• Уэстморленды [Джудит Макнот], #1

Глава 14

 Услышав зов отца, Дженни вынуждена была отвлечься от воспоминаний о красивом сероглазом мужчине, занимавшем ее мысли днем и ночью. Отложив вышивание, она бросила вопросительный взгляд на Бренну, поплотнее стянула на плечах темно-зеленый плащ и покинула веранду. Помедлила на галерее, заслышав громкий спор мужчин, и заглянула вниз, в зал. Самое малое два десятка мужчин – членов клана и дворян из близлежащих поместий – собрались вокруг огня с мрачными, грубо высеченными лицами. И брат Бенедикт тоже был там, и взгляд на его суровые, ледяные черты заставил Дженни поежиться от смешанного чувства стыда и тревоги.

 Даже сейчас она могла припомнить каждое слово его бурной тирады, последовавшей за ее признанием в прегрешении с Ройсом Уэстморлендом. «Ты осрамила своего отца, свою страну и своего Бога, разнузданно возжелав сего мужчину. Если бы ты не впала в грех похоти, отдала бы жизнь свою, но не честь!» И вместо очищения, которое Дженни всегда испытывала, исповедавшись в грехах, она ощутила себя грязной и почти лишенной надежды на спасение.

 Вспоминая об этом теперь, Дженни сочла несколько странным, что он, перечисляя тех, кого она опозорила, поставил Бога на последнее по значению место. И несмотря на отчаянное сожаление об истинном наслаждении, которое ей доставлял лорд Уэстморленд, отказывалась верить, будто Бог обвинит ее в заключении сделки. Во-первых, лорд Уэстморленд не требовал ее жизни, он требовал ее тело. Пусть она совершила грех, получив удовольствие в объятиях мужчины, не бывшего ее супругом, но само заключение сделки преследовало благородную цель спасения жизни Бренны – по крайней мере так она тогда думала.

 Бог, о котором брат Бенедикт говорил такие пугающие слова, напоминая о Его гневном и справедливом мщении, был не тем Богом, которому Дженни часто изливала душу. Ее Бог был рассудительным, добрым и только самую чуточку строгим. Она даже надеялась, что Он поймет, почему она не в силах напрочь выкинуть из сердца редкостную сладость ночи, проведенной в объятиях Ройса Уэстморленда. Воспоминания о его пылких поцелуях, о словах восхищения и страсти непрестанно возвращались и терзали ее, и она ничего не могла с этим сделать. А иногда и не хотела ничего делать…

 Дженни встряхнула головой, отгоняя эти мысли, и пошла в зал, испытывая усиливающееся с каждым шагом нежелание предстать перед мужчинами, собравшимися у камина. До сих пор она оставалась практически заключенной в Меррике, словно нуждалась в защите, желая, чтобы знакомые древние стены окружали ее со всех сторон, но, несмотря на добровольное затворничество, нисколько не сомневалась, что мужчинам в зале известно о ее прегрешении. Отец потребовал полного отчета о похищении и посреди объяснений прервал Дженни, прямо спросив, принудил ли ее Волк лечь с ним в постель. На лице дочери он прочитал ответ и, отвергнув попытки смягчить его гнев рассказом про сделку и заверением, что похититель не проявил к ней жестокости, выказал безграничную ярость. Громовые проклятия сотрясали стропила замка, и причина их не могла оставаться в тайне. Но кем считали ее сидевшие в зале мужчины – беззащитной жертвой или обычной потаскухой, – она знать не могла.

 Отец стоял у камина, напряженно повернувшись спиной к гостям.

 – Вы желали меня видеть, батюшка?

 Он заговорил, не оборачиваясь, и от его грозного тона по спине у нее побежали мурашки.

 – Сядь, дочь, – велел он, и кузен ее, Ангус, мгновенно вскочил, предлагая свой стул. Поспешность и готовность, с какой он совершил этот жест вежливости, застали ее врасплох.

 – Как поживаешь, Дженни? – спросил Гаррик Кармайкл, и она ошеломленно уставилась на него, а к горлу у нее подступил комок. Впервые после гибели Бекки отец ее заговорил с ней.

 – Я… очень хорошо, – шепнула она, глядя на него и вкладывая во взгляд всю душу. – И я… благодарю вас, что спросили, Гаррик Кармайкл.

 – Ты храбрая девчушка, – проговорил другой родич, и сердце Дженни заныло.

 – Точно, – подтвердил следующий. – Ты настоящая Меррик.

 В голове ее тотчас мелькнула радостная мысль, что, невзирая на необъяснимо мрачный вид отца, похоже, настает лучший день в ее жизни.

 Теперь вступил Холлис Фергюссон, и его грубоватый голос звучал так, точно он приносил извинения от имени всех за их прежнее поведение.

 – Уильям поведал нам обо всем, что случилось, пока ты была в лапах этого дикаря, – как бежала на его собственном скакуне, и поразила злодея его собственным мечом, и изрезала их одеяла. Ты превратила его в посмешище своим побегом. Такая смелая девчушка, как ты, не натворила бы тех постыдных дел, в которых тебя обвинял Александр. Уильям нам доказал это. Александр ошибался.

 Взгляд Дженни упал на лицо сводного брата, передав ему слова любви и благодарности.

 – Я только рассказал правду, – проговорил он с ласковой улыбкой и непонятной грустью, возвращая ей взгляд, омраченный тяжкими предчувствиями.

 – Ты Меррик, – горделиво объявил Холлис Фергюссон, – Меррик с макушки до пят. Ни один из нас никогда не дал Волку попробовать лезвие своего меча, а ты это сделала, хоть и совсем малышка да еще и девчонка.

 – Спасибо вам, Холлис, – тихо молвила Дженни.

 Один только Малькольм, младший из сводных братьев, продолжал глядеть на нее, как прежде, и в его глазах читалась холодная злоба.

 Отец резко обернулся, и вид его несколько омрачил счастье Дженни.

 – Что-нибудь… Случилось что-то плохое? – нерешительно спросила она.

 – Да, – отрывисто подтвердил он. – Наши судьбы решаются объединившимися монархами, а не нами.

 Сцепив за спиной руки, он начал медленно расхаживать взад-вперед, пустившись в угрюмые, монотонные объяснения:

 – Когда вас с сестрой похитили, я попросил у короля Иакова две тысячи вооруженных людей в подмогу нашим, чтобы мы могли настичь варвара в Англии. Иаков прислал ответ, приказав мне ничего не предпринимать, пока он не улучит момент договориться с Генрихом о вашем освобождении и вознаграждении за злодеяние. Он сказал, что как раз завел с англичанами переговоры о перемирии.

 – Я не должен был сообщать Джеймсу о своих намерениях. Я сделал ошибку, – повинился он, вновь принимаясь шагать. – Мы не нуждались в подмоге! Была попрана святость одного из наших аббатств, когда вас схватили на его землях. Через несколько дней вся католическая Шотландия была бы готова – и жаждала бы – взяться за оружие и идти с нами! Но Джеймс, – сердито закончил он, – пожелал мира. Мира ценой гордости Меррика, мира любой ценой! Он пообещал мне отмщение. Он пообещал всей Шотландии, что заставит варвара заплатить за злодейство. Что ж, – в бешенстве выкрикнул лорд Меррик, – он в самом деле заставил его заплатить! Он получил свою награду от англичан!

 Дженни с болью подумала, что Ройс Уэстморленд брошен в тюрьму или дела его обстоят еще хуже, но, судя по разъяренному виду отца, никаких таких наказаний – которые он счел бы вполне справедливыми – не последовало.

 – И что же Иаков получил в награду? – спросила она, ибо отец, похоже, не в силах был продолжать.

 Сидевший напротив нее Уильям заморгал, а остальные мужчины принялись разглядывать собственные руки.

 – Брак, – бросил отец.

 – Чей?

 – Твой.

 Мгновение Дженни никак не могла взять в толк:

 – Мой… мой брак… с кем?

 – С сатанинским отродьем. С убийцей моего брата и моего сына. С Черным Волком.

 Дженни вцепилась руками в стул с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

 – Что-о-о?!

 Отец утвердительно качнул головой, но в голосе его зазвучала странная победная нотка, когда он выпрямился перед ней.

 – Ты должна послужить делу мира, дочь, – провозгласил он, – а потом ты послужишь делу победы Мерриков и всей Шотландии!

 Очень медленно Дженни покачала головой, в смятении ошеломленно уставившись на него. Последние следы румянца исчезли с ее щек, а отец продолжал:

 – Сам того не зная, Джеймс дал мне в руки способ уничтожить варвара, покончить с ним не на поле боя, как я надеялся, а в его собственном замке, разрушить все, что осталось в его злодейской жизни. Собственно говоря, – заключил он с кривой гордой усмешкой, – ты уже положила начало этому.

 – Что… что вы хотите сказать? – хрипло шепнула Дженни.

 – Благодаря тебе вся Англия смеется над ним. Истории о твоих побегах, о том, как ты ранила варвара его же кинжалом, и обо всем прочем уже перекочевали из Шотландии в Англию. Он нажил множество врагов в своей родной стране, и они позаботятся разнести эти истории повсюду. Ты сделала посмешищем первого воина Генриха, моя дорогая. Ты погубила его репутацию, но у него остались богатства и титулы – богатства и титулы, которые он добыл, попирая Шотландию. Твое дело – навсегда лишить его шанса воспользоваться добычей, и ты справишься с этим, отказав ему в наследнике. Отказав ему в своем расположении, отказав…

 Дженни пошатнулась от потрясения и ужаса:

 – Это безумие! Скажите королю Иакову: я не хочу никакой награды!

 – Чего хотим мы, не имеет значения. Рим хочет компенсации. Шотландия хочет. Клеймор уже едет сюда сейчас, пока мы разговариваем. Будет подписан брачный контракт, и немедленно последует свадьба. Джеймс не оставил нам выбора.

 Дженни медленно покачала головой в безнадежном безмолвном отрицании; голосок ее стих до перепуганного шепота:

 – Нет, папа, вы не понимаете… Знаете, я… Он поверил мне на слово, что я не сбегу, а я сбежала. И если я правда превратила его в посмешище, он за это меня никогда не простит…

 Лицо отца побагровело от гнева.

 – Ты не нуждаешься в его прощении! Мы желаем сгубить его любым способом, используя малейший повод! Каждый Меррик, каждый шотландец полагается в этом деле на тебя. Ты обладаешь отвагой, чтобы совершить это, Дженнифер. Ты доказала, будучи его пленницей…

 Дженни не слушала его больше. Она затряслась при мысли о том, как он должен ее ненавидеть, как он, должно быть, зол – память услужливо оживила чудовищные моменты, когда он пребывал в ярости. Он предстал перед ней таким, как в тот вечер, когда ее бросили к его ногам, – в развевающемся черном плаще, в сатанинском обличье в оранжевом пламени костра. Она видела выражение его лица, когда из-за нее погиб его конь, потемневшие от злости черты, когда она распорола ему щеку. Но ни в один из тех страшных моментов она не обманывала его доверия. И уж тем более не превращала в посмешище!

 – Надо лишить его наследника, так же как он лишил меня! – пробился сквозь ее раздумья голос отца. – Надо! Господь даровал мне сию возможность отмщения, когда остальные пути для меня закрыты. У меня есть другие наследники, а у него никого не будет. Никогда. Твой брак станет моим отмщением.

 Содрогнувшись от муки, Дженни вскричала:

 – Папа, пожалуйста, не просите меня об этом! Я сделаю все что угодно. Вернусь в аббатство, или к тетушке Элинор, или куда прикажете…

 – Нет! Тогда он просто женится по своему выбору и получит наследников.

 – Я не хочу этого делать! – отчаянно настаивала Дженни, приводя первые пришедшие в голову разумные доводы: – Я не могу! Это нехорошо. Это невозможно! Если… если Черный Волк захочет меня… захочет наследника, – поправилась она, бросив стыдливый, смущенный взгляд на мужчин, – как я смогу его удержать? Он в пять раз сильней меня. Хотя после всего, что произошло между нами, он, по-моему, не пожелает, чтобы я оказалась в одном с ним замке, не говоря уже о… – она безуспешно пыталась найти слово для замены, – …постели, – чуть слышно договорила она, пряча глаза от гостей.

 – Хорошо, если бы ты оказалась права, дитя мое, но ты ошибаешься. Ты отличаешься тем же самым, чем обладала твоя мать, тем, что пробуждает в мужчине страсть, когда он глядит на тебя. Волк захочет тебя, нравишься ты ему или нет. – Он внезапно умолк, чтобы подчеркнуть сказанное, и улыбка медленно расплылась на его лице. – Впрочем, может быть, и не сумеет справиться, ежели я пошлю вместе с тобой тетушку Элинор.

 – Тетушку Элинор? – тупо повторила Дженни. – Папа, я не понимаю, о чем вы говорите, но все это нехорошо!

 Беспомощно вцепившись пальцами в свои шерстяные юбки, она с отчаянной мольбой взглянула на окружающих, а мысленным взором видела иного Ройса Уэстморленда, не того, которого знали они, а мужчину, который подшучивал над ней на полянке и разговаривал с ней на балконе, мужчину, который при помощи сделки заманил ее в свою постель и обращался с ней нежно, тогда как другой захватчик взял бы силой, а потом отдал бы солдатам.

 – Пожалуйста, – упрашивала она, оглядев всех вокруг и возвращаясь взглядом к отцу, – попытайтесь понять. Не измена вам, а здравый смысл заставляет меня это сказать. Я знаю, какое множество наших людей погибло в сражениях с Волком, но таковы все сражения. Нельзя винить его в смерти Александра или…

 – Ты смеешь его оправдывать? – выдохнул отец, глядя на нее так, словно она обратилась в змею прямо у него на глазах. – Или, может быть, предпочитаешь хранить верность ему, а не нам?

 Дженни показалось, что он ударил ее, но в глубине души считала, что ее отношение к бывшему похитителю даже для нее самой составляет необъяснимую загадку.

 – Я только хочу мира… для всех нас…

 – Ясно, Дженнифер, – резко проговорил отец. – Не стоит скрывать от тебя оскорблений, которые высказал твой нареченный супруг по поводу этого мирного союза и тебя лично. Он заявил – так, чтобы слышали все при дворе Генриха, – что не пожелал бы тебя, будь ты хоть королевой Шотландии. Он отказался взять тебя в жены, и король пригрозил лишить его всех богатств, но он стоял на своем! Лишь под угрозой смерти в конце концов согласился! А потом обозвал тебя потаскушкой Меррик и поклялся битьем принудить к послушанию. Друзья, хохоча, принялись делать на него ставки, ибо он обещал швырнуть тебя к своим ногам, как швырнул к своим ногам Шотландию. Вот что он думает о тебе и о браке! Что же до прочих, они наградили тебя титулом, который он тебе дал, – потаскушка Меррик!

 Каждое произнесенное отцом слово отзывалось в сердце Дженни ударом хлыста, и она корчилась от невыносимого стыда и муки. Подняв наконец голову и взглянув на усталых отважных шотландцев, она резко и твердо проговорила:

 – Надеюсь, они поставили на него все свое достояние!