Глава 16

 На следующее утро Лорен шла через мраморный вестибюль, осторожно держа на весу коробку, в которой, кроме торта на день рождения Джиму, был еще и нарядно упакованный серый свитер. Она была спокойна, на сердце царила необыкновенная легкость. В кабине лифта пожилой господин в коричневом костюме отступил в самый уголок, уступая ей место, и девушка ему улыбнулась.

 Лифт остановился на тридцатом этаже; двери открылись. Лорен заметила, что прямо в холл выходит офисная дверь с вывеской, на которой написано – «Отдел безопасности „Глобал индастриз“».

 – Прошу прощения, – сказал мужчина в коричневом костюме. – Это мой этаж.

 Лорен отошла в сторону, и мужчина протиснулся мимо нее. Она видела, как он идет к двери отдела безопасности.

 

 Основной функцией охранных подразделений было обеспечить безопасность производственных предприятий компании «Глобал индастриз», особенно разбросанных по всей стране филиалов, где проводились важные исследования или выполнялись правительственные заказы. Но здесь, в штаб-квартире компании, отдел безопасности занимался главным образом бумажной работой. Джек Коллинз, начальник отдела в Детройте, откровенно скучал; этот пост его заставили принять солидный возраст и пошатнувшееся здоровье.

 Когда Джек вошел в кабинет, его помощник, не в меру ретивый круглолицый молодой человек по имени Руди, сидел, задрав ноги на письменный стол.

 – Что стряслось? – спросил молодой человек, поспешно вскакивая.

 – Может быть, и ничего. – Джек положил на стол кейс и достал папку, озаглавленную «Отчет о расследовании отдела безопасности. Лорен Дэннер, наемный работник № 98753». Джек не очень-то жаловал Руди. Но до выхода в отставку он должен был научить его всему, что умел сам.

 И он с неохотой ответил:

 – Я только что получил этот доклад насчет одной секретарши из этого здания, благонадежность которой мы как раз проверяем.

 – Секретарши? – Руди был явно разочарован. – Не знал, что мы проверяем еще и секретарш.

 – Как правило, мы этим не занимаемся. Но тут особый случай. Ее привлекли к работе над секретным проектом особой важности, и компьютер автоматически выдал ее имя и запрос на проверку отделом безопасности.

 – И в чем проблема?

 – Да в том, что наши сотрудники в Миссури поговорили с ее бывшим начальником, и тот утверждает, будто она работала у него неполный рабочий день в течение пяти лет, пока училась в университете. Отнюдь не полный рабочий день, как думал Уэзерби из «Синко».

 – Значит, она солгала на собеседовании, так? – спросил Руди, в котором проснулся интерес.

 – Да, но дело не в этом. Девушка и не утверждала, что работала полный рабочий день. Она солгала в том, что заявила, будто никогда не училась в университете. Наши люди в Миссури справились также и в университете. Она не только закончила его, но получила степень магистра!

 – Зачем ей понадобилось утверждать, что она не училась в университете, если у нее университетская степень?

 – Вот это, в частности, меня и тревожит. Я мог бы понять, если бы девушка заявила, что ходила в университет, хотя ничего подобного не было. Я бы предположил, что она так хотела получить место, что приукрасила биографию.

 – А что еще вас беспокоит?

 Джек поглядел на круглое лицо Руди, встретил его горящий нетерпением взгляд и пожал плечами.

 – Ничего, – солгал он. – Я хочу ее проверить исключительно ради собственного спокойствия. В эти выходные мне придется отправиться в клинику и сдать кое-какие анализы, но в понедельник я этим займусь.

 – Может быть, проверку проведу я, пока вы будете в клинике?

 – Если они решат подержать меня подольше для дополнительных анализов, то я тебе позвоню и дам инструкции.

 

 – Сегодня у меня день рождения, – объявил Джим, как только Лорен появилась в его кабинете. – Как правило, секретарша должна преподнести своему боссу праздничный торт. Но вы так недавно у нас работаете, что наверняка этого не знаете, – с некоторым сожалением в голосе закончил он.

 Лорен рассмеялась. Она только сейчас поняла, как обещание, данное Филиппу Уитворту, угнетало ее все это время. Сейчас тяжкая ноша была сброшена.

 – Я не только испекла для вас торт. У меня есть для вас подарок, – весело сообщила она. – Я сделала его своими руками.

 Джим развернул яркую упаковку, и его лицо просияло мальчишеской радостью при виде свитера.

 – Не стоило… но я рад, что вы его связали, – улыбнулся он, расправляя свитер.

 – Это подарок на день рождения и в знак благодарности за… помощь, – произнесла она с запинкой.

 – Кстати, о помощи. Мэри говорит, что Ник похож на динамитную шашку, которая взорвется в любую секунду – хватит малейшей искры. И еще она говорит, что в этой напряженной обстановке вы держитесь молодцом. Вы покорили ее сердце, – мягко заметил Джим.

 – Я тоже ее полюбила, – призналась Лорен. При упоминании Ника ее взгляд затуманился.

 Дождавшись, когда Лорен отправится наверх, Джим снял трубку телефона и набрал номер.

 – Мэри, как сегодня боевая остановка?

 – Решительно взрывоопасная, – тихо рассмеялась она.

 – Ник будет у себя после обеда?

 – Да, а в чем дело?

 – Я решил зажечь спичку под его задницей и посмотреть, что будет.

 – Джимми, не надо! – тихо, но твердо попросила она.

 – Увидимся примерно часов в пять, красавица, – засмеялся Джим, игнорируя ее предупреждение.

 Когда Лорен вернулась в кабинет после обеда, на ее столе в вазе красовались два десятка прекрасных алых роз. Она извлекла из приложенного конверта карточку и уставилась на нее в немом изумлении. «Спасибо, любимая», – было написано на карточке, а внизу стояли инициалы – «Дж.».

 Лорен подняла голову. Ник в небрежной позе стоял в дверях кабинета, опираясь рукой о косяк. Но зубы его были крепко стиснуты, а серые глаза метали молнии.

 – От тайного воздыхателя? – саркастически спросил он.

 Впервые за четыре дня он заговорил с ней на личную тему.

 – Не совсем тайного, – уклончиво ответила Лорен.

 – Кто он?

 Лорен задумалась. Ник казался взбешенным. Наверное, не стоит упоминать имя Джима.

 – Я не вполне уверена.

 – Ты не вполне уверена? – выкрикнул он. – У тебя так много поклонников, чье имя начинается на «Дж.»? И многие ли из них способны преподнести букет роз стоимостью в сотню долларов лишь для того, чтобы сказать «спасибо»?

 – В сотню долларов? – повторила Лорен. Огромная сумма так изумила ее, что она совершенно упустила из виду тот факт, что Ник, очевидно, вскрыл конверт и видел карточку.

 – Должно быть, ты уже кое-чему научилась, – бросил он грубую насмешку.

 Лорен внутренне поморщилась, но голову держала гордо.

 – Я нашла более искусных учителей.

 Окинув ее ледяным взглядом с головы до пят, Ник резко повернулся и удалился к себе в кабинет. После этого Лорен не видела его целый день.

 Без пяти минут пять в кабинете Мэри появился Джим – в сером свитере и с четырьмя кусками торта на тарелке. Поставив тарелку на пустой стол Мэри, Джим взглянул на дверь кабинета Ника.

 – Где Мэри? – спросил он.

 – Уехала почти час назад, – ответила Лорен. – И велела вам передать, что ближайший огнетушитель находится возле лифтов – уж не знаю, что она имела в виду. Я сейчас вернусь. Только отдам эти письма Нику.

 Девушка встала и обошла кругом стол, глядя на письма, которые держала в руках. То, что произошло дальше, ввергло ее в состояние ступора.

 – Я соскучился по тебе, дорогая, – воскликнул Джим и быстро схватил ее в объятия.

 В следующий момент он отпустил Лорен, да так внезапно, что девушка едва устояла на ногах.

 – Ник! – продолжал он. – Смотри, какой свитер Лорен подарила мне на день рождения. Она связала его сама! А я принес тебе кусочек моего торта – его тоже пекла Лорен!

 Оценив грозный вид Ника, его сердито нахмуренные брови, Джим усмехнулся и сказал:

 – Спущусь к себе, мне уже пора.

 И, повернувшись к Лорен, добавил:

 – Увидимся позже, дорогая.

 И с этими словами Джим вышел.

 Шокированная до глубины души Лорен наблюдала за его отступлением с поля боя. Она все еще смотрела ему вслед, когда Ник схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.

 – Мстительная сучка, ты отдала ему мой свитер! Что еще заполучил он такого, что по праву принадлежит мне?

 – Еще что? – возмущенно повторила Лорен. – О чем ты говоришь?

 Она уже почти кричала.

 Он стиснул ее плечи.

 – Твое восхитительное тело, дорогуша. Вот о чем я говорю.

 Изумление Лорен сменилось яростью.

 – Лицемер! Как ты смеешь говорить мне гадости? – взорвалась она, слишком оскорбленная, чтобы бояться. – С самого начала нашего знакомства ты утверждал, что женщина вправе удовлетворять свои сексуальные потребности с любым, кто ей понравится. Но теперь… – Она едва не задохнулась от гнева, – но теперь, когда ты решил, будто я с кем-то переспала, оскорбляешь меня! Подумать только, ты! Да ты вполне можешь представлять Соединенные Штаты на Олимпийских играх по сексуальным упражнениям…

 Ник разжал руки, словно обжегшись. Явно сдерживаясь, приказал тихо и зло:

 – Убирайся отсюда, Лорен.

 Когда Лорен ушла, Ник подошел к бару и налил себе виски. Ярость и боль жалили, как тысяча змей.

 Итак, у Лорен есть любовник! У Лорен, может быть, целая куча любовников.

 Его охватило горькое сожаление. Лорен больше не маленькая дурочка с наивными глазами, которая полагает, будто мужчина и женщина должны полюбить друг друга прежде, чем лечь в постель. Ее восхитительным телом владели другие мужчины. Воображение услужливо нарисовало картину – обнаженная Лорен в объятиях Джима…

 Осушив бокал, он немедленно наполнил его снова. Заглушить боль, отогнать мучительные видения… С бокалом в руке Ник плюхнулся на диван и положил ноги на стол.

 Мало-помалу спиртное начинало действовать. Боль притупилась, и гнев немного улегся. Осталась только звенящая пустота.

 

 – Что это на вас нашло? – спросила Джима Лорен на следующее утро.

 Джим усмехнулся.

 – Назовем это «неконтролируемый порыв».

 – Я бы назвала это безумием! – воскликнула она. – Вы даже не представляете, как он разозлился. Он говорил мне грязные слова. Я… Мне кажется, он обезумел.

 – Так и есть, – согласился Джим. Вид у него был довольный и удовлетворенный. – Он сходит с ума по вам, Лорен. И Мэри такого же мнения.

 Лорен закатила глаза.

 – Да вы тут все сумасшедшие. А я должна с ним работать! Как я смогу находиться там дальше?

 Джим тихо засмеялся.

 – Придется быть осторожной, – посоветовал он.

 В течение следующего часа Лорен поняла, что имел в виду Джим. Шли дни, и ей временами казалось, будто она ходит по натянутому канату высоко под куполом цирка. Ник работал, точно одержимый, и нещадно подгонял всех – от управленцев высшего звена до мальчишек-рассыльных. И горе тем, кто не поспевал за сумасшедшим ритмом хозяина компании!

 Если Ник был доволен работой своего сотрудника, он был с ним любезен, но холоден. Если же находились недочеты – чаще всего так и было – Ник обрушивал на беднягу лавину столь неприятных оскорблений, что у Лорен кровь стыла в жилах. Он был настоящий демократ: вымещал свое неудовольствие и на дежурной на коммутаторе, и на вице-президентах, и от его едкого сарказма вице-президенты покрывались холодным потом, а девушка-дежурная заливалась слезами. Высшие чины компании робко заходили в кабинет Ника, чтобы через несколько минут выскочить оттуда, как ошпаренные, и обменяться тревожными взглядами с бухгалтерами, которые, в свою очередь, выскакивали из кабинета, прижимая к груди бухгалтерские отчеты и компьютерные распечатки, прикрываясь ими, точно щитом.

 На следующей неделе к среде атмосфера, царящая на восьмидесятом этаже, наэлектризовалась так, что грозила взрывом самой настоящей паники, которая запустила свои щупальца в каждый отдел, на каждый этаж. Больше никто не смеялся в лифте, никто не сплетничал возле копировальных машин. Только Мэри Каллагэн была спокойна и невозмутима. Лорен даже начинало казаться, что с каждым часом, проведенным в этой душераздирающей обстановке, ее пожилая коллега только расцветает. Хотя, с другой стороны, острый язык Ника обходил Мэри стороной, тогда как Лорен изрядно доставалось.

 С Мэри Ник всегда держался исключительно любезно, а с Викки Стюарт, которая звонила ему не реже трех раз на дню, был просто само очарование. Ник всегда находил время для Викки, даже если был очень занят. Всегда брал трубку, когда бы она ни позвонила, и с довольным видом откидывался на спинку кресла, чтобы поворковать с ней не спеша. Его низкий голос сразу делался чувственным и вкрадчивым. Лорен слышала это, сидя за своим секретарским столом, и изнывала от ревности.

 Вечером этой среды Ник должен был ехать в Чикаго, и Лорен не могла дождаться, когда же он покинет офис. Каждый рабочий день превращался в тяжелое испытание. Ник обращался с ней так, будто ему было противно даже смотреть на нее! И девушка чувствовала, что находится на грани срыва. Она могла бы раскричаться, расплакаться в любую минуту – спасала исключительно сила воли и гордость.

 В четыре часа, за два часа до отъезда, Ник устроил совещание с финансовым отделом и вызвал Лорен в конференц-зал в помощь Мэри. Заседание шло своим чередом, и Лорен не поднимала головы от блокнота для стенографирования. Ее карандаш так и летал по страницам, когда голос Ника заставил ее вздрогнуть.

 – Андерсон! – заорал он убийственным тоном. – Мы бы давным-давно закончили и разошлись по домам, если бы вы не пялились на бюст мисс Дэннер!

 Лорен залилась нежным румянцем, а лицо пожилого Андерсона побагровело, что вполне могло быть признаком надвигающегося инсульта.

 Как только последний участник совещания вышел из конференц-зала, Лорен, невзирая на предостерегающий взгляд Мэри, набросилась на Ника с яростными упреками.

 – Надеюсь, ты доволен! – прошипела она. – Ты не только унизил меня, ты чуть не довел этого немолодого господина до сердечного приступа! Что-нибудь еще на «бис»?

 – Уволю первую бабу, которая откроет рот, – ледяным тоном сообщил Ник. Обошел Лорен кругом и вышел из конференц-зала.

 Разгневанная Лорен бросилась было за ним вслед, однако ее остановила Мэри.

 – Не спорьте с ним, – посоветовал она, наблюдая за бегством Ника с лучезарной улыбкой. У нее был такой вид, будто она только что стала свидетельницей чуда. – Он сейчас в таком настроении, что немедленно уволит вас, а потом будет жалеть об этом до конца жизни.

 Лорен колебалась, и тогда пожилая дама сердечно добавила:

 – Он вернется из Чикаго не раньше вечера пятницы, что даст нам передышку в два дня. Завтра устроим себе неспешный обед где-нибудь за пределами этого здания – может быть, у Тони. Мы обе это заслужили.

 На следующее утро роскошный кабинет без своего энергичного хозяина выглядел необычно пустым и заброшенным. Лорен твердила себе, что так даже лучше и что она наслаждается долгожданным покоем, но, по правде говоря, это было не так.

 В полдень они с Мэри поехали в ресторан Тони, куда Лорен предварительно позвонила, чтобы заказать столик. В дверях обеденного зала стоял главный официант, как всегда, в своем черном костюме. Но Тони увидел их и вышел встретить лично. Лорен удивленно наблюдала, как он набросился на Мэри с объятиями – почтенная дама едва устояла на ногах, хотя благоразумно не носила высоких каблуков.

 – Как было здорово, когда ты работала в нашем гараже с отцом и дедом Ника, – воскликнул он. – В старые времена я, по крайней мере, видел тебя и Ника гораздо чаще.

 Тони с сияющей улыбкой повернулся к Лорен.

 – Итак, малышка Лори, теперь вы знаете и Ника, и Мэри, и меня. Вы становитесь частью семьи…

 Проводив их к столику, Тони снова широко улыбнулся Лорен.

 – Вас обслужит Рикко, – сказал он. – Рикко считает вас необыкновенной красавицей. Каждый раз краснее, когда мы вас вспоминаем.

 Рикко принял заказ и густо покраснел, ставя перед Лорен бокал вина. В глазах Мэри заиграли веселые огоньки. Но, когда парень ушел, она взглянула на девушку совершенно серьезно и без всякого предисловия начала:

 – Хотите поговорить про Ника?

 Лорен едва не поперхнулась.

 – Пожалуйста, не нужно портить такой чудесный обед! Я знаю о нем более чем достаточно.

 – Что же, например? – мягко спросила Мэри.

 – Я знаю, что он эгоист. Надменный тиран, диктатор, который не умеет сдерживать свои эмоции!

 – И что вы его любите. – Мэри не спрашивала, а констатировала факт.

 – Да, – в сердцах воскликнула Лорен.

 Горячность ее тона явно развеселила Мэри, хотя она и пыталась это скрыть.

 – Я была уверена, что любите! Подозреваю так, что и он вас любит.

 В измученном сердце Лорен вспыхнула отчаянная надежда. Она отвернулась к витражному окну возле их столика, чтобы спрятать лицо.

 – Почему вы так решили?

 – Начать хотя бы с того, что он обращается с вами совсем не так, как с другими своими женщинами.

 – О, да. С ними он такой милый! – с горечью воскликнула она.

 – Вот именно, – согласилась Мэри. – Ник всегда относился к своим женщинам с любезной снисходительностью… точнее, со снисходительным безразличием. Пока роман продолжается, Ник внимателен и очарователен. Когда женщина начинает ему надоедать, он вежливо, но решительно вычеркивает ее из своей жизни. На моей памяти ни одной женщине не удавалось зацепить его. Желание, привязанность, но не более. Я видела, как они лезли из кожи вон, только бы заставить его ревновать. А его это лишь развлекало, а иногда вызывало раздражение. Теперь возьмем вас.

 Лорен вспыхнула – ее тоже отнесли к числу женщин, с которыми спал Ник, но она понимала, что отрицать очевидное бесполезно.

 – Вы, – спокойно продолжала Мэри, – заставили его разозлиться по-настоящему. Он зол – и на вас, и на себя. Тем не менее, он ведь не попытался от вас избавиться; даже не отправил назад к Джиму. Не кажется ли вам странным, что он не захотел вернуть вас на старое место, чтобы просто вызвать, когда этот Росси действительно позвонит?

 – Наверное, он держит меня наверху для того, чтобы отыграться, – мрачно предположила Лорен.

 – Возможно, так оно и есть. Возможно, он пытается отомстить вам за те чувства, которые вы в нем пробудили. Или хочет найти в вас недостатки, чтобы эти чувства угасли. Не знаю… Ник – сложный человек. Джим, Эрика и я – его близкие друзья. Тем не менее, он держит нас на некотором расстоянии. Он никому не открывается до конца, даже нам. Почему вы так на меня смотрите? – вдруг спросила Мэри.

 Лорен вздохнула.

 – Мне кажется, вы рассказываете все это не той девушке. Вы ошиблись. Расскажите это не мне, а Эрике.

 – Не говорите чепухи…

 – Неужели вы не читали статью в газете про вечеринку в Харбор-Спрингс несколько недель назад? – Смутившись, Лорен не находила в себе сил смотреть в глаза Мэри. – Я была с Ником в Харбор-Спрингс, и он отправил меня домой, потому что должна была приехать Эрика. Он сказал, что она «деловой партнер».

 – Но так оно и есть, – возразила Мэри и крепко сжала руку Лорен. – Они близкие друзья и деловые партнеры – но ничего больше. Ник входит в совет директоров корпорации ее отца, а тот, в свою очередь, заседает в совете директоров «Глобал индастриз». Эрика собирается купить у Ника тот дом на озере. Он всегда ей нравился; наверное, в тот день она приехала туда, чтобы завершить сделку.

 Какое облегчение, какое счастье! Сердце Лорен воспарило, хотя внутренний голос предостерегал, что надежды на любовь Ника у нее по-прежнему нет. Но, по крайней мере, Ник не уложил ее в постель своей подружки в ее же доме! Дождавшись, пока Рикко принесет им еду, она спросила у Мэри:

 – Давно ли вы знаете Ника?

 – Очень давно, – ответила та. – Я пришла работать бухгалтером к его отцу и деду, когда мне было двадцать четыре. Нику тогда было четыре года. А через полгода после этого умер его отец.

 – Какой он был в детстве? – Лорен отчаянно хотела узнать как можно больше об этом загадочном и сильном мужчине, который, сам того не желая, завладел ее сердцем.

 Улыбнувшись, Мэри пустилась в воспоминания.

 – Мы звали его Никки. Вы даже не представляете, какой это был очаровательный чертенок! Высокомерный, как и его папа, и временами жутко упрямый. Крепкий, веселый и смышленый малыш – таким гордилась бы любая мать. Кроме его собственной, – добавила Мэри, и ее лицо вмиг помрачнело.

 – Расскажите о его матери! – попросила Лорен, вспоминая, с какой неохотой говорил о ней Ник в Харбор-Спрингс. – Он почти ничего не рассказывал о своей маме.

 – Удивляюсь, что он вообще раскрыл рот. Ник никогда не говорит о своей матери. – Взгляд Мэри затуманился – перед ней вставали картины из прошлого… – Его мать была поразительно красивая женщина. Кроме того, она была богата, избалована, капризна и спесива. Все равно, что шарик на рождественской елке: на вид красивый, но хрупкий и пустой внутри. Но Никки обожал мать, несмотря на все ее недостатки.

 А когда отец Никки умер, она просто ушла, оставив мальчика с дедом и бабкой. Шли месяцы после ее ухода, а он все сидел у окна и выглядывал, не возвращается ли она домой. Он понимал, что папа умер и больше к нему не вернется, но отказывался верить, что теперь не будет также и мамы. Он никогда о ней не спрашивал; просто ждал. Я ошибочно думала, будто бабка и дед не разрешают ей приходить и, если честно, осуждала их за это – как выяснилось потом, совершенно несправедливо.

 В один прекрасный день, месяца за два до Рождества, Никки вдруг перестал сидеть у окна и развил бешеную активность. С момента смерти отца прошел почти год. А мать снова вышла замуж, и у нее только что родился сын – хотя мы-то ничего про младенца не знали. Ну так вот, Никки превратился в сгусток энергии. Он хватался за любое поручение, лишь бы заработать несколько центов. Деньги он копил и за две недели до Рождества уговорил меня поехать с ним по магазинам, чтобы купить «очень-очень особенный» подарок.

 Я думала, что малыш ищет подарок для бабушки, потому что он бегал из магазина в магазин и перебрал их с десяток – ему требовалось что-то «в самый раз для леди». И только ближе к вечеру я поняла, что Никки хотел купить рождественский подарок для матери.

 В отделе уцененных товаров крупного универмага он, в конце концов, нашел свой «очень-очень особенный» подарок. Это была чудесная эмалевая коробочка для пилюль, которая в результате уценки стоила сущие гроши против ее реальной цены. Никки пришел в восторг. Его энтузиазм оказался заразителен. В пять минут он уговорил продавца завернуть коробочку в красивую подарочную бумагу, а меня – отвезти его домой к матери, чтобы отдать ей подарок.

 Лорен увидела, что глаза Мэри блестят от слез.

 – Он… решил подкупить мать, чтобы та вернулась к нему, вот только я не догадалась. – Проглотив ком в горле, Мэри продолжала. – Мы с Никки сели в автобус до Гросс-Пойнта, но он так волновался, что не мог спокойно усидеть на месте. Все время просил меня проверить, в порядке ли его волосы и одежда. «Я хорошо выгляжу, Мэри?» – спрашивал он всю дорогу.

 Дом мы нашли без труда – настоящий дворец, нарядно украшенный к празднику. Я хотела позвонить в дверь, но Никки схватил меня за руку. Я посмотрела на него… никогда не доводилось мне видеть, чтобы ребенок был в таком отчаянии. «Мэри, – говорил он. – Ты уверена, что я хорошо выгляжу?»

 Мэри отвернулась к окну, и ее голос задрожал.

 – Никки казался таким несчастным, а ведь он был очень красивым мальчиком. В душе я надеялась, что мать увидит его и поймет, как нужна ему, и после этого начнет, по крайней мере, навещать его время от времени. Тем временем дворецкий открыл дверь, и нас с Никки проводили в нарядную гостиную, где стояла огромная рождественская елка – казалось, ее нарядили для витрины универмага. Но елку Никки даже не заметил. Он видел только блестящий красный велосипед, перевязанный большим бантом, и его лицо просияло от радости. «Видишь, – сказал он мне. – Я знал, что она про меня не забыла. Она просто ждала, что я сам к ней приду». Он протянул руку, чтобы потрогать велосипед, но горничная, которая вытирала пыль в гостиной, чуть не ударила его. Она сказала, что велосипед предназначен для «малыша». Никки отдернул руку так, будто обжегся.

 Наконец его мать спустилась, и вот ее первые слова к собственному сыну: «Что тебе нужно, Николас?» Никки преподнес ей подарок и сказал, что выбрал его сам. Она хотела положить подарок под елку, но мальчик настоял, чтобы она его открыла прямо сейчас…

 Утерев слезы с глаз, Мэри закончила рассказ:

 – Мать развернула подарок, глянула на изящную вещицу и сказала: «Я не принимаю пилюль, Николас, и ты это знаешь». Она отдала коробочку горничной, которая вытирала пыль, и сказала: «Вот миссис Эдвардс – да, она принимает пилюли. Уверена, ей это пригодится». Никки смотрел, как его подарок исчезает в кармане горничной, а потом сказал, очень вежливо: «Желаю веселого Рождества, миссис Эдвардс». Взглянул на мать и сказал: «Нам с Мэри пора идти».

 Пока мы шли к остановке автобуса, Никки не сказал ни слова. Я боролась с подступающими слезами, но лицо мальчика было… лишено всякого выражения. На автобусной остановке он взглянул на меня и вырвал руку из моей руки, а потом произнес, будто клялся: «Она мне больше не нужна. Я уже совсем взрослый, Мэри. И мне никто больше не нужен».

 Голос Мэри дрогнул.

 – С тех пор мне больше не случалось держать его за руку.

 После минуты горестного молчания Мэри продолжала.

 – Насколько мне известно, начиная с того самого дня Ник никогда ничего не дарил женщинам – только бабушке и мне. Его подружки рассказывали Эрике, что он весьма щедро делится деньгами, но никогда не покупает им подарков. Он просто дает им деньги, чтобы они выбрали себе все, что пожелают. Ему безразлично, что купит девушка – драгоценности, меха или что-то еще. Но он никогда не выбирает подарок сам.

 Лорен вспомнились прекрасные серьги, которые преподнес ей Ник, и то, с каким презрением она заявила, что они ей не нужны. Ее сердце упало.

 – Почему мать предпочла о нем забыть, сделала вид, будто его нет на свете?

 – Я могу только догадываться. Она происходила из одной из самых родовитых семей Гросс-Пойнта. Признанная красавица, королева бала дебютанток! Для таких людей происхождение – это все. В их среде деньги есть у всех, поэтому социальный статус определяется тем, насколько влиятельна семья, какие у нее связи. Выйдя замуж за отца Ника, она превратилась в изгоя, паршивую овцу в стаде. В наши дни все изменилось – деньги сами по себе являются показателем престижа. Теперь Ник вращается в тех же кругах, что и она, но полностью затмевает мать и ее супруга. Разумеется, тому немало способствует тот факт, что парень не только сказочно богат, но еще и чертовски красив.

 Как бы там ни было, маленький мальчик Ник, должно быть, был живым напоминанием о ее грехопадении и отлучении от хорошего общества. Ни мать, ни отчим не хотели его видеть. Нужно знать эту женщину, чтобы понять, откуда этот эгоизм, это ледяное сердце. Помимо себя, любимой, есть лишь один человек, который ей небезразличен. Это сводный брат Ника – вот его она обожает.

 – Должно быть, Нику тяжело ее видеть.

 – Не думаю. В тот день, когда она отдала горничной его подарок, его любовь к ней прошла. Ник убил эту любовь сам, раз и навсегда. Ему было всего пять лет от роду, но даже в те дни ему хватило силы и решимости на такой поступок.

 У Лорен возникло желание придушить мать Ника и одновременно – разыскать его и излить на него свою любовь, хочет он этого или нет. В этот момент возле их столика возник Тони и подал Мэри записку, на которой было написано имя.

 – Вот этот человек звонил вам только что. Он говорит, что ему нужны какие-то документы, которые заперты в вашем ящике.

 Мэри бросила взгляд на записку.

 – Наверное, мне придется вернуться в офис. Лорен, а вы оставайтесь и доешьте обед.

 – Почему вы не ели мою пасту? – укоризненно воскликнул Тони. – Неужели невкусно?

 – Дело не в этом, Тони, – ответила Мэри, кладя салфетку на стол и протягивая руку к сумочке. – Я рассказывала Лорен про Кэрол Уитворт, и эта тема испортила нам аппетит.

 Кэрол Уитворт! Звук этого имени набатом отдавался в ушах Лорен. У нее закружилась голова. В горле застрял безмолвный крик, и голос отказал ей, когда она попыталась заговорить.

 – Лори? – Встревоженный Тони сжал ее плечо. Но Лорен, словно парализованная, смотрела вслед Мэри.

 – О ком она говорила? Что за имя назвала? – прошептала девушка в отчаянии

 – Кэрол Уитворт, матери Ника.

 Лорен подняла на него глаза.

 – О-о, Господи, – прошептала она. – О, нет!

 Она взяла такси, чтобы вернуться на работу. Шок первых минут немного отступил, сменившись унылым оцепенением. Войдя в мраморный вестибюль, Лорен направилась к приемной стойке и попросила разрешения воспользоваться телефоном.

 – Мэри? – сказала она, услышав знакомый голос в трубке. – Я, кажется, заболела. Поеду домой.

 Дома, завернувшись в халатик, Лорен сидела перед камином, глядя в пустоту невидящим взором. Достала толстый плед, который связала в прошлом году, и накинула на плечи, пытаясь согреться. Холод, однако, царил в ее душе. Девушка содрогалась, вспоминая свой последний приезд в дом Уитвортов. Невозмутимость Кэрол Уитворт, надменной царицы их маленького общества, где трое из присутствующих затевают войну против ее сына. Ее собственного сына, ее замечательного, талантливого сына. Господи, как она могла это допустить!

 Лорен передернуло в бессильной ярости. Пальцы судорожно комкали и тискали плед – вот бы вцепиться в Кэрол Уитворт и расцарапать ей лицо – это тщеславное, высокомерное и прекрасное лицо без единой морщинки!

 А история со шпионом… Лорен скорее поверила бы, что это Филипп шпионит за Ником, а не наоборот. Но, если все же это Ник, если он действительно платит кому-то за сведения о закрытых предложениях «Уитворт энтерпрайзиз», она не станет его винить. Будь сейчас у нее такая возможность, она привела бы компанию Филиппа к краху – да падет кара ему на голову.

 Возможно, Ник полюбил ее; так думает Мэри. Но Лорен этого узнать не суждено. Как только Ник выяснит, что она связана с семейством Уитворт, он вырвет из своего сердца чувства к ней – если они вообще есть. Когда-то точно так же он убил любовь к собственной матери. Ник захочет узнать, зачем она устроилась на работу в «Синко» и ни за что не поверит, что это было совпадением, даже если она ему солжет.

 Лорен обвела горьким, презрительным взглядом уютное любовное гнездышко, в котором поселилась. Она жила, как одна из гламурных красоток, любовниц Филиппа Уитворта. Но с нее достаточно. Она уедет домой. Если понадобится, будет работать на двух работах и заодно преподавать музыку, чтобы разница в зарплате не казалась столь ужасающей. Но она не может оставаться в Детройте. Иначе сойдет с ума, встречая напоминание о Нике на каждом шагу и ломая голову – думает ли он о ней?

 

 – Как вы себя чувствуете? – спросил Джим на следующее утро, и сухо добавил: – Мэри говорит, что рассказала вам о Кэрол Уитворт, и вам стало так плохо, что вы заболели.

 Бледная, но собранная Лорен закрыла за собой дверь кабинета и вручила Джиму только что отпечатанный листок бумаги.

 Развернув листок, Джим внимательно прочел четыре строчки текста.

 – Вы увольняетесь по причинам личного характера – что, черт возьми, это означает? Какие еще причины личного характера?

 – Филипп Уитворт приходится мне дальним родственником. И до вчерашнего дня я не знала, что Кэрол Уитворт – мать Ника.

 От неожиданности Джим даже вскочил с кресла. Уставившись на Лорен в негодующем замешательстве, он спросил:

 – Зачем вы мне все это рассказываете?

 – Вы спросили, почему я увольняюсь.

 Джим молча смотрел на нее, и его лицо мало-помалу прояснялось.

 – Значит, вы родственница второго мужа его матери, – наконец сказал он. – Ну и что?

 Лорен была не в состоянии спорить. Девушка без сил опустилась в кресло.

 – Джим, разве вы не понимаете, что родственница Филиппа Уитворта вполне может оказаться его шпионкой, специально засланной в вашу компанию?

 Взгляд его светло-карих глаз сделался суровым.

 – Лорен, вы его шпионка? – казалось, Джим видит ее насквозь.

 – Нет.

 – Уитворт просил вас об этом?

 – Да.

 – И вы согласились? – рявкнул он.

 Лорен даже не предполагала, что ей будет так плохо.

 – Я думала об этом, но по дороге на собеседование решила, что не смогу. Я думала, меня все равно не примут, и не приняли бы… – Она вкратце рассказала, как познакомилась с Ником в тот вечер. – А на следующий день вы вызвали меня на собеседование и предложили место.

 Уронив голову на спинку кресла, Лорен закрыла глаза.

 – Я хотела быть поближе к Нику. Я знала, что он работает в этом здании, вот и приняла ваше предложение. Но никаких сведений я Филиппу не передавала.

 – Поверить не могу, – сказал Джим, растирая пальцами лоб, как будто у него невыносимо болела голова. Минута за минутой проходили в тяжелом молчании. Но Лорен было все равно – девушка была так несчастна! Она просто сидела, дожидаясь, когда босс вынесет ей суровый приговор.

 – Все это неважно, – вдруг сказал он. – И никуда вы не уходите. Я вас не отпущу.

 Лорен сделала большие глаза:

 – О чем вы? Неужели вам безразлично, что я могу оказаться шпионкой Филиппа и передавать ему все, что узнала?

 – Вы не шпионка.

 – Откуда вам знать? – спросила она с вызовом.

 – Подсказывает здравый смысл. Будь вы шпионкой, не явились бы ко мне с заявлением об уходе и не сообщали бы о своем родстве с Филиппом Уитвортом. Кроме того, вы любите Ника. Думаю, что и он вас любит.

 – Мне так не кажется, – возразила Лорен со спокойным достоинством. – Но, если даже и так, Нику станет противно видеть меня в ту же минуту, как он выяснит, кому я прихожусь родней. И тогда он потребует ответа, зачем я пришла искать места в «Синко», и ни за что не поверит в простое совпадение, если я захочу ему солгать, а ведь я не лгать не стану…

 – Лорен, женщина может признаться мужчине в чем угодно, если выберет правильный момент. Дождитесь, пока вернется Ник, и тогда…

 Но она лишь покачала головой, и тогда он решил прибегнуть к угрозе:

 – Если вы уйдете вот так, я не дам вам хороших рекомендаций.

 – Я их и не прошу.

 Джим смотрел, как она выходит из кабинета. Несколько минут он сидел неподвижно и размышлял, нахмурив брови. Потом медленно протянул руку к трубке телефона.

 

 – Мистер Синклер. – Секретарша склонилась к Нику и заговорила очень тихо, чтобы не привлекать внимание семерых крупных американских промышленников, которые, сидя в конференц-зале, были заняты обсуждением международного торгового соглашения. – Извините, что отвлекаю, сэр, но вам звонит мистер Джеймс Уильямс…

 Ник кивнул, поднимаясь из-за стола. Он ничем не выдал своей тревоги – а ведь звонок был, как гром средь ясного неба. Какое несчастье могло заставить Мэри разрешить Джиму сюда позвонить? Секретарша провела Ника в отдельное помещение, и он схватил трубку.

 – Джим, что стряслось?

 – Ничего. Просто мне нужны указания.

 – Указания? – повторил Ник, не веря собственным ушам. – Я на совещании по вопросам международной торговли, и…

 – Знаю, поэтому буду краток. Новый начальник отдела продаж, которого я принял, может выйти на работу через три недели, пятнадцатого ноября.

 Ник выругался в крайнем раздражении.

 – И что? – рявкнул он.

 – Так вот зачем я звоню. Хотелось бы знать, правильно ли, если он начнет работать в ноябре, или пусть ждет до января, как мы обсуждали ранее…

 – Просто не верится! – в ярости перебил Ник. – Какая мне разница, когда он начнет работать, черт подери, и ты это знаешь! Пятнадцатое ноября – прекрасно. Что еще?

 – Да почти все, – невозмутимо ответил Джим. – Как погода в Чикаго?

 – Ветрено! – прорычал Ник. – Помоги тебе бог, если ты вытащил меня с совещания ради того, чтобы…

 – Ладно-ладно, извини. Я тебя больше не задерживаю. Ах, да. Лорен уволилась сегодня утром.

 Эта новость была для Ника, как удар по лицу.

 – Я поговорю с ней в понедельник, когда вернусь.

 – Не получится – она увольняется немедленно. Кажется, завтра она собирается ехать в Миссури.

 – Похоже, ты начинаешь терять форму, – едко заметил Ник. – Обычно они все в тебя влюбляются, и тебе приходится переводить их в другие отделы, чтоб не мозолили глаза. Лорен избавила тебя от трудов.

 – Она не влюблена в меня.

 – Это твои проблемы, не мои.

 – Нет, черт тебя подери. Ты хотел поиграть с ней в постельные игры. А когда она отказалась, заморил ее работой до полусмерти. Она тебя любит, а ты заставил ее принимать звонки от других баб, заставил ее…

 – Мне нет никакого дела до Лорен, черт возьми. И я не собираюсь обсуждать ее с тобой.

 Швырнув трубку на рычаг, Ник вернулся в конференц-зал. Остальные семеро воззрились на него с тревогой и укоризной. По взаимному уговору никто не должен был отвечать на телефонные звонки – разве что в случае исключительной срочности. Ник сел за стол и бросил отрывисто:

 – Прошу прощения. Моя секретарша ошибочно преувеличила важность одного дела и решила позвонить.

 Ник пытался сосредоточиться на обсуждаемых деловых вопросах, выбросив из головы все прочее. Но перед его мысленным взором вставали картины, одна за другой. Вот Лорен смеется, ее голова запрокинута к солнцу, а ветерок играет ее волосами, пока они плывут на лодке по озеру Мичиган…

 Посреди жаркой дискуссии о маркетинговых правах ему вспомнилось, как он взглянул тогда в ее прекрасное лицо:

 «Что со мной будет, если туфелька подойдет? – Я превращу вас в симпатичного лягушонка».

 Не в лягушонка… Лорен превратила его в одержимого маньяка! Две недели кряду он сходил с ума от ревности. Каждый раз, когда у нее звонил телефон, он прислушивался – что за любовник ей названивает? Стоило кому-нибудь из мужчин в офисе взглянуть в ее сторону, как у него возникало желание выбить бедняге зубы…

 Завтра девушка уедет. И в понедельник он ее уже не увидит. Так лучше для них обоих. Так лучше для его корпорации, пропади она пропадом. До чего дошло – сотрудники прятались по углам при его приближении!

 В семь вечера совещание было окончено, и после ужина Ник, извинившись, удалился в свой роскошный гостиничный номер. Проходя центральным коридором фешенебельного отеля, Ник заметил витрину ювелирного магазина. Его взгляд привлекла подвеска – великолепный рубин в окружении сверкающих бриллиантов. Ник взглянул и на серьги, составляющие комплект. Может быть, если он подарит Лорен подвеску… Он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который стоит подле Мэри, держа в ладошке эмалевую коробочку для пилюль.

 Он отвернулся и пошел прочь. Подкуп, ожесточенно напомнил он самому себе, является худшей разновидностью выпрашивания. Он не станет умолять Лорен изменить решение. Он давно ни у кого ничего не просит.

 Ник провисел часа полтора на телефоне в своем номере, отвечая на звонки и улаживая проблемы, которые возникли за время его отсутствия. Когда он, наконец, повесил трубку, было почти одиннадцать. Подойдя к окну, Ник стал смотреть на мерцающий ночными огнями Чикаго.

 Лорен уезжает! Джим сказал, что девушка измучена. Что, если она заболела? Что, если она беременна? Черт, что, если это действительно так? А он даже не может быть уверен, что это его ребенок.

 Он мог – еще совсем недавно. Тогда он был единственным мужчиной в ее жизни. Теперь Лорен, чего доброго, сама может поучить его всяким штукам, подумал Ник с горечью.

 Он вспоминал тот воскресный день, когда приехал к ней домой, чтобы подарить серьги. Попытался затащить ее в постель, и она на него накричала. Другим женщинам было бы достаточно того, что он предложил, но не Лорен. Она ждала от него чувств, эмоциональной привязанности, а не только сексуальной. Она ждала от него обязательств…

 Ник растянулся на постели. Пусть уезжает, зло подумал он. Пусть возвращается домой. Там она найдет какого-нибудь мелкого клерка, который бросится к ее ногам, признается в любви и примет на себя все обязательства, которых она так жаждет.

 

 На следующее утро ровно в десять совещание возобновилось. Все присутствующие были крупными промышленниками, и их время стоило очень дорого. Поэтому все были пунктуальны. Председатель, взглянув на шестерых сидевших за столом мужчин, произнес:

 – Ник Синклер сегодня не сможет присутствовать. Он просил меня передать, что был вынужден срочно вернуться в Детройт по чрезвычайно важному, не терпящему отлагательств делу.

 – У всех нас срочные, не терпящие отлагательств дела, – недовольно проворчал один из них. – Что у него за проблемы, которые нельзя решить здесь?

 – Он сказал – производственный конфликт.

 – Это не повод! – сердито вскричал второй. – У всех бывают производственные конфликты.

 – Я так и сказал Нику, – заметил председатель.

 – А он что?

 – Говорит, такого конфликта, как этот, нет больше ни у кого.

 

 Лорен несла к машине очередную пару чемоданов. Она посмотрела в затянутое тучами серое октябрьское небо, и с тоской подумала, что вот-вот хлынет дождь. Или пойдет снег.

 Она вошла в дом, оставив приоткрытой дверь, чтобы распахнуть ее ногой, когда руки будут заняты чемоданами. Ноги промокли – она то и дело наступала в лужицы на тротуаре. Нагнувшись, Лорен сбросила свои парусиновые кеды. Она собиралась вести в них машину всю дорогу до Миссури, поэтому кеды следовало высушить как можно скорее. Девушка понесла их на кухню, поставила в духовку и включила нагрев, оставив дверцу духовки открытой.

 В спальне наверху Лорен надела другие туфли, а затем закрыла последний чемодан. Осталось написать записку Филиппу Уитворту, и можно ехать. Слезы жгли ей глаза, и она с досадой утерла их кончиками пальцев. Взяла чемодан и понесла вниз.

 Лорен была уже в гостиной, когда услышала за спиной шаги. Кто-то шел со стороны кухни. Девушка поспешно обернулась и застыла на месте, когда из кухни вышел Ник. Выражение его лица, стальной блеск глаз не обещал ничего хорошего. Сердце тревожно екнуло: Ник узнал про Филиппа Уитворта!

 В панике уронив чемодан, Лорен попятилась. Наткнулась в спешке на подлокотник дивана, потеряла равновесие и неловко повалилась навзничь на подушки.

 Его глаза насмешливо блеснули. Ник смотрел на красавицу, которая растянулась поперек дивана так, будто приглашала прилечь рядом.

 – Очень многообещающе, дорогая, но я бы сначала поел. Что можешь предложить – кроме сгоревших кед?

 Лорен поспешила вскочить на ноги. Несмотря на насмешливый тон, его зубы были крепко стиснуты, и напряжен каждый мускул сильного тела. Лорен предусмотрительно отошла подальше.

 – Стой смирно, – мягко приказал он.

 Лорен замерла.

 – Почему… Ведь ты сейчас должен обсуждать международную торговлю. Почему ты здесь?

 – Хороший вопрос, – усмехнулся он. – Я задавал его себе, когда бросил семерых очень занятых мужчин, которым требовался мой голос по делу первостепенной важности. И по дороге сюда, когда сидящую рядом со мной в самолете женщину начало тошнить. До сих пор ломаю голову!

 Лорен сдавленно рассмеялась. Ник был вне себя и очень напряжен.

 – Я задавал себе этот вопрос, – продолжал Ник, подходя ближе, – когда буквально выволок за шиворот из такси одного почтенного старичка, чтобы сесть самому – я боялся, что приеду слишком поздно.

 Лорен пыталась угадать, в каком же он настроении, но безуспешно.

 – Итак, ты здесь, – сказала она неуверенным голосом. – Что тебе нужно?

 – Мне нужна ты.

 – Я уже сказала…

 – Я помню, что ты сказала, – нетерпеливо перебил Ник. – Ты сказала, что я для тебя слишком стар и циничен. Так?

 Девушка кивнула.

 – Лорен, сейчас я всего двумя месяцами старше, чем был в Харбор-Спрингс. Хотя чувствую себя так, будто с тех пор прошло много лет. Однако тогда тебе не казалось, что я для тебя стар, да и сейчас ты на самом деле так не думаешь. Ладно, я разгружу твою машину, а ты начинай распаковывать вещи.

 – Ник, я еду домой, – мягко, но решительно заявила она.

 – Нет, ты никуда не едешь, – твердо сказал он. – Ты моя. А будешь возражать, я схвачу тебя в охапку, отнесу в постель и там очень быстро заставлю это признать.

 Лорен нисколько не сомневалась, что Ник так и поступит. Она снова попятилась.

 – Этим ты только докажешь очевидный факт своего физического превосходства. Признание, сделанное под давлением, не в счет. Важно лишь, что быть твоей я не хочу – ни в каком смысле.

 Ник мрачно улыбнулся.

 – Зато я хочу быть твоим… во всех смыслах.

 Сердце Лорен забилось, как сумасшедшее. Что он имеет в виду – «быть твоим»? Инстинкт подсказывал, что Ник не делает ей предложения замужества, зато предлагает себя. Что будет, если сейчас она признается ему насчет Филиппа Уитворта?

 Ник снова заговорил, и она уловила нотки отчаяния в его голосе.

 – Подумай, какой я аморальный, беспринципный циник – так не упускай возможности исправить мой характер!

 Лорен хотелось и рассмеяться, и разрыдаться одновременно. Уронив голову, она пыталась унять слезы. Густые волосы упали на лицо, закрыв его непроницаемым занавесом. Неужели придется пойти на это? Какая избитая тема: влюбленная в своего босса секретарша, тайный роман… Ей придется поставить на кон собственную гордость и уважение к себе ради призрачного шанса заставить Ника полюбить. А еще придется рискнуть – вызвать у него не любовь, а ненависть, рассказав про Филиппа.

 – Лорен, – сказал Ник, – я люблю тебя.

 Девушка резко подняла голову. Не веря собственным ушам, она только смотрела на него блестящими от слез глазами.

 Ник заметил ее слезы, и его сердце горестно сжалось в предчувствии поражения.

 – Не вздумай плакать, – предупредил он. – Я никогда ни одной женщине этого не говорил, и я… – Он не успел продолжить, потому что Лорен неожиданно бросилась в его объятия. Ее плечи дрожали. Он осторожно коснулся ее подбородка, приподнял лицо и заглянул в глаза. Слезы повисли на ее густых длинных ресницах, и бирюзовые глаза заволокла влажная пелена. Она собиралась что-то сказать, и Ник внутренне сжался. Она хочет отвергнуть его, решил он. Вот чего он боялся всю дорогу от Чикаго до Детройта!

 – Я думаю, что ты такой красивый, – прошептала она. – Ты самый красивый…

 Из груди Ника вырвался тихий стон, и он накрыл ее губы своим ртом. Утоляя ненасытный голод, который терзал его многие недели, он стискивал в объятиях ее мягкое, податливое тело. Его поцелуи были, как грозовой шквал, и все же в них была нежность; и все ему было мало. Наконец, оторвавшись от ее губ, подавляя в себя иные, более неистовые желания тела, Ник прижал девушку к груди.

 Несколько минут Ник стоял совершенно неподвижно, и Лорен подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Он увидел в ее глазах вопрос и готовность подчиниться его желаниям. Она ляжет с ним хоть здесь; в любом месте, где бы ему ни захотелось.

 – Нет, – сказал Ник нежно. – Не так. Я не хочу врываться к тебе и тащить в постель. Что-то подобное я уже совершил в Харбор-Спрингс.

 Дерзкая красавица в его объятиях загадочно улыбнулась.

 – А ты действительно проголодался? Могу предложить пару поджаренных чулок в придачу к кедам. Или предпочтешь что-нибудь попроще, например, омлет?

 Рассмеявшись, Ник коснулся губами ее лба.

 – Я прикажу экономке приготовить что-нибудь, пока буду принимать душ. Потом завалюсь спать – прошлой ночью я не сомкнул глаз, – многозначительно добавил он.

 Лорен вздохнула с притворным сочувствием и заслужила новый поцелуй.

 – Думаю, тебе тоже следует поспать. Потому что сегодня вечером, когда мы вернемся с бала и отправимся в постель, я не позволю тебе заснуть до самого утра.

 Ник разгрузил ее машину за пятнадцать минут.

 – Заеду за тобой в девять, – сказал он, стоя на пороге. – Нужен строгий вечерний туалет. У тебя есть что-нибудь подходящее?

 Лорен очень не хотелось надевать одежду, которая принадлежала любовнице Филиппа Уитворта, но сегодня у нее не было выбора.

 – Куда мы поедем?

 – В отель «Вестин», на благотворительный бал детской больницы. Я один из спонсоров, так что мне присылают билеты каждый год.

 – Это как-то неосмотрительно, – сказала Лорен, смутившись. – Нас могут увидеть вместе.

 – Нас обязательно увидят вместе. Это одно из главных светских мероприятий сезона, поэтому я и хочу взять тебя с собой. Что здесь плохого?

 Если благотворительный бал – особое светское мероприятие, других сотрудников «Глобал индастриз» там наверняка не будет. Наверное, поэтому Ник не боится, что в офисе пойдут сплетни, решила Лорен.

 – Все в порядке, я с удовольствием пойду с тобой, – сказала она и привстала на цыпочки, чтобы поцеловать Ника на прощание. – Я пойду с тобой хоть на край света.