• Уэстморленды [Джудит Макнот], #1

Глава 7

 С восходом солнца палатки были свернуты, и воздух наполнился нескончаемым клубящимся гулом и грохотом, когда пять тысяч верховых рыцарей, наемников и оруженосцев выступили из долины, сопровождаемые тяжелыми повозками, поскрипывающими под грузом бомбард, мортир, боевых таранов, катапульт и прочих приспособлений, необходимых для осады и штурма.

 Для Дженни, ехавшей верхом рядом с Бренной под надежной охраной скакавших с обеих сторон вооруженных рыцарей, мир превратился в нереальную мешанину из шума, пыли и внутреннего смятения. Теперь Бренна посылала Дженни ободряющие улыбки, а Дженни, всегда считавшая себя достаточно умной и рассудительной, обнаружила, что ищет – надеется отыскать и взглянуть на Ройса Уэстморленда!

 Она видела его несколько раз проезжающим мимо, и он тоже казался ей незнакомцем. Громоздясь на гигантском вороном боевом коне, весь зловеще затянутый в черное, от высоких сапог до накинутого на мощные плечи плаща, развевающегося позади, он являл собой самую могучую и устрашающую фигуру, которую Дженни когда-либо видела, – смертоносный чужак, намерившийся уничтожить ее семью, ее клан, все, что ей дорого.

 Ночью, лежа рядом с Бренной и неотрывно глядя на звезды, она пыталась не думать о жуткой осадной башне, отбрасывающей огромную тень через весь луг, о башне, которая скоро займет свое место перед древними стенами замка Меррик. Раньше, в долине, она замечала ее среди деревьев, но не могла с уверенностью судить, что это такое. А возможно, и попросту не желала получить подтверждение своим опасениям.

 Теперь же почти ни о чем другом не могла думать и безнадежно цеплялась за предсказание Бренны насчет короля Иакова, который может прислать подкрепление, чтобы помочь ее клану в битве. И все-таки некая ничтожная доля рассудка отказывалась признавать, что битва состоится. Может быть, потому, что ей не до конца верилось, будто мужчина, который целовал и ласкал ее с такой пылкой нежностью, в самом деле способен обернуться противником и с холодной бесстрастностью уничтожить ее семью и ее клан. Какая-то нежная, наивная частица сердца Дженни восставала против того, что мужчина, который болтал и хохотал с ней ночью накануне, действительно способен на это.

 А потом оказалось, что она не до конца верит и в происшедшее прошлой ночью. Прошлой ночью он был ласковым, притягательным, настойчивым любовником. Сегодня он стал незнакомцем, забывшим о ее существовании.

 Ройс не забыл о ее существовании даже на второй день перехода. Воспоминания о ней, лежащей в его объятиях, о терпкой сладости поцелуев и неумелых ласках не давали ему заснуть две последующие ночи. Весь вчерашний день, разъезжая вдоль шеренг своих солдат, он искал возможности взглянуть на нее.

 И сейчас, когда он скакал во главе своей армии, щурясь на солнце, чтобы определить время, ее музыкальный смех колокольчиком звенел в ушах. Он тряхнул головой, словно пытался отделаться от неотвязных мыслей, а она вдруг взглянула на него с манящей улыбкой в уголках губ.

 Он никогда и не думал, чтобы наивная шотландская девчонка обладала таким вдохновением и отвагой. Ройс пытался объяснить свое растущее восхищение захваченной им пленницей просто-напросто результатом плотского желания, которое она пробудила в нем той ночью, но знал, что его обуревает нечто большее, чем похоть. В отличие от большинства женщин Дженнифер Меррик не испытывала ни отвращения, ни возбуждения при мысли о ласках и близости с ним, с мужчиной, само имя которого связывалось с опасностью и смертью. Застенчивого и страстного ответа он добился от нее той ночью не под угрозой страха; нет, его породила сначала нежность, потом желание. Явно знакомая со всеми ходившими о нем слухами, она все-таки отдалась его ласкам с невинным наслаждением. Вот почему он не может выкинуть ее из головы. А может быть, хмуро подумал он, она лишь обманывала себя, приняла его, невзирая на репутацию, за поистине доблестного, незапятнанного, галантного рыцаря своих грез? Это предположение оказалось столь неприятным, что Ройс сердито прогнал всякие мысли о Дженнифер и твердо решил позабыть ее.

 В полдень, только успела Дженнифер опуститься на траву рядом с Бренной, чтобы разделить обычную порцию дичи и кусок черствого хлеба, как, подняв глаза, увидела направляющегося к ним Арика. Обутые в сапоги ноги замерли не более чем в ярде перед ней, и великан буркнул:

 – Пошли.

 Уже свыкшись с явной нерасположенностью гиганта-блондина употреблять больше слов, чем диктовалось крайней необходимостью, Дженни встала. Бренна последовала было ее примеру, но Арик махнул рукой:

 – Не вы.

 Держа Дженни за локоть, он повел ее вперед, мимо сотен солдат, тоже раскинувшихся на траве, чтобы съесть свой спартанский обед, потом повернул к роще рядом с дорогой и остановился на том месте, где под деревьями стояли на страже рыцари Ройса.

 Сэр Годфри и сэр Юстас посторонились с каменным выражением на обычно приветливых лицах, а Арик подпихнул ее легким тычком, от чего она, споткнувшись, вылетела на небольшую поляну.

 Ее захватчик сидел на земле, прислонившись широкими плечами к стволу дерева, согнув ноги в коленях, и молча смотрел на нее. День был теплый, он сбросил плащ и остался в простой коричневой тунике с длинными рукавами, в плотных коричневых рейтузах и сапогах. Он был совсем не похож на вчерашний дух смерти и разрушения, и Дженни пережила нелепую вспышку радости от того, что он не забыл о ней.

 Гордость, однако, не позволила ей хоть как-нибудь проявить подобное чувство. Совершенно не представляя, как она должна себя вести и какие ощущения испытывать, она осталась на месте и даже смогла устремить на него ответный твердый взгляд, пока его задумчивое молчание не вывело наконец ее из себя. Постаравшись, чтобы тон вышел вежливым и уклончивым, спросила:

 – Кажется, я вам нужна?

 Почему-то вопрос ее зажег насмешливые искры в его глазах.

 – Вы совершенно правы.

 Взволнованная его странным насмешливым расположением духа, Дженни чуточку обождала и снова спросила:

 – Зачем?

 – Действительно, вот вопрос.

 – Мы что… будем разговаривать? – угрюмо поинтересовалась она, и, к ее полному замешательству, он запрокинул голову, захохотал, и гулкий, звонкий смех эхом раскатился по поляне.

 На лице ее читалось забавное смятение, и Ройс вновь обрел серьезность, сжалившись над наивностью, заставившей его рассмеяться и одновременно возжелать ее еще сильнее, чем той ночью. Он жестом указал на белый лоскут, расстеленный на земле, на котором лежали куски той же дичи и того же хлеба, что ела она, вместе с несколькими яблоками и куском сыра, и спокойно проговорил:

 – Мне нравится ваше общество. Я к тому же подумал, вам будет приятней поесть здесь, со мной, чем в чистом поле в окружении тысяч солдат. Я не ошибся?

 Если бы он не обмолвился, что ему нравится ее общество, Дженни принялась бы возражать, но перед низким неотразимым голосом, сообщившим ей самое главное – он по ней соскучился, – устоять не смогла.

 – Нет, – признала она, но из гордости и щепетильности не стала садиться рядом. Прихватив блестящее красное яблоко, опустилась на упавшее дерево вне пределов его досягаемости и через несколько минут непринужденной беседы испытала легкость и необычную радость. Ей так и не пришло в голову, что чувства эти возникли благодаря его целенаправленным усилиям внушить, что не следует опасаться его попыток к сближению, и заставить ее позабыть внезапное и бессердечное завершение любовных игр той ночью, чтобы она непроизвольно не отвергла следующей попытки.

 Ройс прекрасно осознавал, что делает и зачем, но уверял себя, что, если ему неким чудом Господним удастся держаться от нее подальше до тех пор, пока он не передаст ее отцу или королю, усилия не пропадут втуне, ибо ему все же выпадет приятнейшим образом и подольше пообедать на симпатичной полянке.

 Посреди совершенно отвлеченной беседы, касающейся рыцарей, Ройс вдруг поймал себя на том, что едва ли не с ревностью вспоминает ее прежнего ухажера.

 – Кстати, о рыцарях, – внезапно проговорил он. – Что произошло с вашим?

 Дженни с недоуменным выражением лица укусила яблоко.

 – С моим чем?

 – С вашим рыцарем, – пояснил Ройс. – С Болдером. Если ваш отец склонялся в пользу этого брака, каким образом вы отвратили старика Болдера от дальнейших домогательств?

 Вопрос, кажется, не понравился ей, и, словно выгадывая время в поисках ответа, она подтянула к груди длинные стройные ноги, обхватила колени руками и взглянула ему в лицо синими, сверкающими, смеющимися глазами. Опираясь о тот же ствол, Ройс подумал, что она выглядит невероятно привлекательно – прелестная лесная нимфа с длинными вьющимися волосами в мужской тунике и рейтузах. Лесная нимфа? В следующий раз она заставит его слагать сонеты в честь ее красоты, но обрадуется ли этому ее отец и господин, не говоря уже о сплетнях, которые поднимутся при дворе двух стран!

 – Не слишком ли труден для вас мой вопрос? – продолжал он пронзительным от недовольства собой голосом. – Может быть, я предложу что-нибудь полегче?

 – Какой же нетерпеливый у вас характер! – строго заметила она, ничуть не испуганная резкостью тона.

 Замечание сопровождалось столь благовоспитанным укоризненным взглядом, что Ройс невольно фыркнул.

 – Вы правы, – согласился он, насмехаясь над храброй женщиной-ребенком, посмевшей указывать на его недостатки. – Ну а теперь поведайте мне, почему отступился старик Болдер.

 – Хорошо, только очень уж не по-рыцарски с вашей стороны расспрашивать меня о вещах столь личных и, кроме того, мучительно неприятных.

 – Для кого неприятных? – спросил Ройс, не обращая внимания на ее нежелание рассказывать. – Для вас или для Болдера?

 – Для меня неприятных. Лорд Болдер был возмущен. Понимаете, – пояснила она с прямодушной улыбкой, – я его никогда не видела до того самого вечера, когда он приехал в Меррик подписывать брачный договор. Это было ужасно, – сообщила она столь же радостно, сколь и испуганно.

 – Что же произошло? – настаивал он.

 – Если я стану рассказывать, вы не должны забывать, что я была точно такой, как все четырнадцатилетние девочки, – полной грез о чудесном юном рыцаре, женой которого стану. В душе я отлично знала, как он будет выглядеть, – добавила Дженни, с горькой улыбкой вспоминая об этом. – Он должен быть светловолосым, конечно же, молодым и прекрасной наружности. Глаза голубые и королевская стать. Он должен быть также сильным, таким сильным, чтобы сберечь все, чем мы владеем, для детей, которые у нас когда-нибудь будут. – Она искоса взглянула на Ройса. – Вот каковы были мои тайные надежды, и должна вам сказать, ни отец мой, ни сводные братья ни единожды не намекнули, что лорд Болдер совсем не такой.

 Ройс нахмурился, перед его мысленным взором предстал фатоватый старик Болдер.

 – Ну и вот, я вошла в большой зал Меррика, перед тем несколько часов у себя в спальне отрабатывая походку.

 – Вы отрабатывали походку? – переспросил Ройс со смешанным любопытством и недоверием.

 – Ну разумеется, – весело отвечала Дженни. – Понимаете, я хотела доставить удовольствие своему будущему господину, представ перед ним в самом лучшем свете. И мне не подобало врываться в зал и вести себя чересчур развязно или вползать чересчур медленно и создавать впечатление излишней скованности и нерешительности. Это был необычайно трудный вопрос – как войти, не говоря уж о том, что надеть. Я пребывала в ужасной растерянности и посоветовалась с двумя своими сводными братьями, Александром и Малькольмом, чтобы они высказали мужское мнение. Уильяма, очень милого, не было, он уезжал в тот день из дома с моей мачехой.

 – Они, безусловно, должны были предупредить вас насчет Болдера.

 Ее взгляд заверил его в обратном, и даже тогда он не был готов к приступу острой жалости, увидев, как она покачала головой.

 – Как раз наоборот. Александр сказал, что, по его мнению, выбранное мной платье мачехи недостаточно хорошо, и уговорил надеть вместо него зеленое и взять мачехины жемчуга. Я так и сделала. Малькольм предложил нацепить на бок драгоценный кинжал, чтобы будущий муж не затмил меня своим блеском. Алекс сказал, что волосы у меня причесаны слишком просто, да к тому же они цвета морковки, и посему их надо накрыть золотой вуалью и подвязать ниткой с сапфирами. А потом, когда я оделась по их указаниям, они стали учить меня ходить… – И, словно благородство не позволяло ей рисовать столь непривлекательный образ сводных братьев, она весело улыбнулась и проговорила решительно и убежденно: – Конечно, они надо мной шутили, как шутят все братья над сестрами, но я была с головой погружена в грезы и ничего не заметила.

 Ройс, понимавший, что воистину за этим скрывалось, счел подобные шутки бессердечной жестокостью, ощутив внезапное непреодолимое желание заехать кулаком в физиономии ее братьев.

 – Я так беспокоилась о каждой мелочи, – весело продолжала Дженни, точно подсмеивалась над собой, – что окончательно опоздала выйти и встретить своего нареченного. Потом наконец явилась, прошествовала через весь зал как раз с нужной скоростью, на подгибающихся ногах, причем подкашивались они не только от волнения, но и под тяжестью драгоценных камней и золотых цепей на шее, на груди и на поясе. Видели бы вы взгляд моей бедной мачехи, когда она рассматривала сей ослепительный наряд! – рассмеялась девушка, не подозревая о клокочущей в груди Ройса злости. – Мачеха позже заметила, что я была похожа на ходячий сундук с драгоценностями, – фыркнула она и, подметив мрачную тень на лице своего похитителя, поспешно прибавила: – Она не хотела меня обидеть. На самом деле она очень добрая…

 Она смолкла, и Ройс подтолкнул:

 – А ваша сестра Бренна? Она что сказала?

 Взгляд Дженнифер потеплел.

 – Бренна всегда находит, что можно сказать обо мне хорошего, какими б серьезными ни были мои ошибки или дурные поступки. По ее словам, я сияла как солнце, луна и звезды. – Дженни захихикала и сверкающими от веселья глазами взглянула на Ройса. – Ну и конечно, все так и было, я и впрямь сияла.

 Ройс тоже взглянул на нее и голосом, хриплым от переживаний, которых он не мог ни понять, ни сдержать, натужно вымолвил:

 – Есть женщины, не нуждающиеся в драгоценностях, чтобы блистать. Вы – одна из них.

 Рот Дженнифер приоткрылся от изумления, и она выдохнула:

 – Это что, комплимент?

 Искренне раздосадованный тем, что она сводит его слова к никчемным любезностям, Ройс коротко передернул плечами и сказал:

 – Я солдат, а не поэт, Дженнифер. Это всего лишь факт. Продолжайте рассказ.

 Сконфуженная и растерявшаяся Дженнифер заколебалась, потом решила не обращать внимания на несчетные перемены в его настроении. Снова подкрепившись яблоком, она весело продолжала:

 – В любом случае лорд Болдер не разделяет вашего отношения к драгоценностям. Честно говоря, – рассмеялась она, – у него чуть глаза на лоб не вылезли, так очаровал его мой блеск. Его, собственно, столь поразила эта откровенная выставка, что он бросил лишь беглый взгляд на мое лицо, повернулся к отцу и сказал: «Я ее беру».

 – И вы просто так взяли и обручились? – нахмурившись, спросил Ройс.

 – Нет, вовсе не просто так. Я едва не лишилась чувств, до того обомлела, впервые взглянув на «возлюбленного». Уильям меня подхватил, прежде чем я рухнула на пол, и посадил на скамью у стола, но, даже сидя и пытаясь прийти в себя, я все никак не могла отвести глаз от лорда Болдера! Мало того, что он старше моего отца, но еще и худой как палка, и у него были… э-э-э… – Голос ее прервался, она заколебалась в нерешительности. – Мне не следует рассказывать вам остальное.

 – Расскажите мне остальное, – приказал Ройс.

 – Все? – жалобно откликнулась Дженнифер.

 – Все.

 – Хорошо, – вздохнула она, – только это не очень красивая история.

 – Так что еще было у Болдера? – допытывался Ройс, начиная усмехаться.

 – Ну… у него были… – Ее плечики печально поникли, и она прошептала: – У него были чужие волосы!

 Шумный раскатистый хохот вырвался из груди Ройса, слившись со звонкой музыкой ее смеха.

 – Едва я успела опомниться от этого, как тотчас заметила, что он ест самые странные вещи, какие я видела в своей жизни. Братья, когда помогали решить, что мне надеть, все шутили между собой насчет желания лорда Болдера каждый день обязательно есть артишоки. Я сразу же сообразила, что странные на вид жареные штучки, наваленные на его тарелке, должно быть, и есть так называемые артишоки, и именно из-за этого меня вскоре выставили из зала, а лорд Болдер раскричался.

 Ройс, уже догадавшийся, почему Болдер ел овощи, способствующие увеличению мужской силы, изо всех сил старался сохранить серьезность.

 – А что случилось?

 – Ну я очень нервничала, честно говоря, была просто потрясена перспективой свадьбы с таким жутким кавалером. Будет верней назвать его девичьим кошмаром, а вовсе не грезой, и, разглядывая его за столом, я испытывала самое неподобающее для леди желание закрыть глаза руками и завопить как дитя.

 – Но вы этого, конечно, не сделали, – предположил Ройс, с улыбкой вспоминая ее несгибаемый дух.

 – Нет, только лучше бы сделала, – призналась она с улыбкой, сопровождаемой вздохом. – Я поступила гораздо хуже. Мне было невыносимо глядеть на него, и я сосредоточилась на артишоках, которых никогда прежде не видела. Малькольм заметил, что я наблюдаю, и сообщил, зачем лорд Болдер их ест. И я захихикала…

 Огромные синие глаза заволокли грусть и печаль, и она продолжала:

 – Сначала мне удавалось сдерживаться, потом пришлось вытащить платок и прижать к губам, но я так устала от этого, что хихиканье перешло в хохот. Я хохотала и хохотала, и так заразительно, что даже бедняжка Бренна рассмеялась. Мы прыскали в кулаки, пока отец не выслал нас с Бренной из зала.

 Подняв на Ройса опечаленные глаза, она весело воскликнула:

 – Артишоки! Вы когда-нибудь слышали подобную ерунду?

 С невероятным усилием Ройс изобразил удивление:

 – Вы не верите, что артишоки укрепляют мужскую силу?

 – Я… э-э-э… – Дженнифер вспыхнула, сообразив наконец, как неуместна эта тема, но отступать было поздно, и, кроме того, она заинтересовалась: – А вы верите?

 – Нет, конечно, – с серьезным видом отвечал Ройс. – Каждый знает, что в таких делах помогают лук-порей и грецкие орехи.

 – Лук и… – Дженни ужасно сконфузилась, но тут заметила легкое подрагивание его широких плеч, выдававшее смех, и покачала головой с шутливым укором. – Так или иначе, лорд Болдер решил – совершенно справедливо, – что на всей земле недостанет драгоценностей для того, чтобы он взял меня в жены. А через несколько месяцев я совершила другую непростительную глупость, – сказала она, серьезнее глядя на Ройса, – и отец решил, что я нуждаюсь в более твердой руководящей руке, чем рука моей мачехи.

 – Какую же непростительную глупость вы совершили на этот раз?

 Она помрачнела.

 – Я бросила Александру открытый вызов: либо он возьмет назад все, что рассказывает обо мне, либо пусть встретится со мной на поле чести – на местном турнире, который мы ежегодно устраиваем близ Меррика.

 – И он отказался, – сказал Ройс с иронической усмешкой.

 – Конечно. Поступи он иначе, это стало бы для него бесчестьем. Кроме того, что я девушка, мне было всего четырнадцать, а ему двадцать. Меня ничуть не заботила его честь, потому что он был… не очень хорошим, – мягко добавила она, но в трех этих словах прозвучало нешуточное страдание.

 – А вы пытались когда-нибудь защитить свою честь? – спросил Ройс с незнакомым уколом в сердце. Она кивнула, и тень печальной усмешки коснулась ее губ.

 – Несмотря на приказ отца даже близко не подходить к месту турнира, я упросила нашего оружейника одолжить мне доспехи Малькольма и в день битвы, никому не сказавшись, выехала на ристалище и встретилась с Александром, который часто отличался в поединках.

 Ройс ощутил, как у него леденеет кровь при мысли о ней, выезжающей на поле навстречу взрослому мужчине, вооруженному копьем.

 – Вам повезло, что вы только вылетели из седла, а не убились насмерть.

 Она фыркнула:

 – Это Александр вылетел из седла.

 Ройс уставился на нее в немом изумлении:

 – Вы его вышибли?

 – Некоторым образом, – усмехнулась она. – Представляете, как только он приготовился нанести мне удар копьем, я подняла забрало и показала ему язык. – И добавила: – И он сразу свалился с коня.

 Оглушительную тишину разорвал хохот Ройса. Рыцари и оруженосцы, наемники и лучники вокруг маленькой поляны побросали дела и уставились за деревья, над которыми грохотал смех графа Клеймора.

 Сумев наконец отдышаться, Ройс посмотрел на нее ласковым, полным восхищения взглядом:

 – Ваша стратегия великолепна. Я посвятил бы вас в рыцари прямо на поле.

 – Отец мой совсем не испытывал подобного побуждения, – беззлобно сказала она. – Искусство Алекса на турнирах было гордостью нашего клана, а я не подумала об этом. Вместо того чтобы посвятить меня в рыцари прямо на поле, отец задал мне трепку, которую я, может, и заслужила. А потом отослал в аббатство.

 – И продержал вас там целых два года, – грубовато подытожил Ройс.

 Дженни глядела на него и мало-помалу удивленно осознавала, что мужчина, которого называли жестоким и диким варваром, представляет собой нечто иное, а именно – человека, способного искренне сопереживать глупой девчонке. Словно загипнотизированная, она следила, как он встает, не могла оторвать взгляд от колдовских серебряных глаз, когда он двинулся к ней. Не понимая, что она делает, Дженни тоже медленно поднялась.

 – Я думаю, – прошептала она, обратив к нему лицо, – что легенды, сложенные о вас, лгут. Все, что они говорят о ваших деяниях… неправда, – тихонько шептала она, окидывая его прекрасными глазами, словно пытаясь заглянуть в душу.

 – Они говорят правду, – коротко сказал Ройс, и перед его мысленным взором прошли бесчисленные кровавые битвы, которые он вел, во всей своей мрачной неприглядности, поля сражений, заваленные трупами его солдат и его врагов.

 Дженни ничего не ведала о его страшных воспоминаниях, и ее доброе сердце не признало взятой им на себя вины. Она знала только, что стоящий перед ней человек со скорбью и грустью смотрел на своего мертвого коня, только что переживал и сочувствовал рассказанной ею истории о том, как она переоделась и бросила вызов старшему рыцарю.

 – Я не верю… – пробормотала она.

 – Поверьте! – отрезал он. Ему не хотелось, чтобы она видела в нем жестокого захватчика, когда он дотронется до нее, но точно так же и не хотелось, чтобы она обманулась, представляя его своим рыцарем в незапятнанных, сияющих доспехах, и он бесстрастно добавил: – Почти все это правда.

 Дженни словно в тумане следила, как он протягивает к ней руки, подхватывает ее за локти и притягивает к себе. Она заглянула в выразительные глаза с длинными ресницами, и внутренний голос прокричал, что она заходит чересчур далеко. Дженни в панике отвернулась за долю секунды до прикосновения его губ, задохнулась, прерывисто, как на бегу, задышала. Ничуть не смутившись, Ройс поцеловал ее в висок, скользнул горячими губами по щеке, прижал теснее, сладко пощекотал губами чувствительную шею, а она все выворачивалась.

 – Нет… – прерывисто шептала она, отворачивая голову в сторону, и, сама того не понимая, вцепилась в ткань туники, прислонилась к нему, ища опоры, словно мир вокруг начал кружиться. – Пожалуйста… – просила она, а его ладони сжимали ее все крепче, язык сладострастно скользил по ушку, заставляя ее дрожать от желания, руки его поднялись и опрокинули ее. – Пожалуйста, остановитесь… – умоляюще проговорила она.

 В ответ он пробежался пальцами по спине, прижал ее к крепким бедрам, и это было равносильно признанию, что он не может и не желает остановиться. Другая рука легла на затылок, приподняла голову и заставила встретить его поцелуй. Дрожа, задыхаясь, Дженни спрятала лицо в его шерстяной тунике, отказывая в страстной просьбе, и в тот же миг его рука, напрягшись, послала требовательный приказ. Не в силах более сопротивляться, Дженни медленно вскинула голову навстречу новому поцелую.

 Он зарылся пальцами в ее густые волосы, удерживая девушку в плену, жадно впился в губы в глубоком поцелуе, и в этой жаркой тьме ничто не имело значения, кроме его соблазнительных, требовательных губ и опытных рук. Захлестнутая своей нежностью и мощной, грубой чувственностью мужчины, Дженни с наслаждением ощутила его язык. Ее охватило пламя, когда руки Ройса пробрались за пояс плотных рейтуз, сомкнулись на голых ягодицах и крепко прижали ее к чреслам.

 При виде столь явного свидетельства его настойчивого желания Дженни растерялась. Проведя руками по его груди, она обвила шею, еще более возбуждая его, разделяя его влечение, издавая торжествующие стоны.

 Наконец он оторвался от губ, крепко прижимая ее к груди, тяжело и прерывисто дыша. Дженни испытывала и абсолютный покой, и странную пьянящую радость. Он дважды заставил ее пережить поразительное, ужасающее, волнующее чувство, но сегодня заставил почувствовать и дал понять, что она нужна, любима, желанна, а именно этого ей хотелось всю жизнь, сколько она себя помнит.

 Дженни попыталась поднять голову и посмотреть на него. Страсть еще не угасла в затуманенных серых глазах. Спокойно и ровно он произнес:

 – Вы мне нужны.

 На сей раз смысл этого заявления не оставлял никаких сомнений, и она прошептала, словно слова были внезапно рождены ее сердцем, а не рассудком:

 – Настолько, что вы дадите мне слово не штурмовать Меррик?

 – Нет.

 Он произнес это бесстрастно, без колебаний, без сожалений и даже без раздражения, отказался с такой же легкостью, будто бы отодвинул неаппетитное блюдо.

 С этим словом на нее точно вылился ушат ледяной воды. Дженни отшатнулась, и он отпустил ее.

 В приливе стыда и ошеломления она сильно прикусила нижнюю губу и отвернулась, пытаясь привести в порядок волосы и одежду, желая лишь одного – броситься в чащу, убежать от всего, что здесь только что произошло, а потом уж залиться душившими ее слезами. Не только из-за того, что он отказал ей. Даже сейчас, чувствуя себя совершенно несчастной, она понимала, что предложение было глупым, невозможным, безумным. Невыносимо ранили бессердечие, легкость, с коей он отринул ее честь, гордость, тело, жертву, в которую она приносила все, во что ее учили верить и что ее учили чтить.

 Она кинулась было в лес, но он перехватил ее на бегу.

 – Дженнифер, – непререкаемо властным, ненавистным ей тоном приказал он, – вы проведете подле меня весь остаток пути.

 – Мне бы этого не хотелось, – решительно проговорила она, не поворачиваясь. Она лучше утопится, чем позволит ему увидеть, какое горе он ей причинил, и, запинаясь, добавила: – Ваши люди… я спала в вашей палатке, там все время находится Гэвин. Если я буду есть вместе с вами и ехать рядом с вами, они… могут… неправильно это понять.

 – Соображения моих людей не имеют значения, – отвечал Ройс, но это была не совсем правда, и он это знал. Открыто обращаясь с Дженни как со своей гостьей, он быстро упадет в глазах испытанных, верных людей, которые сражаются с ним бок о бок. А далеко не вся армия повинуется ему из чувства долга. Среди наемников есть грабители и убийцы, мужчины, последовавшие за ним потому, что он набивает им брюхо хлебом, и потому, что боятся расплаты, если посмеют ослушаться. Он держит их в повиновении силой. Но, будь то верные рыцари или простые наемники, они все уверены, что Ройс имеет полное право унизить или возвысить ее, воспользоваться ее телом, обращаясь с ней так, как того заслуживает враг.

 – Ну разумеется, не имеет значения, – едко заметила Дженни, с оскорбительной ясностью вспоминая, как покорилась в руках захватчика. – Ведь пострадает не ваша репутация, а моя.

 Со спокойной непререкаемостью он произнес:

 – Пусть думают что хотят. Когда вы вернетесь к своему коню, передайте, пусть стража проводит вас вперед.

 Дженни бросила на него взгляд, полный крайнего отвращения, вздернула подбородок и пошла прочь с поляны, покачивая изящными бедрами с неосознанной царственной грацией.

 Хотя Дженни лишь на секунду взглянула на него, уходя из леса, она приметила странный свет в глазах и загадочную улыбку в уголках губ. Она не имела ни малейшего представления о том, что за этим кроется, знала только, что эта улыбка разъярила ее до предела, и гнев наконец пересилил жалость к себе.

 Если бы тут оказались Стефан Уэстморленд, или сэр Юстас, или сэр Годфри, они растолковали бы Дженни, что означает подобное выражение, и объяснение потрясло бы ее еще больше. Ройс Уэстморленд выглядел точно так же, когда готовился взять штурмом особенно укрепленную, особенно желанную крепость и сделать ее своей собственностью. Сие выражение означало, что он уже предчувствует сладостную победу.

 То ли из-за того, что мужчины каким-то манером заметили их объятия под деревьями, то ли из-за того, что они слышали их смех, но, когда Дженни, заледенев, возвращалась к своему коню, она чувствовала на себе косые многозначительные взгляды, что было куда хуже в сравнении со всем тем, что она вытерпела за время плена.

 Ройс неспешно вышел из леса и бросил Арику:

 – Она поедет с нами.

 Затем направился к коню, которого держал для него Гэвин, и рыцари пошли к лошадям, взлетели в седла с легкостью мужчин, проведших верхом большую часть своей жизни. Их примеру последовала вся армия, выполняя приказ, прежде чем он был отдан.

 Однако пленница предпочла чудовищное неповиновение и не присоединилась к Ройсу во главе выступившей колонны. Тот отреагировал на буйную непокорность изумленным восторгом, обернулся к Арику и приказал, подавляя смешок:

 – Поезжай и приведи ее.

 Теперь, когда Ройс наконец отказался от внутренней борьбы и принял решение заполучить ее, он пребывал в превосходном расположении духа. Его бесконечно привлекала перспектива успокоить и завоевать ее за время перехода в Хардин. В Хардине у них будет роскошная мягкая постель и полное уединение, а пока ему предстоит наслаждаться ее обществом весь остаток нынешнего дня и ночи.

 Ему не пришло в голову, что эту нежную, невинную обольстительницу, сдававшуюся оба раза, когда он держал ее в объятиях, теперь будет не так-то легко успокоить. Он не знал поражений в битвах, и мысль оказаться побежденным девушкой, желавшей его почти столь же сильно, как и он ее, просто не приходила в голову. Он жаждал ее, жаждал больше, чем когда-либо мог от себя ожидать, и вознамерился заполучить. Разумеется, не на ее условиях, но пойдя на уступки – на разумные уступки, которые в данный момент сводились к роскошным мехам, драгоценностям и, естественно, к уважению, которым она, став его любовницей, будет пользоваться со стороны всех, кто ему служит.

 Дженни увидела гиганта, целенаправленно устремившегося к хвосту колонны, припомнила в тот же миг замеченную ею при уходе улыбку Ройса, вспыхнула гневно и ощутила яростное биение сердца.

 Завернув и описав небольшой круг, Арик резко осадил коня рядом с ней и холодно поднял брови. Дженни со злобной отчетливостью поняла молчаливый приказ ехать впереди него. Она, однако, была так рассержена, что нисколько не испугалась. Демонстрируя полное неведение о причинах его появления, нарочно отвернулась и принялась беседовать с Бренной.

 – Ты заметила… – начала было она и смолкла. Арик молча наклонился и схватил поводья кобылы Дженни.

 – Не трогайте мою лошадь! – отрезала она, дернув узду с такой силой, что лошадиная морда запрокинулась к небу. Лошадь шарахнулась, в смятении затанцевала, а Дженни обратила всю ярость на бесчувственного посланца ее врага.

 Сверкнув глазами, она рванула левый повод:

 – Прочь руки!

 Бледно-голубые глаза созерцали ее с холодным равнодушием, но он наконец вынужден был заговорить, и Дженни просияла от этой маленькой победы.

 – Вперед!

 Вызывающий взгляд девушки скрестился с бледно-голубым взглядом воина. Дженни поколебалась и, зная, что он просто заставит ее покориться, бросила:

 – Тогда будьте любезны, уйдите с дороги!

 Миля, которую ей пришлось проскакать рядом с колонной, стала, пожалуй, самым большим унижением в ее жизни. До нынешнего дня она не появлялась на виду у солдат или проходила в сопровождении рыцарей. Сейчас головы мужчин поворачивались следом за ней, похотливые глаза неотступно ощупывали изящную фигуру, когда она ехала мимо. Звучали замечания о ее персоне, о ее внешности в целом и об особых формах, замечания столь личного характера, что она едва сдерживалась, чтобы не хлестнуть кобылу и не пустить ее галопом.

 Она приближалась к Ройсу, возглавляющему войско, и он не удержался от улыбки при виде очаровательной юной красавицы, взирающей на него с неимоверным гневом; она выглядела точно так же, как в тот вечер, когда бросилась на него с кинжалом.

 – Кажется, – поддразнил он, – я по какой-то причине впал в немилость.

 – Вы, – отвечала она со всем презрением, которое сумела вложить в произносимые слова, – просто неописуемы!

 Он фыркнул:

 – Да неужели же я так плох?