• Романтическая серия, #3

Глава 32

 Элизабет медленно шла по тропинке от служебных построек Хэвенхёрста к дому, просматривая список выполненных работ. Высокая зеленая ограда отделяла служебные постройки от дома, и потому отсюда не было видно каменщиков, которые сейчас отделывали основные помещения. Элизабет услышала позади себя шаги, но прежде чем она успела повернуться или вообще как-то среагировать, кто-то обхватил ее за талию и потащил назад, мужская рука закрыла ей рот, заглушив испуганный протестующий вскрик.

 — Тише, Элизабет, это я, — произнес до боли знакомый голос. — Не кричи, хорошо?

 Элизабет кивнула, и рука отпустила ее. Она повернулась и упала в объятия Роберта.

 — Где ты был? — спросила она, смеясь и плача от радости. — Почему ты уехал, ничего не сказав мне? Тебя убить мало за то, что ты заставил меня так волноваться…

 Он стиснул руками ее плечи, увлекая под деревья, глаза на изможденном лице умоляюще смотрели на нее.

 — Сейчас не время для объяснений. Как стемнеет, приходи в беседку и, ради

 Бога, никому не говори, что видела меня.

 — Даже Бентнеру?

 — Никому! Мне нужно уйти отсюда, пока меня не увидел кто-нибудь из прислуги. В сумерках я буду в беседке возле твоей любимой вишни.

 Крадучись, он пошел по тропинке, затем огляделся па сторонам и исчез в кустах. .

 У Элизабет осталось такое чувство, словно эта встреча ей пригрезилась.

 Ощущение нереальности не оставляло ее весь день, пока она нервно ходила по гостиной, время от времени поглядывая на солнце, которое никак не хотело уходить с небосклона. Ей было непонятно, почему Роберт боялся встречи даже с их старым верным дворецким. Очевидно, у него какие-то неприятности, возможно, даже с властями. Если так, она попросит помощи или совета у Яна. Роберт ее брат, и она любит его, несмотря на все его недостатки, Ян должен ее понять. Возможно, когда-нибудь они смогут относиться друг к другу как родственники — хотя бы ради нее.

 С наступлением сумерек Элизабет украдкой вышла из собственного дома.

 Роберт сидел, прислонившись к старой вишне, и мрачно рассматривал свои дырявые разбитые ботинки. Увидев Элизабет, он быстро вскочил на ноги.

 — Ты не захватила чего-нибудь поесть? Она поняла, что утром не ошиблась, предположив, что он голодает, теперь она ясно видела — брат на грани истощения.

 — Да, но я смогла взять только хлеб и сыр, — объяснила она, доставая сверток из складок широкой юбки. — Я не могла вынести из дома больше, не возбудив при этом подозрений. Роберт, — Элизабет не дала отвлечь себя такими прозаичными вещами, как еда, — где ты был, почему бросил меня одну и что…

 — Я не бросал тебя, — яростно выкрикнул он. — Это твой муж похитил меня через неделю после нашей дуэли и посадил на один из своих кораблей. Я должен был умереть.

 Боль пронзила все ее тело, но поверить такому она не могла.

 — Не говори мне этого, — закричала она, отчаянно замотав головой. — Нет, он не мог…

 Роберт лязгнул челюстями, задрал рубашку и повернулся к ней спиной.

 — Вот один из сувениров, которые он мне оставил. Вопль ужаса застрял у нее в горле, и она зажала рот кулаком, пытаясь удержать крик. Ей казалось, что сейчас ее стошнит.

 — О Боже, — простонала она, тяжело дыша и глядя на ужасные рубцы, которыми был покрыт почти каждый дюйм исхудавшей спины Роберта. — О Боже. Боже.

 — Только не падай в обморок, — сказал Роберт, успокаивающе стиснув ее руку. — Тебе нужно быть сильной, чтобы он не смог совершить новых злодеяний.

 Элизабет села на траву и уткнулась лицом в колени, беспомощно качаясь взад-вперед.

 — О Боже, — бесконечно повторяла она, в глазах ее по-прежнему стояла исполосованная спина Роберта. — О Боже.

 Сделав несколько долгих глубоких вздохов, Элизабет наконец заставила себя успокоиться. Все сомнения, предупреждения, догадки сразу соединились в ее мозгу, материализовавшись в конкретное доказательство — изуродованную спину

 Роберта, и ледяной холод объял ее, лишив всех чувств, кроме боли. Ян был ее возлюбленным, и она была возлюбленной Яна, и вот теперь она узнала, что лежала в объятиях мужчины, который так ужасно поступил с ее братом и все это время скрывал от нее правду.

 Оперевшись рукой о дерево, Элизабет встала, с трудом держась на слабых ногах.

 — Расскажи мне, — хриплым голосом попросила она.

 — Рассказать, почему он это сделал? Или рассказать о тех месяцах, когда я гнил в его шахте, добывая уголь? Или рассказать о своем побеге, который закончился побоями?

 Элизабет стиснула руки, они были холодными и онемевшими.

 — Расскажи мне, почему, — надтреснутым голосом сказала она.

 — Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе, какими мотивами руководствуется сумасшедший? — злобно прошипел Роберт, но потом огромным усилием воли взял себя в руки. — У меня было целых два года, чтобы подумать над этим, и все-таки я не мог понять, что его к этому побудило, и только когда я узнал, что он женился на тебе, все стало ясным как день. Он пытался убить меня на Маблемарской дороге после нашей дуэли. Ты знаешь об этом?

 — Я наняла детектива, чтобы найти тебя, — сказала она, кивая в знак того, что ей известно об этом, и не замечая, что Роберт стал еще бледнее. — Но они сказали, что это ты пытался убить его.

 — Чушь собачья!

 — Это было только предположение, — признала она. — Но зачем было Яну убивать тебя?

 — Зачем? — фыркнул он, жадно отрывая куски хлеба и запихивая их в рот,

 Элизабет наблюдала за ним с тяжелым сердцем. -

 Во-первых, потому что я стрелял в него на дуэли. Но не только поэтому. Я расстроил его планы, когда обнаружил его в оранжерее. Он знал, что занесся слишком высоко, когда пытался соблазнить тебя, но я поставил его на место. А ты знаешь, — он резко засмеялся, — что после этого эпизода многие повернулись к нему спиной? Очень многие, я сам слышал об этом перед тем, как он упрятал меня в трюм своего корабля.

 Элизабет издала долгий, прерывистый вздох.

 — Что ты собираешься предпринять?

 Роберт откинул назад голову и закрыл глаза, вид у него был измученный.

 — Торнтон убьет меня, если узнает, что я еще жив, — с абсолютной убежденностью сказал он. — Я не вынесу еще одного поражения, Элизабет. Почти неделю я был на грани жизни и смерти.

 Всхлип жалости и ужаса замер у нее на губах, и голос ее упал до шепота.

 — Ты хочешь обратиться к властям?

 — Я думал об этом. Я так жажду этого, что не могу спать по ночам, но они не поверят мне на слово. Твой муж стал богатым и влиятельным человеком. — Сказав «твой муж» он бросил на нее такой обвиняющий взгляд, что Элизабет отвела глаза.

 — Я… — Элизабет подняла руку, пытаясь объясниться и извиниться, но не знала, за что ей, собственно, извиняться, и глаза ее застлало слезами. — Пожалуйста, — беспомощно воскликнуло она, — я не знаю, что делать и что сказать. Пока не знаю. Сейчас я не могу ни о чем думать.

 Он бросил хлеб и обвил ее руками.

 — Бедное прекрасное дитя. Сколько ночей я провел без сна думая, как ты там, и отгоняя от себя мысль, что его грязные руки могут дотронуться до тебя. У него есть шахты: это глубокие бесконечные подземные тоннели, где в скотских условиях живут люди Вот где он берет деньги на все, что покупает.

 «Включая драгоценности и меха, что он подарил мне», — по думала Элизабет, и тошнота снова подступила ей к горлу. Он вздрогнула в объятиях Роберта.

 — Если ты не будешь заявлять на него в полицию, то что ты собираешься делать?

 — Что я сделаю? — переспросил он. — Этот вопрос касается только меня,

 Элизабет. Но если он узнает, что тебе известно о его злодеяниях, ты вряд ли сможешь выжить после того, что с тобой сделают его люди.

 В этот момент вопрос выживания волновал Элизабет меньше всего. Внутри она и так уже чувствовала себя мертвой.

 — Нам придется уехать. Сменить имена. Начать новую жизнь.

 В первый раз, принимая решение, Элизабет не подумала о Хэвенхёрсте.

 — Где? — почти беззвучно спросила она.

 — Я подумаю об этом. Сколько денег ты сумеешь собрать за оставшиеся несколько дней?

 Слезы наконец закапали из ее зажмуренных глаз, потому что у нее больше не было выбора. Не было перспектив. Не было Яна.

 — Думаю, много, — бесцветным голосом сказала она, — если мне удастся продать драгоценности.

 Он запечатлел братский поцелуй на ее виске.

 — Теперь ты должна в точности следовать моим инструкциям. Обещаешь?

 Она кивнула и сглотнула болезненный комок в горле.

 — Никто не должен знать, что ты собираешься бежать. Он помешает тебе, если узнает о твоих намерениях.

 Элизабет снова кивнула. Конечно, Ян не отпустит ее просто так, не выяснив причины. После того, как она так горячо любила его, он ни за что не поверит, что причина развода в неприязни к нему.

 — Попробуй продать все, что можно, но так, чтобы не вызвать подозрений.

 Поезжай в Лондон: в большом городе тебя вряд ли узнают, особенно если ты изменишь внешность и назовешься другим именем. В пятницу найми карету и поезжай в Тэрстон Кроссинг, что на Бернамской дороге. Там, в почтовой конторе, я буду тебя ждать. Учти, что как только твое исчезновение обнаружится, Торнтон организует поиски, и если тебя найдут, то лучше уж тебе сразу умереть. Мы будем путешествовать как муж и жена — поскольку он будет думать, что ты сбежала одна, на супружескую пару вряд ли обратят внимание.

 Элизабет слушала его и понимала все, что он говорил, но не могла пошевелиться.

 — Куда мы поедем? — беззвучно спросила она.

 — Я еще не решил. Может быть, в Брюссель, но это слишком близко. А может, в Америку. Но сначала мы поедем на север и остановимся в Хелмшиде. Это небольшая деревушка на побережье, очень далекая от всякой цивилизации. Газеты доходят до них редко, поэтому они вряд ли узнают о том, что тебя разыскивают.

 Там мы будем дожидаться корабля, направляющегося в колонии. — Он отстранил ее от себя. — Мне пора идти. Ты поняла, что тебе надо делать?

 Она кивнула.

 — И еще. Я хочу, чтобы ты с ним повздорила, желательно у кого-нибудь на глазах. Это необязательно должна быть серьезная ссора, нужно только, чтобы он думал, что ты рассердилась на него, поэтому не сразу бросился на поиски. Если ты исчезнешь по неизвестной причине, он начнет разыскивать тебя немедленно.

 Если же он будет считать это простым капризом, мы выиграем время. Сможешь так сделать?

 — Да, — хрипло ответила Элизабет. — Думаю, что да. Но мне бы хотелось оставить ему записку, сказать ему… — слезы сдавили ей горло при мысли, что она будет писать Яну прощальную записку. Он мог быть каким угодно чудовищем, но ее сердце не могло отказаться от любви так же быстро, как ум принял его предательство, — …объяснить, почему я уезжаю. — Голос ее прервался, и плечи затряслись от горьких рыданий.

 Роберт снова обнял ее, но голос его был холодным и твердым.

 — Никаких записок! Ты понимаешь меня? Никаких записок. Позже, — пообещал он, и голос его стал шелковым, — позже, когда мы будем в безопасности, ты сможешь написать ему и все объяснить. Можешь послать этому подонку целые тома писем. Ты понимаешь, почему крайне важно, чтобы твоей отъезд выглядел обычной размолвкой между супругами?

 — Да, — глухо ответила она.

 — Тогда до пятницы, — попрощался он, целуя ее в щеку. — Не подведи.

 — Хорошо.

 Механически занимаясь обычными делами, Элизабет послала Яну с вечерней почтой записку, что останется ночевать в Хевенхёрсте — якобы для того, чтобы разобраться со счетами за ремонт. На следующий день, в среду, она уехала в Лондон, спрятав под широкой накидкой вельветовый мешочек с драгоценностями.

 Здесь были все ее украшения, включая и обручальное кольцо. Строго соблюдая свое инкогнито, она попросила Эрона высадить ее на Бонд-стрит, где взяла наемный экипаж и отправилась к ближайшему ювелиру, который не мог знать ее в лицо.

 Ювелир был потрясен ее предложением. Фактически он утратил дар речи.

 — Это исключительно дорогие камни, миссис…

 — Миссис Робертс, — подсказала Элизабет. Теперь, когда ничто уже не имело значения, ей было легко лгать и притворяться.

 Однако сумма, которую он предложил ей за изумрудный гарнитур, заставила ее ненадолго выйти из забытья.

 — Они стоят в двадцать раз дороже.

 — Вернее, даже в тридцать, но я не располагаю клиентурой, которая может позволить себе такие безумно дорогие покупки. — Элизабет молча кивнула, в душе ее не осталось сил даже торговаться, даже сказать ему, что в ювелирном магазине на Бонд-стрит ему дадут за этот гарнитур в десять раз больше, чем он предлагает ей. — Должен вас предупредить, что я не располагаю наличными в такой сумме. Вам придется пойти в мой банк.

 Через два часа Элизабет выскользнула из означенного банка с целым состоянием в виде банкнот, которыми набила ридикюль и мешочек из-под драгоценностей.

 Перед отъездом в Лондон она отправила Яну записку, что проведет ночь в доме на Променад-стрит, объяснив это желанием пройтись по магазинам и проверить работу прислуги. Это было слабым извинением, но Элизабет утратила способность мыслить рационально. Она автоматически следовала инструкциям Роберта, не отклоняясь от них и не импровизируя. Она чувствовала себя как человек, который уже умер, но тело которого продолжает жить благодаря какой-то дьявольской силе.

 Сидя в одиночестве в своей спальне на Променад-стрит, она смотрела пустым взглядом в непроницаемую ночную тьму, бессознально сжимая и разжимая пальцы.

 Наверное, нужно послать прощальное письмо Алекс, подумала она. Это была ее первая мысль о будущем за последние два дня. Но она тут же пожалела об этом.

 Как только она подумала, что писать Александре слишком большой риск, ее тут же начала терзать мысль о единственном оставшемся ей испытании — предстоящей встрече с Яном. Она не может избегать его больше двух дней, не возбудив никаких подозрений. Или может? — беспомощно спросила себя Элизабет. Он же в принципе позволил ей жить своей собственной жизнью, и она уже оставалась несколько раз в

 Хэвенхёрсте с тех пор, как они поженились. Правда, это было не по ее прихоти, а из-за непогоды.

 Небо уже посветлело, предвещая рассвет, когда Элизабет наконец уснула прямо в кресле.

 На следующий день, подъезжая к Хэвенхёрсту, она была почти уверена, что увидит на подъездной аллее экипаж Яна, но все выглядело очень обыденно и мирно.

 С тех пор, как Ян выделил деньги на содержание Хэвенхёрста, в доме прибавилось слуг. Грум вел в конюшню лошадь, садовники обрабатывали клумбы жидкостью от вредителей. Как обыденно и мирно, с истерическим смехом подумала она, когда

 Бентнер открыл перед ней дверь.

 — Где вы были, мисс? — озабоченно спросил он, с тревогой вглядываясь в ее бледное лицо. — Маркиз просил передать вам, чтобы вы приехали домой.

 Ей следовало этого ожидать, но она почему-то не ожидала.

 — Не понимаю, почему я должна подчиняться ему, Бентнер, — сказала она повышенным тоном, прикидываясь недовольной. — Мой муж, кажется, забыл, что перед свадьбой мы заключили с ним соглашение.

 Бентнер, который все еще недолюбливал Яна за его прошлую чину перед хозяйкой, не говоря уж о том оскорблении, которое он нанес ему, когда силой ворвался в дом на Променад-стрит, и теперь не смог найти маркизу оправданий.

 Вместо этого он засеменил рядом с Элизабет по коридору, бросая на нее обеспокоенные взгляды.

 — Что-то вы плохо выглядите, мисс Элизабет. Сказать Уинстону, чтобы он принес вам чашечку хорошего горячего чайку с булочками?

 Элизабет отрицательно покачала головой и прошла в библиотеку. Там она села за письменный стол и составила, как она надеялась, любезно-уклончивое письмо мужу, в котором сообщала, что останется в Хэвенхёрсте, чтобы как следует разобраться с бумагами. Лакей был отправлен немедленно с указанием доставить письмо не позднее, чем через семь часов. Ни при каких обстоятельствах Элизабет не хотела, чтобы Ян выехал из их дома — его дома — и приехал сюда утром или, что еще хуже, вечером.

 После ухода лакея нервы ее сдали окончательно. Ей стало казаться, что маятник на старинных дедовских часах в холле раскачивается с какой-то зловещей быстротой, перед глазами вставали смутные страшные картины. Спать, говорила она — себе, нужно поспать.

 Она слишком мало спала сегодня ночью, и от этого у нее разыгралось воображение.

 Завтра ей придется встретиться с ним лицом к лицу, но это только на несколько часов…

 

 Элизабет мгновенно проснулась, когда на рассвете дверь ее спальни с грохотом распахнулась, и в темную комнату вошел Ян.

 — Ну что, ты начнешь первая или предоставишь это мне? — жестко спросил он, подходя к изголовью ее кровати.

 — Что ты имеешь в виду? — дрожащим голосом спросила она.

 — Я имею в виду, что либо ты начнешь первая и скажешь мне, какого черта мое общество вдруг стало тебе противно, или начну я и скажу тебе, что я чувствую, когда не знаю, где ты и почему не хочешь быть рядом со мной!

 — Я оба раза посылала тебе записки.

 — Твои проклятые записки оба раза приходили поздно ночью, и оба раза ты сообщала мне, что намереваешься провести ночь вдалеке от меня. Я хочу знать почему!

 Он обращается с людьми, как с животными, напомнила она себе.

 — Перестань кричать на меня, — сказала Элизабет, дрожа и подтягивая к себе одеяло, чтобы спрятаться от него.

 Его брови угрожающе сошлись в одну линию.

 — Элизабет? — спросил он, потянувшись к ней.

 — Не прикасайся ко мне!-закричала она. В дверях спальни возник Бентнер.

 — Что-нибудь не так, миледи? — спросило", храбро глядя на Яна.

 — Убирайся отсюда и закрой эту чертову дверь с другой стороны! — в бешенстве заорал Ян.

 — Оставь ее открытой, — нервно попросила Элизабет, и отважный дворецкий в точности выполнил ее указание.

 В шесть шагов Ян достиг двери и захлопнул ее с такой силой, что треснула дверная коробка, и Элизабет затрясло от ужаса. Когда он развернулся и двинулся к ней, она попыталась убежать, но запуталась в одеяле и осталась на месте.

 Ян увидел этот страх в ее глазах и остановился в нескольких дюймах от кровати. Он поднял руку, она попыталась увернуться, но его рука легла ей на щеку.

 — Дорогая, что это? — спросил он. От этого голоса ей захотелось зарыдать у его ног — от этого низкого бархатного голоса и красивого с резкими чертами лица, которое она обожала. Она готова была умолять его сказать ей, что все сказанное Робертом и Вордсвортом — ложь, все — одна сплошная ложь. «От этого зависит моя жизнь, Элизабет, и твоя тоже. Не подведи», — сказал ей Роберт. Но в этот момент слабости она действительно была готова признаться Яну во всем, и пусть он потом убьет ее. Это было бы лучше, чем жить, терзаясь воспоминаниями о том, в какой лжи они жили, лучше, чем жить без него.

 — Ты заболела? — спросил он, хмурясь и пристально вглядываясь в ее лицо.

 Ухватившись за это объяснение, она яростно закивала.

 — Да. Я не очень хорошо себя чувствую.

 — И поэтому ты поехала в Лондон? Чтобы сходить к доктору? Она снова кивнула, и к ее ужасу и смятению, он начал улыбаться — той ленивой нежной улыбкой, от которой все в ней начинало трепетать.

 — Ты ждешь ребенка, любовь моя? И поэтому ведешь себя так странно? -

 Элизабет молчала, раздумывая, что ответить, и решила сказать «нет». Если он будет считать, что она носит его дитя, найдет ее на краю света.

 — Нет! Он… доктор сказал, что это просто… просто… нервы..

 — Ты слишком много работала, — сказал Ян, являя собой образец заботливого и любящего мужа. — Тебе нужно больше отдыхать.

 Элизабет больше не в силах была это выносить — ни этой притворной нежности и заботы, ни воспоминаний об изрезанно рубцами спине Роберта.

 — Я хочу спать, — сказала она натянутым голосом. Одна, — добавила

 Элизабет, и его лицо побелело. Словно она дала ему пощечину.

 Всю свою сознательную жизнь Ян привык полагаться на свою интуицию почти так же, как на свой интеллект, и потому сейчас ни верил ни ей, ни собственным предположениям. Его жена не хочет его в своей постели, она шарахается от его прикосновений, две ночи подряд она провела в отдалении от него, и — что самое страшное — на бледном лице ее были написаны страх и признание вины.

 — А ты знаешь, что думает мужчина, — произнес он ровным голосом, за которым не чувствовалось боли, пронзающей его сердце, — когда жена проводит ночь вдали от него и по возвращении отказывается спать с ним в одной постели?

 Элизабет покачала головой.

 — Он думает, — бесстрастно сказал Ян, — что его место в этой постели занял кто-то другой.

 Ее бледные щеки запылали гневным румянцем.

 — Ты покраснела, моя дорогая, — ужасным голосом сказал он.

 — Потому что я вне себя! — ответила она, мгновенно забывая, что имеет дело с сумасшедшим.

 Его лицо мгновенно смягчилось, и на нем отразились облегчение и замешательство.

 — Извини, Элизабет.

 — Не будешь ли ты тт-так любезен оставить меня одну! потребовала Элизабет, находясь уже на пределе своих сил. — Просто уйди и дай мне отдохнуть. Говорю тебе — я устала. И я не понимаю, какое у тебя право так расстраиваться по этому поводу! Перед свадьбой мы заключили сделку, по которой мне разрешалось жить, как мне заблагорассудится, без всякого вмешательства с твоей стороны. А этот допрос — вмешательство! — Голос ее прервался, и Ян, бросив на нее еще один задумчивый взгляд, вышел из комнаты.

 Ничего не чувствуя от облегчения и боли, Элизабет снова заползла в постель и натянула одеяло до самого подбородка, но даже его мягкое тепло не смогло унять лихорадочной дрожи, сотрясающей ее тело. Через несколько минут кровать пересекла тень, и она чуть не закричала, но тут же поняла, что это Ян, который беззвучно прошел через смежную дверь между их спальнями.

 Поскольку, увидев его, она тихо ахнула, уже не было смысла прикидываться спящей. Она молча в страхе смотрела, как он приближается к ее кровати. Не говоря ни слова, он сел рядом с ней, и она увидела в его руке стакан. Поставив его на туалетный столик, он приподнял ее подушки, и ей пришлось сесть.

 — Выпей это, — спокойно приказал он.

 — А что это? — с подозрением спросила она.

 — Бренди. Оно поможет тебе уснуть. Он смотрел, как она пьет, и когда он заговорил, Элизабет догадалась, что он улыбается.

 — Поскольку мы исключили другого мужчину как причину твоего поведения, я пришел к выводу, что дело, должно быть, в Хэвенхёрсте. Я угадал?

 Элизабет с радостью приняла это объяснение.

 — Да, — прошептала она, энергично кивая.

 Он нагнулся и, запечатлев у нее на лбу поцелуй, шутливо сказал:

 — Постой, дай мне самому догадаться: ты обнаружила, что тебя обкрадывают на мельнице? — Элизабет подумала, что сейчас умрет от горя, слушая, как он ласково подшучивает над ее бережливостью. — Нет? Тогда, наверное, это булочник, который отказался уступить тебе только потому, что ты взяла две буханки вместо одной.

 Слезы подступили к ее глазам, и они предательски заблестели.

 — Что, так плохо? — ласково спросил Ян, заметив этот подозрительный блеск.

 — Ну тогда ты, наверное, не уложилась в сумму, которую я выделил на ремонт. -

 Когда она промолчала в ответ на его догадку, он успокаивающе улыбнулся и сказал: — Ну, что бы это ни было, завтра мы обязательно найдем какой-нибудь выход.

 Элизабет показалось, что он хочет остаться, и это настолько испугало ее, что она нарушила свое молчание и сбивчиво заговорила:

 — Нет… это… из-за каменщиков. Оказалось, что их работа стоит гораздо дороже, чем я ожидала. И чтобы расплатиться с ними, мне пришлось взять деньги из моего содержания, тек как те, что ты выделил на Хэвенхёрст, уже кончились.

 — О, так, значит, каменщики, — засмеялся Ян. — Ты должна присматривать за тем, как они расходуют известку, а не то они доведут тебя до работного дома. Я поговорю с ними утром.

 — Нет! — закричала она, не зная, как выпутаться из этой лжи. — Я расстроилась, но не хочу, чтобы ты вмешивался. Я хочу все сделать сама. Я уже разобралась с ними, но страшно разнервничалась. Поэтому я и поехала к доктору.

 И он… он сказал, что со мной абсолютно все в порядке. Я приеду в Монтмэйн послезавтра. И не жди меня здесь. Я знаю, как ты сейчас занят. Пожалуйста, — взмолилась она в отчаянии, — позволь мне это, я умоляю тебя!

 Ян выпрямился и, ничего не понимая, покачал головой.

 — Я отдал бы жизнь за одну твою улыбку, Элизабет. Тебе нет нужды умолять меня о чем бы то ни было. Но я не хочу, чтобы ты тратила деньги из своего личного содержания на Хэвенхёрст. Если ты будешь это делать, — поддразнил он, — мне придется его урезать. — И уже более серьезно добавил: — Если тебе не хватает на Хэвенхёрст, надо просто сказать мне, но личные деньги ты должна тратить исключительно на себя. Допивай свое бренди, — и когда она отставила стакан, он еще раз поцеловал ее в лоб. — Оставайся здесь столько, сколько тебе нужно. У меня есть одно дело в Девоне, которое я откладывал, потому что не хотел оставлять тебя одну. Я поеду туда и вернусь в Лондон во вторник. Может быть, тебе захочется приехать ко мне туда, а не в Монтмэйн?

 Элизабет кивнула.

 — Только скажи на прощание, — закончил Ян, изучая ее бледное, напряженное лицо, — ты можешь дать мне слово, что доктор не обнаружил у тебя ничего страшного?

 — Да, — ответила Элизабет, — я даю тебе слово. Она молча проводила мужа взглядом, когда он шел в свою комнату. Услышав, как в замке повернулся ключ,

 Элизабет перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Она плакала так долго, что, казалось, в ней уже не осталось слез, но тут же начинала плакать еще горше.

 Дверь, выходящая в коридор, чуть-чуть приоткрылась, в щелку заглянула Берта, и дверь тут же захлопнулась. Повернувшись к Бентнеру, Берта горестно сказала:

 — Плачет так, будто у нее разрывается сердце, но его там уже нет.

 — Как бы мне хотелось пристрелить его, — с ненавистью произнес Бентнер.

 Берта боязливо кивнула и плотнее запахнулась в халат.

 — Он страшный человек, тут вы правы, мистер Бентнер.