• Современная серия, #5

Глава 44

 Через два часа Джулия съехала на обочину пустынного шоссе и потянулась за термосом. В горле першило, глаза болели от невыплаканных слез, а в затуманенном мозгу снова и снова возникали жестокие, обидные слова, которые он сказал ей при расставании: «Ты не любишь меня, Джулия. Ты просто еще слишком наивна и неопытна, а потому не понимаешь разницы между просто хорошим сексом и настоящей любовью. А теперь будь умницей, залезай в машину и возвращайся в тот мир, которому ты принадлежишь. Я же хочу только одного — чтобы ты поскорее забыла меня».

 Руки дрожали, и Джулия с трудом налила кофе в крышку термоса. Зачем нужно было так безжалостно высмеивать ее любовь? Особенно зная, что ей предстоит в одиночку противостоять полиции и журналистам. Он, в конце концов, мог просто проигнорировать ее слова, если уж не захотел солгать и сказать, что тоже любит ее. Тогда ей хоть было бы на что опереться во время предстоящего мучительного испытания.

 «Ты не любишь меня, Джулия… Я хочу только одного — чтобы ты поскорее забыла меня…»

 Джулия попыталась проглотить немного кофе, но горло судорожно сжалось, и она чуть не поперхнулась, чувствуя себя еще более несчастной и в то же время совершенно сбитой с толку. Ведь несмотря на то, что Зак так жестоко посмеялся над ее чувствами, он прекрасно знал, что она действительно любит его! Он был настолько в этом уверен, что мог себе позволить обращаться с ней подобным образом перед самым отъездом. Он был убежден, что она все равно не выдаст его властям. И не напрасно. Джулия и сама прекрасно понимала, что никогда не сможет сделать ничего, что причинило бы ему вред. Несмотря ни на что. Для этого она слишком любила его, а ее вера в его невиновность и желание помочь даже сейчас были ничуть не меньше, чем несколько часов назад или вчера.

 Забрызгав «блейзер» жидкой грязью, мимо пронесся небольшой грузовик, и Джулия вспомнила предупреждение Зака ехать как можно дальше, не привлекая лишнего внимания. Чувствуя себя совершенно разбитой и усталой, она дала задний ход и выехала обратно на шоссе. Несмотря на сильное желание ехать побыстрее, Джулия сдержала себя, и стрелка спидометра ни разу не вышла за отметку 100 км. Потому что Зак просил не гнать машину. И потому что остановка за превышение скорости явно попадала в категорию «привлечения внимания».

 Джулия доехала до границы с Оклахомой гораздо быстрее, чем ожидала. Правда, это было совершенно неудивительно — ведь первый раз она преодолевала этот путь в метель. Точно следуя указаниям Зака, она остановилась у первой же площадки для отдыха и позвонила домой.

 Трубку взял отец.

 — Папа, — сказала она, — это Джулия. Я уже свободна. И еду домой.

 — Слава Богу! — взволнованно воскликнул он. — Слава Богу!

 За все те годы, что Джулия прожила у Мэтисонов, она никогда не слышала в голосе отца такой тревоги и теперь испытывала мучительное раскаяние из-за того, что по ее вине пришлось испытать родителям и братьям.

 Больше ни один из них не успел сказать ни слова. В трубке раздался чей-то незнакомый голос:

 — Мисс Мэтисон, говорит агент Ингрэм, из ФБР. Где вы находитесь?

 — В Оклахоме, на площадке для отдыха. Я свободна. Он… он оставил меня в машине с завязанными глазами.

 Но теперь он ушел. Я уверена, что он ушел. Не знаю куда, но ушел.

 — Слушайте меня внимательно, — сказал фэбээровец. — Возвращайтесь в машину, запритесь изнутри и немедленно уезжайте подальше от того места, где он вас оставил. Когда доедете до ближайшего людного места, позвоните нам. Мы известим местную полицию, и они подъедут за вами. А теперь быстрее возвращайтесь в машину, мисс Мэтисон!

 — Я хочу домой! — с неподдельным отчаянием воскликнула Джулия. — Я хочу увидеть мою семью! Я не собираюсь оставаться в Оклахоме и ждать, пока за мной «подъедут»! И позвонила я только для того, чтобы сообщить, что уже еду домой.

 Повесив трубку, Джулия направилась к машине. Естественно, она никуда не стала звонить из «ближайшего людного места».

 Два часа спустя вертолет, который, очевидно, отрядили на поиски строптивой заложницы, засек синий «блейзер» на центральной автостраде Техаса и завис сверху. А уже через несколько минут на шоссе со всех сторон стали вливаться полицейские машины с включенными мигалками, образуя своеобразный кортеж, который и сопровождал ее до самого дома. Джулия подозревала, что подобные меры предпринимаются не столько в целях обеспечения безопасности бывшей заложницы, сколько в целях предотвращения побега возможной соучастницы, прежде чем ее успеют допросить.

 Только теперь она с ужасом осознала масштабы той охоты, которая велась за ними обоими, и «почетный эскорт» ее отнюдь не радовал. Когда она подъехала к дому родителей, было два часа ночи, но несмотря на это, все вокруг кишело репортерами, и как только Джулия вышла из машины, ее ослепили вспышки фотокамер. Понадобились усилия троих дюжих полицейских и ее братьев, чтобы пробиться к входной двери.

 В доме ее уже поджидали двое агентов ФБР, но поначалу Джулия их даже не заметила. Она видела только своих родителей, видела любовь в их глазах, чувствовала тепло их объятий.

 — Джулия, — плача повторяла мама, прижимая ее к себе, — моя Джулия. Моя маленькая девочка.

 Отец был более сдержан. Крепко обняв ее, он лишь несколько раз горячо воскликнул:

 — Слава Богу!

 Только теперь Джулия до конца осознала, насколько сильно родители и братья любят ее. Тед и Карл, правда, пытались подшучивать над ее «приключением», но оба выглядели похудевшими и измученными. И только теперь, в присутствии родных, при виде любимых лиц, Джулия наконец дала волю слезам, которые упрямо сдерживала в течение двадцати четырех часов. За последние десять лет своей жизни Джулия не пролила и сотни слезинок, да и те в основном в кинотеатрах, на грустных фильмах, но зато за последнюю неделю она отплакала не только за все годы, но и еще на много-много лет вперед.

 Долгожданную встречу с родными прервал светловолосый фэбээровец. Он вышел вперед и заговорил спокойным, властным голосом:

 — Прошу прощения, что вмешиваюсь, мисс Мэтисон, но сейчас дорога каждая секунда, а потому мы хотели бы задать вам несколько вопросов и получить на них ответы. Меня зовут Дэвид Ингрэм, это я разговаривал с вами по телефону. А это, — он кивнул в сторону второго агента — высокого и темноволосого, — Пол Ричардсон. Он ведет дело Бенедикта.

 Миссис Мэтисон решила, что пришла пора вмешаться:

 — Давайте пройдем в столовую — там всем хватит места. Я принесу кофе, молоко и немного печенья, — последнее Мэри Мэтисон всегда считала панацеей от всех бед.

 — Прошу прощения, миссис Мэтисон, — твердо сказал Пол Ричардсон, — но боюсь, что нам придется поговорить с вашей дочерью наедине. А она вам обо всем расскажет утром.

 Джулия, которая в сопровождении Теда и Карла уже направлялась в столовую, услышав эти слова, резко остановилась. Убеждая себя, что эти люди ни в чем не виноваты, что они просто выполняют свою работу, она сказала без злости, но решительно и твердо:

 — Мистер Ричардсон! Я, конечно, понимаю, как вам не терпится задать ваши вопросы. Но моя семья тоже очень хочет услышать ответы на них и имеет на это даже большее право, чем вы. Поэтому я бы очень хотела, чтобы они присутствовали при нашей беседе. Надеюсь, вы не будете возражать?

 — А если буду?

 После изнурительной поездки Джулия совсем не была настроена пикироваться с кем бы то ни было, а тем более с этим фэбээровцем, который ростом и цветом волос настолько напоминал Зака, что у нее защемило сердце. Поэтому она лишь устало улыбнулась, и эта улыбка получилась даже немного более теплой, чем ей бы хотелось.

 — Я все же очень прошу вас этого не делать. Я слишком устала для того, чтобы с вами спорить.

 — Хорошо. Думаю, что ваша семья может присутствовать при нашем разговоре, — смягчился Ричардсон и как-то странно посмотрел на своего нахмурившегося напарника. Этот обмен взглядами произошел настолько быстро, что Джулия ничего не заметила. В отличие от Теда и Карла.

 Как только они сели за стол, агент Ингрэм мгновенно перехватил инициативу.

 — Ну что ж, мисс Мэтисон, — довольно резко сказал он, — давайте начнем с самого начала.

 Увидев, что Ричардсон достал из кармана магнитофон и поставил его на стол, Джулия почувствовала острый приступ страха. Но тотчас же напомнила себе, что Зак предупреждал ее о подобных и даже гораздо худших вещах.

 — Что вы называете «самым началом»? — спросила она, благодарно улыбнувшись матери, которая поставила перед ней стакан молока.

 — Нам уже известно, что вы поехали в Амарилло предположительно для того, чтобы встретиться с дедом одного из ваших учеников, — начал Ричардсон.

 — Что вы имеете в виду под словом «предположительно»? — резко поворачиваясь к нему, возмутилась Джулия.

 — Успокойтесь, мисс Мэтисон. Вас никто ни в чем не обвиняет, — торопливо вмешался Ингрэм. — Мы просто хотим услышать от вас, как все произошло. Начните с вашей встречи с Захарием Бенедиктом.

 Положив руки на стол, Джулия постаралась окончательно успокоиться и говорить как можно ровнее и бесстрастнее.

 — Я остановилась перекусить в небольшом ресторанчике рядом с автострадой. Не помню, как он называется, но смогу без труда его узнать, если увижу. Когда я вышла оттуда, шел снег, а рядом с моим «блейзером» сидел на корточках высокий, темноволосый мужчина. Колесо было спущено. Он предложил мне свою помощь…

 — Вы заметили, что он вооружен?

 — Если бы заметила, то наверняка не предложила бы подвезти его.

 — Во что он был одет?

 Час проходил за часом, а вопросы все сыпались и сыпались один за другим…

 — Мисс Мэтисон, не можете же вы вообще ничего не знать о том, где находится этот дом! — возмущался Пол Ричардсон, рассматривая ее, как какую-то букашку под микроскопом. Его властные интонации снова напомнили ей Зака в минуты раздражения, и теперь это почему-то вызывало странное умиление.

 — Я же говорила вам, что всю дорогу и туда, и обратно у меня были завязаны глаза. И пожалуйста, называйте меня просто Джулией. Это гораздо короче и удобнее, чем мисс Мэтисон.

 — За то время, что вы находились рядом с Бенедиктом, вам не удалось выяснить, куда он в конечном счете направляется?

 Джулия отрицательно покачала головой. Кажется, этот вопрос уже звучал как минимум один раз.

 — Он сказал, что чем меньше я буду знать, тем в большей безопасности будет он сам.

 — Но вы хотя бы пытались выяснить, куда он направляется?

 Джулия снова отрицательно покачала головой. Этот вопрос был, по крайней мере, чем-то новеньким.

 — Пожалуйста, ответьте вслух — мы ведем звукозапись нашей беседы.

 — Хорошо! — теперь Джулии уже казалось, что он совершенно не похож на Зака. Он был моложе, смазливее, но в нем не было и следа внутренней теплоты, присущей Заку.

 — Я не спрашивала его, куда он направляется, потому что знала, что все равно не получу ответа. Мне же было сказано, что чем меньше я буду знать, тем…

 — А вы хотели, чтобы он был в безопасности, да? — набросился на нее Ричардсон. — Вам ведь не хотелось, чтобы его арестовали?

 Наступила небольшая пауза. Ричардсон ждал, постукивая по столу кончиком шариковой ручки, а Джулия смотрела в окно на толпы снующих вокруг дома репортеров и не чувствовала ничего, кроме смертельной усталости.

 — Я уже говорила вам, что он спас мне жизнь.

 — Но ведь Захарий Бенедикт сделал вас своей заложницей, не говоря уже о том, что он бежал из тюрьмы, где отбывал срок за убийство.

 Откинувшись на спинку стула, Джулия смотрела на него со смесью презрения и безнадежности.

 — Я ни на секунду не верю в то, что он кого-то убил, А теперь, мистер Ричардсон, — продолжала она, проигнорировав предупреждающий знак Теда, — я хочу попросить вас попытаться поставить себя на мое место. Представьте себе, что вы — мой заложник я вам наконец удалось бежать. Вы прячетесь от меня, а я думаю, что вы упали в полузамерзшую речку. Наблюдая за мной из укрытия, вы видите, как я подбегаю к ручью и ныряю в ледяную воду. Я ныряю снова и снова, выкрикивая ваше имя, и наконец, потерпев неудачу, выбираюсь на берег. Но вместо того чтобы сесть на снегоход и отправиться домой, ложусь на снег, расстегиваю начинающую обледеневать рубашку, чтобы побыстрее замерзнуть, и…

 Джулия замолчала, чтобы немного перевести дыхание, и этим немедленно воспользовался Ричардсон.

 — К чему вы мне все это рассказываете? — удивленно спросил он?

 — Я хочу, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов. После того как вы это увидите, сможете ли вы по-прежнему верить в то, что я могла кого-то хладнокровно убить? Будете ли вы пытаться выудить из меня информацию, зная, что это может обернуться против меня, привести лишь К моей смерти, прежде чем я смогу доказать, что никого не убивала?

 — А что, Бенедикт собирается это сделать? — судя по тону Ричардсона и по тому, как он резко наклонился вперед, этот вопрос его чрезвычайно интересовал.

 — Это собираюсь сделать я, — ушла от ответа Джулия. — Но вы так и не ответили на мой вопрос. После того как вы увидели, что я пыталась спасти вашу жизнь, стали бы вы выуживать из меня информацию, зная, что это приведет в лучшем случае к моему аресту, а в худшем — к смерти?

 — Я бы, — отпарировал Ричардсон, — считал себя обязанным выполнить свой гражданский долг и позаботиться о том, чтобы убийца, а теперь еще и похититель, был передан в руки правосудия.

 — В таком случае, — спокойно сказала Джулия после нескольких секунд молчания, во время которых она внимательно изучала сидящего перед ней человека, — я могу только пожелать вам поскорее найти донорское сердце, потому что своего вы, судя по всему, не имеете.

 Агент Ингрэм счел, что пора вмешаться, и с улыбкой, такой же вкрадчивой, как и его голос, сказал:

 — Думаю, что на сегодня вполне достаточно. Ведь все мы были на ногах с тех пор, как вы позвонили в первый раз.

 Сонные члены семейства Мэтисонов начали подниматься из-за стола.

 — Джулия, — Мэри Мэтисон смущенно подавила зевок, — ты ляжешь в своей старой комнате. И вы тоже, — добавила она, обращаясь к Карлу и Теду.

 — Думаю, что не имеет никакого смысла пробиваться сквозь эту толпу репортеров, а тем более завтра вы можете понадобиться Джулии.

 Агенты Ингрэм и Ричардсон приехали в Китон из Далласа и уже целую неделю жили в небольшом мотеле на окраине.

 За всю дорогу от дома Мэтисонов они не проронили ни слова. Лишь когда седан наконец затормозил перед их коттеджем, Дэвид Ингрэм заговорил:

 — Она что-то скрывает. Пол.

 — Нет, что ты, — нахмурился Ричардсон, — с ней все в порядке. Я не думаю, что она что-то скрывает.

 — В таком случае, — саркастически заметил Ингрэм, — тебе стоит начать думать головой, а не тем органом, который взял над тобой верх с тех самых пор, как эта девица уставилась на тебя своими глазищами.

 Отвлекшись от созерцания облупившейся белой краски на дверях комнаты. Пол резко обернулся:

 — Что ты, черт подери, имеешь в виду?

 — Я имею в виду, — с отвращением процедил Ингрэм, — что ты помешался на этой девке с той самой минуты, как начал наводить о ней справки в этом городишке. Каждый раз, когда ты узнавал о ней что-то хорошее или беседовал с этими ее детьми-инвалидами и их родителями, ты млел, как сентиментальная девица. А когда ты еще и узнал, что она также занимается с неграмотными женщинами и поет в церковном хоре, то решил, что ее смело можно причислять к лику святых. И сегодня, стоило ей осуждающе посмотреть в твою сторону, как ты тотчас же терял темп, и приходилось начинать все с начала. Ты симпатизировал ей даже тогда, когда видел только фотографию, сегодня же, когда она предстала перед тобой во плоти, твоя объективность и вовсе полетела ко всем чертям.

 — Что за чушь ты несешь?

 — Чушь? Неужели? Тогда, может быть, ты объяснишь мне, почему тебе так хотелось узнать, спала она с Бенедиктом или нет? Она тебе дважды сказала, что он не насиловал ее и не принуждал к сожительству никакими другими способами. Но тебе этого показалось недостаточно! Как это ты еще не решил прямо спросить, спала ли она с ним добровольно. Меня чуть не стошнило, когда ты попросил ее описать белье на его кровати, с тем чтобы мы могли найти фирму-производителя и через него выйти на владельца этого дома!

 Ричардсон смущенно посмотрел на него.

 — Что, это было настолько очевидно? А как ты думаешь, ее родные заметили?

 Ингрэм презрительно фыркнул.

 — Естественно, они заметили! Милая, кроткая миссис Мэтисон даже начала мечтать о том, чтобы ты подавился одним из ее печений. Да протри глаза! Джулия Мэтисон не ангел. В детстве у нее были приводы в полицию…

 — О чем бы мы никогда не узнали, если бы в иллинойсском архиве случайно не завалялись документы, которые должны были быть уничтожены много лет назад, — перебил его Пол. — Более того, если тебе вдруг захочется узнать о том периоде ее жизни немного побольше, то советую позвонить доктору Терезе Уилмер из Чикаго, как это сделал я.. И она скажет тебе, что Джулия — самый честный и чистый человек, которого ей довелось встретить в своей жизни. — Немного помолчав. Пол снова заговорил, и на этот раз в его голосе появились мечтательные нотки:

 — А если честно, Дейв, скажи, ты когда-нибудь видел такие удивительные глаза, как у Джулии Мэтисон?

 — Угу, — насмешливо промычал Ингрэм. — В мультфильме про Бэмби.

 — Бэмби — олененок. И глаза у него карие. А у нее… у нее они синие и сверкающие, как драгоценные камни. В детстве у моей сестры была кукла с похожими глазами.

 — Нет, я не могу поверить собственным ушам! — взорвался Ингрэм. — Ты хоть сам понимаешь, что ты несешь?

 — Успокойся, — вздохнул Пол. — Если ты прав и она действительно помогала Бенедикту бежать или если у нас появятся веские основания подозревать, что она что-то скрывает, то я первый вытрясу из нее все, что только можно. И ты это знаешь.

 — Знаю, — согласился Ингрэм, доставая ключ. — Но меня интересует другое.

 Пол, который уже открыл дверь своей комнаты, обернулся:

 — И что же именно?

 — Что ты собираешься делать, если ее единственная вина заключается в том, что она спала с Бенедиктом?

 — Найду этого мерзавца и собственноручно застрелю его за то, что он ее совратил.

 — А если за ней нет и этой вины? Мягкая улыбка тронула губы Пола.

 — В таком случае я, наверное, последую ее совету и подыщу себе донорское сердце. Дейв, ты видел, как она на меня сегодня смотрела? Так, как будто мы знаем друг друга давным-давно. И нравимся друг другу.

 — В Далласе полно женщин, которые знают тебя в библейском смысле этого слова, и им всем нравится твой большой…

 — Ты мне просто завидуешь. Тебе обидно, что эта шикарная блондинка, ее бывшая невестка, не обращает на тебя ни малейшего внимания, — ухмыльнулся Ричардсон.

 — В этом занюханном городишке, — неохотно согласился Ингрэм, — действительно водятся совершенно потрясающие женщины. Жаль только, — со вздохом добавил он, — что здесь нет ни одного приличного мотеля.