландии, – дерзко отвечал Ройс, – я и тогда не пожелал бы ее. Так что нынешний ее титул меня не привлекает.

 – Полностью согласен. Собственно говоря, я считаю его неким препятствием к гармоничному браку. – Ройс только взглянул на него, и Генрих объяснил, расплываясь в улыбке: – Поскольку юная графиня уже одурачила самого яростного и великолепного моего воина, по-моему, было бы тактической ошибкой допустить, чтобы она превзошла его еще и титулом. Итак, Ройс Уэстморленд, отныне я дарую вам титул герцога…

 Когда Ройс вышел из тронного зала, приемная была полна сгоравших от нетерпения дворян; похоже, все страстно желали взглянуть на него и угадать, чем закончился разговор с королем. Ответ дал слуга, который выскользнул из зала и громко произнес:

 – Ваша светлость?..

 Ройс в этот момент оглядывался назад, выслушивая просьбу короля Генриха передать его личные поздравления будущей супруге, но дворяне в приемной узнали две новости: обращение «ваша светлость» означало, что Ройс Уэстморленд стал герцогом, обладателем высшего в стране титула, а поздравления короля – что он явно вот-вот женится. Таким образом, хмуро сообразил Ройс, Генрих поставил в известность присутствующих в приемной об обоих событиях.

 Леди Амелия Уайлдейл с супругом первыми опомнились от потрясения.

 – Итак, – произнес лорд Уайлдейл, кланяясь Ройсу, – вас, кажется, есть с чем поздравить.

 – Возражаю, – отрезал Ройс.

 – И кто же счастливая леди? – добродушно поинтересовался лорд Эвери. – Очевидно, не леди Хеммел.

 Ройс, застыв, медленно поворачивался, атмосфера накалялась от напряженного ожидания, и, прежде чем он ответил, Генрих прогремел из-за двери:

 – Леди Дженнифер Меррик.

 Ошеломленная тишина, воцарившаяся вслед за этим, нарушилась сначала громким смехом, резко оборванным, потом хихиканьем, потом глухим бормотанием опровержений и удивленными восклицаниями.

 – Дженнифер Меррик? – повторила леди Элизабет, и ее томные глаза напомнили Ройсу о случившейся между ними некогда близости. – Не красавица, а дурнушка?

 Мечтая лишь, как бы отсюда выбраться, Ройс отстраненно кивнул и отвернулся.

 – Она ведь уже совсем старая? – настаивала леди Элизабет.

 – Не такая уж старая, чтобы подобрать юбчонки и удрать от Черного Волка, – вмешался Греверли, выбираясь из середины толпы. – Вам обязательно придется битьем приучать ее к послушанию, правда? Немножечко пыток, немножечко боли, тогда она, может быть, согласится остаться в вашей постели?

 Ройс сжал пальцы от желания придушить ублюдка.

 Кто-то рассмеялся, чтобы разрядить обстановку, и пошутил:

 – Это битва Англии против Шотландии, Клеймор, только полем сражения станет постель. Я ставлю на вас.

 – И я тоже! – выкрикнул кто-то еще.

 – А я на женщину, – заявил Греверли.

 Пожилой джентльмен приставил ладонь к уху и окликнул приятеля, стоявшего ближе к герцогу:

 – А? В чем там дело? Что стряслось с Клеймором?

 – Ему придется жениться на потаскушке Меррик, – ответил приятель, возвышая голос, чтобы быть услышанным в гаме.

 – Что он сказал? – вытягивая шею, выкрикнула леди, стоявшая еще дальше.

 – Клеймору придется жениться на потаскушке Меррик! – любезно передал пожилой джентльмен.

 В поднявшемся вслед за тем гомоне лишь два дворянина в приемной оставались спокойными и молчаливыми – лорд Маклиш и лорд Дугал, эмиссары короля Иакова, ожидавшие подписанного соглашения о браке, которое им предстояло сегодня же ночью увезти в Шотландию.

 За два часа новость облетела всех, от дворян до слуг и стражников, а потом и прохожих:

 – Клеймору придется жениться на потаскушке Меррик!