• Уэстморленды [Джудит Макнот], #2

Глава 12

 Утро пикника выдалось ясным и безоблачным, прохладный ветерок приносил горьковатые запахи ранней осени. Уитни приняла ванну и вымыла голову, а потом долго раздумывала, что надеть. Пол, несомненно, заедет за ней в коляске, однако Уитни ужасно хотелось ехать рядом с ним верхом, как они часто делали это в прошлом. И Уитни, не задумываясь больше, вынула из гардероба ярко-желтую амазонку.

 Она была уже готова, когда внизу раздался стук колес. Экипаж Пола остановился прямо под окном спальни, но девушка заставила себя десять раз обойти комнату, прежде чем спустилась вниз.

 Пол наблюдал за ее приближением, с нескрываемым восторгом рассматривая изящную фигурку в модной амазонке, в вырезе жакета которой виднелась блузка в желтый и белый горошек. Такой же шарф был повязан на шее: узел сбоку, а концы переброшены через правое плечо.

 – Как вы ухитряетесь выглядеть такой прелестной в столь ранний час? – спросил он, сжимая ее руки.

 Уитни решительно подавила желание броситься в его объятия и вместо этого вежливо улыбнулась.

 – Доброе утро, – тихо обронила она. – Отправимся верхом или в экипаже? В конюшне полно лошадей, и вы можете выбрать любую.

 – Боюсь, вам придется ехать одной. Мне необходима коляска, чтобы доставить на пикник всех этих дам, которые живут в постоянном страхе перед падением с лошади.

 И, кивнув на темную тень около передней двери, пояснил:

 – Клейтон отправится с вами и покажет, где мы собираемся.

 Уитни, охваченная мгновенной паникой, почувствовала, как горло перехватил комок разочарования, смешанного с тревогой. Просто невозможно поверить, что Пол оказался способен на такое! Поскольку он пригласил Уитни и пикник дается в ее честь, значит, просто обязан сам проводить ее! Кроме того, единственной из девушек в округе, боявшейся лошадей, была Элизабет Аштон.

 Ужасная мысль ошеломила Уитни. Что, если Пол таким образом дает ей понять, что не собирается играть роль ревнивого поклонника? Вчера вечером он, вероятно, понял, что Уитни желает заставить его помучиться, и сегодня показывает, что ее уловка не удалась.

 Сверхчеловеческим усилием Уитни заставила себя небрежно пожать плечами и улыбнуться:

 – Жаль, что упускаете случай прокатиться! Слишком хороший день сегодня, чтобы тесниться в коляске!

 – Клейтон покажет вам место, – повторил Пол, изучая спокойное лицо девушки, и сухо добавил: – Надеюсь, вы достаточно хорошо познакомились, чтобы называть друг друга по имени?

 Уитни оторвала взгляд от Пола и нехотя посмотрела в сторону Клейтона, стискивая зубы от омерзения.

 – Уверен, ваш отец не станет возражать, если Клейтон возьмет одну из лошадей, – заключил Пол, шагнув к крыльцу но на четвертой ступеньке обернулся. – Позаботьтесь о моей даме! – окликнул он Клейтона и сел в коляску, оставив Уитни слегка умиротворенной и полностью сбитой с толку его поведением. Сначала поручает ее попечению Клейтона, а потом галантно называет «своей дамой».

 В ее смятенные мысли ворвался низкий баритон.

 – Доброе утро! – негромко приветствовал ее Клейтон, все еще стоя в дверях.

 Проглотив не менее трех едких ответов, она ограничилась пренебрежительным осмотром его костюма – безупречно белой сорочки, распахнутой у ворота, серых бриджей для верховой езды и сверкающих черных сапог.

 – Вы ездите верхом? – ледяным тоном осведомилась она.

 – Доброе утро, – повторил он подчеркнуто спокойно и вежливо улыбнулся.

 Уитни сжала зубы и протиснулась мимо него на яркое солнце, предоставив ему следовать за ней или оставаться в доме – ей все равно.

 Она решительно шагала по тропинке, ведущей в конюшню, слыша за собой его шаги. Однако на полпути он выступил вперед, загораживая дорогу, и все с той же улыбкой осведомился:

 – Вы с каждым джентльменом, сумевшим украсть поцелуй, обращаетесь так неприязненно или только со мной?

 Уитни облила его уничтожающим презрением:

 – Мистер Уэстленд, прежде всего вы не джентльмен! Во-вторых, я терпеть вас не могу! А теперь прошу, дайте мне пройти.

 Но Клейтон и не подумал. В задумчивом молчании он изучал гневное лицо девушки.

 – Будьте добры отодвинуться и пропустить меня, – повторила Уитни.

 – Постойте спокойно несколько минут, и я исполню вашу просьбу, но сначала хотел бы извиниться за вчерашний вечер, – невозмутимо ответил Уэстленд. – Не могу припомнить, когда в последний раз извинялся за что-то, поэтому у меня это может получиться не сразу.

 Какой высокомерный, самовлюбленный павлин! Считает, что может позволить себе с ней любые вольности и отделаться несколькими формальными словами извинения! Приказав ей «стоять спокойно», он весьма эффективно уничтожил добрые намерения Уитни выслушать его и поскорее покончить с этим.

 – Я не собираюсь принимать от вас никаких извинений, удаются вам они или нет! А теперь убирайтесь с дороги!

 Лицо Клейтона потемнело от раздражения, и Уитни, почти физически ощутив, как старается он сохранить самообладание, поспешно глянула в сторону конюшни, словно ожидала, что кто-то оттуда придет на помощь. Там оказался Томас, пытавшийся удержать Опасного Перекрестка, который фыркал и норовил отпрянуть.

 И месть неожиданно приобрела образ свирепого вороного жеребца. Улыбка, обращенная Уитни к рассерженному мужчине, казалась ослепительно искренней.

 – Мои манеры тоже были небезупречны, – призналась Уитни, отчаянно пытаясь изобразить раскаяние, хотя ей очень хотелось смеяться. – Если желаете принести извинения, я буду рада их принять.

 Во взгляде его мгновенно промелькнуло подозрение, и Уитни поспешно добавила:

 – Или вы передумали?

 – Не передумал, – негромко откликнулся он, приподняв ее подбородок. – Очень сожалею, что напугал вас вчера вечером. Поверьте, я ни за что на свете не посмел бы причинить вам зло и очень хочу, чтобы мы стали друзьями.

 Уитни подавила страстное желание отбросить его руку и притворилась, что обдумывает предложение.

 – Если мы собираемся быть друзьями, значит, должны иметь что-то общее, не так ли? Я, например, ужасно люблю ездить верхом. А как насчет вас? Надеюсь, вы неплохой наездник?

 – Неплохой, – подтвердил он, окидывая ее холодным, оценивающим взглядом.

 Спеша отделаться от столь тщательного осмотра, Уитни отстранилась и направилась к стойлам.

 – Сейчас поищу для вас лошадь, – пообещала она.

 Клейтону Уэстленду придется сесть на этого жеребца или признать, что боится! Так или иначе, самолюбию его будет нанесен ужасный удар, и Уитни считала, что он заслуживает все, что ему предназначается, до последней капли!

 Уитни подбежала к Томасу, задыхаясь от волнения. Украдкой оглянувшись, она увидела, что Клейтон стоит всего шагах в пяти. Слишком близко!

 – Велите немедленно оседлать Опасного Перекрестка, Томас. Мистер Уэстленд желает ехать сегодня на нем! – понизив голос до шепота, приказала она.

 – Что?! – охнул Томас, воззрившись на Уэстленда. – Вы уверены?

 – Абсолютно! – кивнула Уитни, смеясь про себя.

 Томас, покачивая головой, повернулся и направился в конюшню. Чрезвычайно довольная собой, Уитни сцепила руки за спиной и зашагала к ограде загона, где уже стоял Клейтон.

 – Я велела оседлать для вас нашего лучшего жеребца, – сообщила она.

 Клейтону ее улыбка показалась слишком искусственной, но его внимание было отвлечено суматохой, поднявшейся в конюшне. Послышалось громкое ругательство, потом вопль боли, и Опасный Перекресток вырвался из конюшни, швырнув одного грума об забор и разъяренно лягнув другого.

 – Ну разве он не великолепен? – восхитилась Уитни, искоса поглядывая на будущую жертву.

 В этот момент конь изменил направление и ринулся к тому месту, где они стояли, но тут же круто повернул. Уитни отпрянула как раз тогда, когда он, выбросив задние ноги, с силой ударил ими в забор. Раздался страшный треск, похожий на взрыв пушечного ядра.

 – Он… очень своенравный, – дрожащим голосом пояснила девушка.

 – Вижу, – согласился Клейтон, переводя бесстрастный взгляд со вспотевшего, нервно переминавшегося жеребца на Уитни.

 – Если боитесь, так прямо и скажите, – великодушно предложила Уитни. – Уверена, что мы сможем найти вам более подходящую лошадь… такую, как Леденец.

 Поджав губы, чтобы не расхохотаться, она кивнула на старую племенную кобылу, спокойно щипавшую траву. Брюхо ее провисало почти до земли, а хребет выдавался острыми углами. Клейтон проследил, куда указывала Уитни, и лицо его исказилось гримасой холодного отвращения. Уитни вдруг подумала, что будет куда забавнее, если Клейтон поплетется к месту пикника на древней кобыле.

 – Томас! – позвала она. – Мистер Уэстленд решил ехать на Леденце, так что…

 – Обойдусь жеребцом! – рявкнул Клейтон и пригвоздил Уитни к месту ледяным взглядом.

 Та, пытаясь защититься, передернула плечиком:

 – Почему бы вам просто не объяснить мне, где будет пикник, и я спокойно доеду одна!

 – Не имею ни малейшего намерения сделать это, как, впрочем, не собираюсь удовлетворить и ваше желание видеть меня лежащим на земле под копытами этого чудовища. Садитесь в седло и держите своего коня ближе к забору, – резко распорядился он, кивнув на Хана. – У меня достаточно забот и без того, чтобы еще и за вас переживать!

 Эта высокомерная уверенность в том, что он сможет справиться с жеребцом, несколько смягчила ее угрызения совести. Она вскочила на Хана и повела его к дальнему концу загона, а потом, зажав поводья зубами, перевязала шарфом волосы.

 Грумы, конюхи и три садовника поспешили к загону полюбоваться невиданным зрелищем. Томас и два грума удерживали скакуна, пока Клейтон гладил грациозную шею, что-то тихо говоря. Вспомнив, как эта же самая рука ласкала ее грудь, Уитни вспыхнула.

 Клейтон поставил ногу в стремя, приподнялся и медленно опустился в седло, стараясь не делать лишних движений, чтобы не встревожить жеребца еще больше. Но, несмотря на все предосторожности, Опасный Перекресток фыркнул и резко взбрыкнул. Тот, кто сидел в седле ДО Клейтона, был явно ниже ростом, и на какое-то мгновение Уитни показалось, что Перекресток собирается избавиться от нежелательного бремени, пока конюхи удлиняли ремни стремян.

 Резвый скакун ни минуты не мог стоять спокойно и перебирал ногами, готовясь выкинуть новый трюк. Уитни, злорадно радуясь, каждую минуту ожидала, что Клейтон откажется от своей затеи. Но вместо этого он взял в руки поводья, и грумы поспешно отскочили в сторону.

 Все внимание Клейтона было сосредоточено в этот момент на норовистом жеребце.

 – Легче, легче, – успокаивал он, слегка ослабив поводья.

 Опасный Перекресток гневно мотал головой, пытаясь закусить удила и стараясь боком подобраться к ограде, то и дело вскидывая задом.

 – Легче, легче…

 Клейтон словно гипнотизировал жеребца, а поводья не давали тому выйти из повиновения.

 Уитни, широко раскрыв от изумления глаза, наблюдала, как Опасный Перекресток, еще немного по бунтовав, смирился и даже проскакал рысью вдоль изгороди… Уши скакуна торчали вперед, и сам он выглядел так, словно наслаждался происходящим и был крайне горд нести на себе такого превосходного наездника. Клейтон дотронулся до боков коня хлыстом, давая знать, что пора перейти на легкий галоп, и Перекресток мгновенно вскинул голову и ударил задом.

 – Это хлыст, сэр! – весело крикнул Томас. – Бросьте его, и конь успокоится!

 В эту минуту Уитни простила Клейтона и постаралась забыть обо всех обидах. Она была слишком хорошей наездницей, чтобы притвориться, будто не поражена увиденным, и потому, не скрывая восхищения, наблюдала, как властно управляется Клейтон с жеребцом. Он направился к ней, и Уитни, заулыбавшись, уже хотела было воздать должное его искусству, но так и осталась с раскрытым ртом. Клейтон, швырнув хлыст в ее протянутую руку, пренебрежительно бросил:

 – Жаль, что разочаровал вас! В следующий раз поищите кого-нибудь другого для своих детских игр!

 – Вы настоящее чудовище! – прошипела Уитни, резко размахнувшись.

 Хлыст со свистом прорезал воздух и, вместо того чтобы опуститься на плечо Клейтона, врезался в лошадиный бок. Разъяренный жеребец взвился в воздух и помчался к изгороди, словно намереваясь проломить тонкие планки, однако в последний момент передумал, одним прыжком взял препятствие и понесся неведомо куда.

 – О Боже! – прошептала Уитни, глядя вслед лошади и всаднику, несущимся по пологим холмам, и, охваченная стыдом, поспешно отвернулась.

 Однако чувство вины за собственную ребяческую попытку отомстить еще более усилилось при виде Томаса, подбежавшего к ней с багровым от ярости лицом.

 – Так вот чему вы выучились во Франции! Калечить безвинных животных! – проревел он. – Да этот конь сроду больше никого не подпустит, дурочка вы этакая!

 Повернувшись, он побежал в конюшню, спеша скорее оседлать лошадь и отправиться на поиски жеребца.

 Уитни едва удержалась, чтобы не последовать за Томасом, объяснить, что она намеревалась ударить не коня, а всадника. Жеребец был уже далеко и быстро превращался в едва различимое пятнышко на горизонте, так что не представлялось никакой возможности разглядеть, держится ли еще в седле Клейтон. Лихорадочно оглядываясь, Уитни видела вокруг лишь одни неодобрительные лица. Слуги и конюхи поспешно отводили глаза.

 Больше она не могла оставаться здесь и терпеть их молчаливое осуждение. Уитни повернула Хана и поехала вдоль ограды загона, но, добравшись почти до конца, внезапно поняла, что не имеет ни малейшего представления, куда ехать, и поэтому нерешительно натянула поводья. Справедливости ради ей следует остаться здесь и покорно принять все последствия своего безобразного поведения. Что, если Клейтона принесут на носилках? В этом случае просто необходимо не трогаться с места, чтобы быть наготове и помочь чем можно.

 Она вновь направилась к конюшне, но вторично натянула поводья. Вдруг Клейтон удержится в седле и прискачет назад на Опасном Перекрестке? Она от всей души надеялась на это, но тогда уж лучше оказаться подальше отсюда. Стоило лишь представить, каков он в гневе, и руки Уитни невольно затряслись от страха.

 – Трусиха! – выругала она себя и, взмахнув поводьями, направилась к дому Севаринов, где решила узнать, куда собиралась поехать на пикник остальная компания.

 Хан вскинул голову, натянул поводья, явно недоумевая, почему плетется шагом. Коню хотелось размяться, но Уитни, окончательно пав духом, не желала его подгонять. Никогда в жизни не чувствовала она себя так отвратительно. Почему, почему, стоило ей приехать на родину, как все усилия исправиться пошли прахом, а жизнь снова превратилась в ад? Как она ненавидит себя за глупую вспыльчивость, от которой, казалось, совершенно избавилась во Франции!

 После нескольких минут жесточайших упреков и справедливых обвинений Уитни снова вспомнила о случившемся. В хорошенький же переплет она попала! Вряд ли такое сойдет ей с рук. Не дай Бог, конь сломает ногу и его придется пристрелить! Но так или иначе, отец никогда не простит ее за эту выходку.

 Отец! Впервые в жизни она видела одобрение в его глазах, и теперь все пойдет прахом! Он будет презирать ее за жестокое обращение с лошадью и, если Уитни попытается объяснить, что хотела лишь ударить всадника, еще больше разозлится. Нужно каким-то образом все от него скрыть. Слуги не проговорятся, в этом Уитни уверена, а вот как насчет Клейтона Уэстленда? Правда, если она попробует умолять его, просить…

 Невеселые мысли были прерваны стуком копыт, выбивавших быстрое стаккато на утоптанной земле, и Уитни, оглянувшись, охнула, заметив Клейтона на взмыленном коне, неумолимо догонявшем ее.

 Уитни инстинктивно подняла хлыст, чтобы послать Хана вперед, но сдержалась и опустила руку. Клейтон поравнялся с ней, и девушка содрогнулась при виде потемневшего от неукротимой ярости лица. Одним гибким движением Клейтон перегнулся, схватил правый повод Хана и рывком остановил лошадь.

 – Можете отпустить повод, – тихо выговорила Уитни. – Я не собираюсь бежать.

 – Замолчите! – прошипел он.

 И поскольку у Уитни не оставалось иного выбора, она продолжала покорно сидеть в седле, пока Клейтон вел коней под уздцы, давая жеребцу остыть. В гнетущем молчании она пыталась придумать, что сказать, как ослабить напряжение, но в голове вертелась лишь вежливая похвала Клейтону, так ловко сумевшему укротить норовистого коня. Однако при данных обстоятельствах вряд ли уместно восклицать: «Прекрасная работа, мистер Уэстленд!»

 У остатков старой каменной ограды, в нескольких ярдах от ручья, где они впервые встретились, Клейтон остановил коней и спешился. Быстро, но надежно привязав жеребца, он устремился к Уитни, вырвал из ее руки левый повод и стреножил Хана по другую сторону ограды. Лишь потом, резко приказав ей спешиться, он широкими шагами устремился к огромному платану, росшему на вершине холма.

 Уитни, заметив плотно стиснутые челюсти, решительную походку, почувствовала в самом низу живота сосущее чувство страха, словно ядовитая змея, давно таившаяся там, наконец подняла голову.

 – Предпочитаю оставаться здесь, – пробормотала она, не отрывая от него глаз.

 Однако Клейтон, словно не слыша, швырнул на землю перчатки, рывком стащил куртку и уселся, прислонясь спиной к стволу, согнув одну ногу в колене.

 – Я велел вам слезть с этого коня!

 Голос его, резкий, повелительный, ожег Уитни, словно ударом кнута. Она неохотно подчинилась и, неуклюже соскользнув с Хана, ступила на булыжник и потом так же осторожно – на землю, но продолжала стоять рядом с лошадью, мужественно выдерживая его ледяное презрение. Только сейчас до Уитни дошло, что Клейтон пытается взять себя в руки и укротить бушующий гнев. Оставалось лишь молить Бога, чтобы это ему удалось. Его взгляд медленно скользил по ней и наконец задержался в одной точке, чуть пониже правой руки. Проследив за ним, Уитни обнаружила, что все еще сжимает хлыст для верховой езды. Он тут же выпал из ее онемевших пальцев.

 – Насколько я понимаю, есть еще немало вещей, которыми вы наслаждаетесь не меньше, чем верховой ездой, – заметил он с уничтожающим сарказмом.

 Уитни нервно сжимала и разжимала кулаки.

 – Ну же, не стоит стесняться, – продолжал он тихо, но от этого не менее зловеще. – У вас столько увлечений – а особенно сильно хотелось унизить меня и услышать смиренные извинения, не так ли?

 Уитни кивнула, но тут же зажмурилась от яростного пламени, полыхнувшего в глазах Клейтона, и поспешно замотала головой, пытаясь загладить промах неуместного признания.

 – Не стоит отрицать. Вы получили огромное удовольствие. И можно предположить, что, кроме верховой езды и моих извинений, вам еще нравится орудовать хлыстом, верно?

 Что она могла возразить? Уитни лихорадочно соображала, как лучше себя повести. Она искоса взглянула на Хана, страстно желая очутиться как можно дальше отсюда. Однако Клейтон вкрадчиво, но от этого не менее угрожающе предупредил:

 – Даже не пытайтесь.

 Уитни не шевельнулась. Вряд ли она сможет сбежать, а если и попытается, он еще больше разозлится! Кроме того, если не позволить Клейтону сейчас сорвать на ней гнев, он, несомненно, пожалуется отцу.

 Девушка приготовилась мужественно выдержать любые нападки.

 – Вы сами говорили, что у друзей должно быть нечто общее, верно? И хотели, чтобы мы восторгались одними и теми же вещами?

 Уитни, конвульсивно сглотнув, снова кивнула.

 – Поднимите хлыст! – рявкнул он.

 Ледяной озноб страха пробежал по спине Уитни, а сердце забилось оглушительно громко. За всю свою жизнь она никогда еще не сталкивалась с таким холодным, неукротимым бешенством. Она нагнулась и трясущимися пальцами подобрала хлыст.

 – Принесите его мне! – отрезал он.

 Уитни застыла, неожиданно с ослепительной ясностью осознав его намерения, и Клейтон объявил ужасающе веселым тоном:

 – С кем предпочитаете иметь дело, со своим отцом или со мной? Уладим все здесь и сейчас или желаете объясняться с ним?

 Уитни терялась в сомнениях. Что лучше – физические страдания от рук человека, которого она презирает, или душевные муки от возобновления прежней непрестанной войны с отцом? Выбора, собственно говоря, не было.

 И, не желая доставлять своему палачу удовольствие увидеть ее безумный страх, Уитни по старой школьной привычке гордо вздернула подбородок, приняла вид хладнокровного безразличия и, неспешно направившись к нему, протянула хлыст, словно королева, награждающая рыцарским мечом верного слугу. Полные презрительной надменности зеленые глаза встретились с холодными серыми.

 – Ну а теперь мы собираемся разделить все ваши любимые развлечения: верховую езду, работу хлыстом и извинения. Вы оседлаете мое колено, я пущу в ход хлыст, а уж потом ожидаю услышать просьбу о прощении. Надеюсь, вам ясны правила нашей маленькой игры?

 Уитни невольно посмотрела на черный кнут для верховой езды и решительно вскинула голову, не давая себе труда ответить.

 – Ложитесь на мои колени, Уитни, – велел он, вежливо протягивая руку, чтобы помочь девушке, и та, к своему ужасу, машинально сжала ее. Один рывок, и Уитни упала на колени и со жгучей ненавистью уставилась на Клейтона. Подняв темные брови, он многозначительно кивнул на свое колено.

 Утопая в океане стыда, Уитни выполнила приказ. Его жесткие бедра прижались к ее вздрагивающему животу; в дюйме от ее носа жужжала пчела, запутавшаяся в траве. Где-то над Уитни раздался его голос:

 – Я остановлюсь, когда вы извинитесь. Не раньше.

 Он поднял руку, и Уитни успела лишь растерянно подумать, насколько могут послужить защитой юбки амазонки. Ответ был получен немедленно. Хлыст, свистнув, врезался в нежную плоть, оставив рубец. Клейтон помедлил, ожидая. Ожидая ее мольбы и просьбы о прощении.

 Но Уитни лишь крепче стиснула зубы. Он может избить ее до потери сознания, она рта не раскроет. Ничего он не дождется.

 Его рука опустилась во второй раз, хлыст немилосердно обжег ягодицы. Еще одна пауза…

 Сквозь застилавшую мозг невыносимую боль Уитни продолжала считать, чтобы сохранить разум: три… четыре… пять… Но теперь она тихо всхлипывала. На шестом ударе тело ее дернулось, а из горла вырвался сдавленный вопль. Его рука поднялась в седьмой раз, и Уитни неожиданно для себя крикнула:

 – Прекратите! – И тут же прокляла свою слабость.

 Он грубо схватил ее за плечи и, повернув, посадил себе на колени. Уитни пыталась отстраниться, но он лишь сжимал руки и, когда девушка прекратила сопротивляться, прижал ее лицом к своей груди. Она тяжело дышала, по щекам бежали жгучие слезы, быстро пропитавшие его сорочку, но Уитни продолжала рыдать, скорее от бессильной ярости, чем от боли. Клейтон, словно успокаивая ребенка, начал гладить ее по голове. Уитни гневно отбросила его руку, но Клейтон, не обращая внимания, продолжал ласкать пышную темно-рыжую копну.

 Шли минуты, но Уитни едва успела успокоиться, как его пальцы коснулись ее подбородка, приподнимая лицо.

 – Ненавижу вас! – свирепо глядя на него сквозь пелену злых слез, прошептала она.

 – Знаю, – спокойно кивнул Клейтон.

 Уитни заметила, что на его лице не отражалось ни ожидаемого торжества, ни удовлетворения, и, не найдя в выражении его глаз ничего такого, что подогрело бы пламя ее неприязни, просто отвернулась и пристально уставилась вдаль, лишь время от времени вытирая ладонью очередную соленую каплю.

 – Взгляните на меня, – мягко велел он.

 – Нет! – шмыгнула носом Уитни. – Боюсь, что выцарапаю вам глаза, помоги мне Боже!

 – Вы сейчас сердитесь не столько на меня, сколько на себя.

 – Хотите побиться об заклад? – бросила Уитни, но сама почувствовала, как утихает гнев при виде Опасного Перекрестка, чья атласно-черная шкура блестела от пота.

 Какое чудо, что лошадь не покалечилась, а всадник оказался достаточно опытным, чтобы не вылететь из седла, и достаточно мудрым, чтобы продолжать скакать верхом, а не повернуть к конюшне. Действительно, настоящее чудо. Двойное! Оба невредимы!

 Клейтон был прав – она полна горечи и обиды на себя за то, что сотворила, хотя жалела больше лошадь, чем человека. Поняв наконец, что Клейтон ждет ее извинений, девушка монотонно проговорила:

 – Я вовсе не собиралась бить лошадь, а хотела ударить вас. Но так или иначе, это с моей стороны было опасным безрассудством, ребяческой выходкой, за которую меня стоило наказать, как наказывают провинившихся детей.

 – Благодарю вас за это, – ответил он почти нежно.

 Провиниться, подвергнуться наказанию, почувствовать раскаяние и получить прощение – подобной последовательности событий Уитни никогда не приходилось испытывать в детстве. Когда она извинялась перед отцом, тот, выслушав ее, разражался очередной назидательной тирадой о ее недостатках и несовершенствах. Того же самого Уитни ожидала и от Клейтона. И сейчас она воззрилась на него, едва веря собственным ушам и глазам. В серых глазах светилась неподдельная теплота, на губах играла мягкая, понимающая улыбка.

 И Уитни неожиданно почувствовала себя так, словно они стали самыми лучшими, самыми близкими друзьями, словно между ними существовало особенное родство душ. Странное ощущение ошеломило девушку, а потом охватило ее существо, будто весенним разливом сметая все наносное на своем пути.

 – Мне ужасно жаль… ведь…

 – Ни слова больше, – перебил Клейтон тихо. – Все забыто и прощено.

 Он медленно наклонил голову, и Уитни поняла, что он сейчас поцелует ее, но, вместо того чтобы отстраниться, подняла лицо, словно стремясь получить доказательства прощения. Их губы слились в долгом нежном, нетребовательном поцелуе. Даже когда что-то изменилось и между ними пробежала искра страсти, Уитни понимала, что Клейтон позволит ей отстраниться, если она захочет. Но вместо этого ее руки скользнули вверх по его груди, обвились вокруг шеи, и все мгновенно изменилось.

 Длинные пальцы развязали шарф и утонули в роскошных прядях. Осторожно сжав ладонями ее лицо, он заглянул в сияющие зеленые глаза.

 – Боже, какая ты сладкая! – шепнул он.

 Сердце Уитни, казалось, на миг перестало биться, но тут же бешено заколотилось, когда он снова припал к ее губам. Он целовал ее долго и неторопливо, медленными пьянящими поцелуями, обводя языком ее губы, сначала легко, словно дразня, потом настойчиво, требуя, чтобы она раскрыла их, и стоило Уитни подчиниться, как язык властно проник в теплую пещерку, а руки, проведя по спине, спустились ниже, отыскали местечко, где оставил рубцы хлыст, прижали несопротивляющуюся Уитни к мужскому телу и начали нежно гладить, прогоняя боль.

 Безумные, буйные, ни с чем не сравнимые ощущения пронзали Уитни с головы до ног, насквозь, до кончиков пальцев, оставляя ее обессиленной, дрожащей, льнущей к этому недавно совсем еще чужому и ненавистному мужчине. Голова кружилась, земля, казалось, перестала вращаться и бешено летела куда-то в пространство, когда он уложил ее на траву рядом с собой и сжал в объятиях. Потом, приподнявшись, наклонился над ней, и Уитни слабо, еле слышно пролепетала:

 – Мы не…

 Но он властно завладел ее ртом, заглушая протесты, в свирепом, почти безумном поцелуе. Он снова раздвинул губы Уитни, дразня и терзая их своим языком, осторожно входя внутрь и отстраняясь, пока Уитни, сгорая от желания, не коснулась совсем робко своим языком его губ.

 Клейтон, застонав, прижал ее к себе, угрожая раздавить, втягивая ее язык себе в рот и лаская его своим языком. Он прервал поцелуй лишь затем, что бы нежно обвести языком контуры ее ушка, щеки, прежде чем вновь осыпать поцелуями. Его рука, обжигая кожу, скользила по ее шее, плечам, груди. Он начал с лихорадочной быстротой расстегивать блузку, стремясь поскорее дотронуться до скрытых тонкой тканью упругих выпуклостей, и прикосновение горячих пальцев к ее обнаженной плоти мгновенно отрезвило одурманенный страстью разум Уитни, вернув ее к реальности. Девушка отчаянно затрясла головой, пытаясь оторваться от Клейтона, когда тот спустил с ее плеч сорочку, открывая осеннему ветерку набухшие груди.

 – Не смей, – приказал он прерывающимся голосом, с силой припадая губами к ее губам, дерзко гладя белоснежные холмики, наполняя ими ладони, чуть стискивая, терзая чувствительные соски, пока они не превратились в крохотные кинжальчики, коловшие его ладони.

 И тут он внезапно и резко отстранился.

 Едва не теряя сознания от ласк и поцелуев, Уитни лишь ошеломленно наблюдала, как его пылающие глаза, оторвавшись от ее точеных грудей, остановились на лице.

 – Если мы сейчас же не остановимся, малышка, – пробормотал он странным, напряженным голосом, – я не смогу противостоять искушению закончить начатое, и уж тогда меня ничто не удержит.

 Нагнув голову, он нежно поцеловал розовые вершинки мягких полушарий, прежде чем неохотно натянуть ей на плечи сорочку. Лишь потом Клейтон лег рядом и, приподнявшись на локте, осторожно коснулся пальцем ее щеки, легко обвел контуры идеально прекрасного лица. Как он восхищался ее неукротимым духом, мятежным нравом, свежестью и чистотой! Она была самим воплощением тепла и пробуждавшейся страсти, словно налитый соками плод, спелый и готовый к тому, чтобы его сорвали, – об этом настойчиво напоминала томительная боль в его чреслах. Уитни была не только именно такой, какую ожидал увидеть Клейтон, но чем-то большим, неизмеримо большим… упрямая, милая, сладостная, вспыльчивая и живая, дерзкая и своевольная, застенчивая и остроумная… сокровище, средоточие волнующих контрастов. Его сокровище!

 Уитни грелась в лучах его нежной, чуть ленивой улыбки и, протянув руку, нерешительно дотронулась до мускулистой груди. Он накрыл ее ладошку своей, прижав к тому месту, где громко билось сердце.

 Погруженная в грезы девушка мечтательно вслушивалась в звуки теплого осеннего дня. Белка взбегала на вершину дерева с орехом, готовясь к зиме; кузнечики громко трещали, в грубоватой гармонии исполняя осеннюю серенаду. Одна из лошадей нетерпеливо переминалась, но Уитни продолжала лежать, удивляясь тому, что не смогла разглядеть до сих пор, как необыкновенно красив Клейтон.

 Однако следующие его слова заставили ее буквально рухнуть с небес на землю:

 – Пора ехать – и без того придется объяснять всем и каждому, почему мы так задержались. – И, увидев, как разочарованно нахмурилась девушка, весело хмыкнул и снова прижался игривым поцелуем к маковке груди. – Наглая, бесстыдная девчонка! – тихо поддразнил он.

 Уитни, залившись краской, рванулась, чтобы поскорее сесть, и Клейтон начал приглаживать ей волосы.

 – Конечно, – пробормотала она, вскакивая, – нам… нам давным-давно следовало бы быть на пикнике.

 Клейтон потянулся к ней, но девушка отвернулась и торопливо отошла. Почти подбежав к лошади, она попыталась сесть в седло, но Клейтон подошел сзади и, обняв ее за талию, прижался грудью к спине.

 – Малышка, – прошептал он, покрывая поцелуями ее шею, – вот увидишь, настанет время, когда я еще много раз буду сжимать тебя в объятиях, только гораздо дольше и гораздо сильнее. Обещаю.

 Уитни с трудом верила собственным ушам! Сначала он называет ее бесстыдной девчонкой, а потом клянется позволить себе и другие вольности, чтобы удовлетворить ее вожделение! Неужели она забыла, что самомнение его не имеет границ, не говоря уже о том, что она не встречала человека безнравственнее!

 Уитни вырвалась, небрежно глянула через плечо и, приняв по возможности презрительный вид, хотя в душе невыразимо мучилась от унижения, осведомилась:

 – Вы так думаете?

 – Абсолютно уверен, – хищно улыбнулся Клейтон.

 – Я бы на вашем месте на это не рассчитывала, – посоветовала Уитни, снова отворачиваясь и перебирая поводья Хана.

 Клейтон легко поднял ее в дамское седло, но не убрал руку с бедра.

 – Где будет пикник? – дрожащим голосом спросила она.

 – На маленькой поляне между домом Севарина и моим, – пояснил он, вскакивая на спину жеребца.

 Уитни больше всего на свете хотелось ускакать от Клейтона Уэстленда как можно дальше, и в то же время она понимала, что должна скрыть, какую боль он причинил ей. Поэтому, выдавив улыбку, она с деланной веселостью воскликнула:

 – Увидимся на поляне!

 И, повернув Хана, послала его в головокружительный галоп. Волосы развевались за спиной, ветер охлаждал разгоряченное лицо. Она едва не плакала от стыда. «Наглая, бесстыдная девчонка!» Так назвал ее Клейтон, и поделом! Позволить ему целовать себя подобным образом… и, Боже праведный, разрешить… касаться груди! И этот нахал решил, что вознаградит ее за уступчивость, пообещав в следующий раз сжимать ее в объятиях гораздо дольше и крепче! Куда делись ее гордость, моральные устои? Как могла она вести себя столь непристойно? Уитни чувствовала себя последней идиоткой оттого, что валялась с ним в траве и… и желала его ласк! А ведь он точно знал, что она испытывала в эти минуты! И прекрасно умеет вызвать в женщине желание!

 Впереди показались фигуры участников пикника. Яркие костюмы и платья расцветили зеленые склоны невысоких пригорков. Даже на таком расстоянии Уитни смогла различить силуэт Пола. Пол! Она едва не застонала вслух, представив, как он будет презирать ее, если когда-нибудь узнает о том, что произошло в траве у ручья. В глазах Пола… и всех окружающих ее репутация навеки погибнет!

 Уитни оглянулась, заметила, что опередила Клейтона приблизительно на десять корпусов, и во внезапном лихорадочном стремлении как можно скорее добраться до остальных, не показывая виду, что она просто панически бежит от этого человека, подняла хлыст, давая понять, что вызывает его на поединок.

 – Хотите наперегонки? – громко окликнула она его.

 – Если считаете, что у вас есть шанс, – засмеялся Клейтон. – Даю десять корпусов форы! – прокричал он в ответ.

 Уитни хотела сначала отвергнуть предложение, но решила, что во всем, где замешан Клейтон, стоит попытаться выиграть любыми средствами. Пригнувшись к шее Хана, она слегка тронула его бок каблуком и устремилась вперед с такой скоростью, что, казалось, обрела крылья. Воздух свистел в ушах. Но уже приближаясь к остальной компании, она вновь оглянулась, чтобы проверить, насколько успела опередить соперника. К ее величайшему удивлению, смешанному с горечью поражения, девушка обнаружила, что вороной жеребец находится всего в девяти-десяти шагах. Сначала Уитни показалось, что она все же выиграет скачку, но Опасный Перекресток рванулся вперед и опередил Хана на четверть корпуса.

 Подбежавший грум взял у нее поводья и помог спешиться. Уитни расправила юбки и, делая вид, что не замечает Клейтона, попыталась пройти мимо. Но он нагнулся с седла и фамильярно пощекотал ее под подбородком.

 – Я выиграл.

 Грум, наклонившийся, чтобы проверить правую переднюю ногу Хана, поднял глаза и вежливо пояснил:

 – Лошади леди попал камешек в подкову, сэр.

 Уитни уже хотела под этим предлогом оспорить победу Клейтона, но появление Пола заставило ее забыть обо всем.

 – Где, черт возьми, вы до сих пор прохлаждались?

 – Мой конь понес, – спокойно пояснил Клейтон, спешиваясь.

 Пол перевел скептический взгляд с покорно стоявшего вороного жеребца на раскрасневшееся, гневное лицо Уитни.

 – Я уже начал беспокоиться, – сказал он ей.

 – Правда? Не было никакой нужды волноваться, – пробормотала Уитни, уверенная, что выглядит такой же виноватой, как чувствует себя.

 Пол повел девушку к светло-голубому одеялу, разостланному на траве, усадил рядом с Эмили и ее мужем и сам сел подле нее так, что напротив оказались Элизабет и Питер.

 Клейтон взял предложенный слугой бокал вина, направился к одеялу, разостланному в двух шагах от компании Уитни, и устроился рядом с Маргарет Мерритон и еще одной парой. Уитни успела увидеть счастливую улыбку Маргарет и подумала, что, если бы не постоянно злобный прищур, Маргарет могла бы считаться очень хорошенькой. Однако сейчас ее зеленовато-карие глаза засверкали ненавистью при виде Уитни.

 – Если вы устроили скачки, значит, ты проиграла, Уитни? – прошипела она.

 – Так оно и было, – немедленно подтвердил Клейтон, смеющимся взглядом призывая Уитни попробовать опровергнуть его.

 – Вы забыли упомянуть, что моему коню попал камешек в подкову, – отпарировала Уитни. – И кроме того, скачи я на вашем жеребце, наверняка обогнала бы вас не на четверть корпуса, а куда больше!

 – Но в этом случае, юная леди, боюсь, пришлось бы звать родных к вашему смертному одру, – возразил он, ухмыляясь.

 – Мистер Уэстленд, поверьте, я могу справиться с этим жеребцом и получить куда лучшие результаты, чем вы, – холодно бросила Уитни.

 – Если вы так считаете, что ж, я возьму одного из своих коней, а вы – этого вороного в любое время, как только захотите взять реванш.

 Доведенная до предела издевательскими репликами, Уитни немедленно подняла брошенную перчатку.

 – Обыкновенный скаковой круг, – предложила она. – И никаких препятствий. Этот конь еще не обучен прыжкам.

 – Но сегодня он превосходно взял несколько оград, насколько я припоминаю, – сухо заметил Клейтон. – Однако все будет, как вы хотите. Сами выберете маршрут.

 – Не слишком ли это рискованно? – встревоженно осведомился Пол.

 Уитни метнула на Клейтона мстительный взгляд и сказала с куда большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле:

 – Конечно, нет! Я легко выиграю.

 – Собираешься снова надеть мужские брюки и сесть на коня верхом? Или снимешь башмаки и попытаешься встать ему на спину в полный рост? – злобно процедила Маргарет.

 Остальные, словно по взаимному согласию, начали говорить о чем-то, заглушая голос Маргарет, но до Уитни доносились обрывки фраз:

 – Опозорила отца… скандал на весь город…

 Слуги начали разносить корзинки с холодными цыплятами, сыром, ветчиной и грушами. Уитни, решительно приказав себе не обращать внимания на выходки Маргарет, а наслаждаться близостью Пола и этим теплым днем, стала рассеянно прислушиваться к шутливой перепалке между Эмили и ее мужем Майклом.

 – Уитни и я заключили пари, когда были очень молоды, – объясняла та. – Кто из нас первой выйдет замуж, тот платит штраф пять фунтов.

 – Чистая правда, – улыбнулась Уитни. – Я и забыла.

 – Поскольку именно я повлиял на ее решение выйти замуж, – улыбнулся Майкл Арчибалд, – будет справедливо, если штраф заплачу я.

 – Вы правы, – согласилась Уитни. – И надеюсь, Эмили не в последний раз позволит вам повлиять на ее решение, милорд.

 – Я тоже, – объявил лорд Арчибалд с таким преувеличенным отчаянием, что Уитни разразилась смехом.

 Пол наклонился ближе, и Уитни подняла на него смеющиеся глаза.

 – Надеюсь, ты позволишь мне повлиять на твое решение? – осведомился он шепотом.

 Это было так похоже на признание в любви, что Уитни с трудом верила ушам.

 – Кто знает… – также тихо ответила она, не в силах оторвать взгляд от неотразимых голубых глаз.

 Резкий порыв ветра ударил в лицо, разметал волосы по груди и плечам. Уитни машинально схватилась за голову в поисках шарфа в желто-белый горошек, стягивающего непокорные пряди, но он исчез.

 – Вы не это ищете? – лениво поинтересовался Клейтон, вытаскивая из кармана шарф и протягивая ей.

 Губы Пола рассерженно сжались, а Уитни выхватила у Клейтона шарф. Она понимала, что он намеренно заставил всех гадать, не только каким образом шарф оказался в его кармане, но и почему они оба приехали так поздно. К своему ужасу, она почувствовала, что снова виновато краснеет, и сама идея о том, чтобы собственными руками расправиться с Клейтоном, наполнила ее мрачным восторгом. Она с огромной радостью проткнула бы негодяя шпагой, или разнесла голову выстрелом из пистолета, или даже увидела его свисающим с дерева в веревочной петле.

 Позже, когда последние участники пикника разъехались, Пол велел груму ехать на Хане, а сам усадил Уитни в сверкающую лаком коляску. Лошади помчались по сухой пыльной дороге, а Пол правил в сосредоточенном молчании.

 – Пол, вы сердитесь на меня? – наконец осмелилась осторожно спросить Уитни.

 – Да, и вы знаете почему.

 Уитни действительно знала и разрывалась между тревогой и радостью. Значит, все-таки существует, хотя и весьма отдаленная, возможность, что Клейтон Уэстленд станет именно тем стимулом, который так необходим Полу, чтобы объявить о своих чувствах, и немедленно! Весь этот день Пол явно сгорал от ревности, знакомой лишь влюбленным.

 Свернув на подъездную аллею, Пол натянул поводья и обернулся к Уитни, положив руку на спинку ее сиденья.

 – Не помню, говорил ли я сегодня, что вы прекрасны, – выдохнул он.

 – Спасибо! – ответила Уитни с радостным изумлением.

 Пол неожиданно улыбнулся:

 – Я приеду завтра утром, в одиннадцать, и тогда мы обо всем поговорим.

 – О том, как я чудесно выглядела сегодня? – поддразнила Уитни.

 – Нет, о том, почему я сержусь.

 – Я бы предпочла поговорить о первом, – вздохнула девушка.

 – Вероятно, – хмыкнул Пол и, спрыгнув на землю, помог ей сойти.

 На следующее утро он действительно явился ровно в одиннадцать, и, встречая его на пороге гостиной, Уитни с трудом верила, что он на самом деле здесь и приехал ради нее. Сколько лет она мечтала об этом!

 Пол выглядел невероятно красивым, особенно когда смеялся над каким-то остроумным замечанием леди Энн.

 – Мне нравится твой молодой человек, – шепнула тетя, выходя из комнаты.

 – Он еще не мой, – покачала головой Уитни, однако в голосе звучала робкая надежда.

 

 Небо было безоблачным, дул свежий ветерок, мягко шевеливший светлые волосы Пола, когда молодые люди ехали по проселочной дороге в удобной коляске, болтая и смеясь, останавливаясь время от времени лишь затем, чтобы полюбоваться особенно привлекательным пейзажем. Зелень деревьев давно сменилась оранжевым и золотым пламенем последних листьев, и для Уитни этот день стал лучшим в ее жизни.

 Пол, как всегда веселый и обаятельный, обращался с ней как с хрупкой фарфоровой статуэткой, словно она не была когда-то той самой озорной девчонкой, попадавшей из одной беды в другую. Даже сейчас, годы спустя, она съеживалась от стыда, вспоминая, как пыталась поцеловать его и умоляла дождаться.

 Они пообедали вместе с матерью Пола, и, хотя сначала Уитни была полна самых дурных предчувствий относительно этого события, ее опасения не подтвердились и они прекрасно провели время.

 Встав из-за стола, они направились через лужайку к опушке леса. Пол предложил Уитни сесть на качели, свисавшие с толстой ветки дуба.

 – Почему вы и Уэстленд так опоздали на вчерашний пикник? – без обиняков спросил он внезапно.

 Уитни вздрогнула, но тут же пожала плечами, стараясь принять безразлично-недоумевающий вид, хотя на самом деле сгорала от унижения.

 – Мы взяли вороного жеребца, а он доставил нам кучу неприятностей.

 – Простите, Уитни, но мне весьма трудно поверить в это. Я не раз ездил верхом с Уэстлендом – он не новичок там, где дело касается лошадей. И вчера он выглядел совершенно укрощенным и покорным.

 – Кто именно? – шутливо осведомилась Уитни. – Опасный Перекресток или Уэстленд?

 – Я говорил о поведении вороного, но теперь, когда вы упомянули об этом, предпочел бы узнать, как вел себя Уэстленд.

 – Пол, ради Бога! – умоляюще охнула она. – Вы не хуже меня знаете, что некоторые лошади бывают совершенно непредсказуемыми и могут выбить из седла самых опытных всадников.

 – Тогда, может, объясните мне, почему, если этот конь так чертовски неуправляем, вы решились скакать на нем наперегонки с Уэстлендом?

 – Ах это… ну что же… он насмехался надо мной, и у меня не было другого выхода. – Сквозь опущенные ресницы Уитни украдкой взглянула на мрачное, полное сомнений лицо Пола. Учитывая обстоятельства, ей ничего не оставалось, как развеять его подозрения, выказав праведное негодование. – Пол… я не выношу этого человека и не… не думаю, что с вашей стороны справедливо так меня мучить. Это нечестно и неприлично.

 Пол неожиданно улыбнулся:

 – В жизни не думал, что придет тот день, когда вы станете заботиться о приличиях. – И, стянув ее с качелей, схватил в объятия. – Боже, как вы прекрасны…

 Уитни затаила дыхание, снова и снова ошеломленно повторяя про себя: «Он собирается меня поцеловать!»

 Она так нервничала, что с трудом подавила истерический смешок, пока Пол медленно наклонял голову. Но при первом же прикосновении его теплых твердых губ все мысли куда-то улетучились.

 Уитни пыталась удержать свои руки, но они против воли скользнули по его груди. Однако она по-прежнему опасалась отдаться поцелую, боясь, что Пола может каким-то образом оскорбить глубина ее чувств.

 Но Пол не позволил ей оставаться безучастной. Он крепче сжал объятия, захватив ее в сладостный плен, прижав к мускулистой груди и завладев губами в легком нежном поцелуе, постепенно превратившемся в голодный и требовательный. К тому времени, когда он наконец отпустил ее, ноги Уитни подгибались. Девушка с упавшим сердцем поняла, что ее только что целовал мужчина, несомненно, много знавший о поцелуях и обладавший большой практикой в этом искусстве. Неудивительно, что Пол всегда имел такой успех, а женщины и девушки всей округи грезили о нем.

 Пол наблюдал за Уитни с довольным, самоуверенным видом.

 – Вы очень хорошо целуетесь, – заметила она, надеясь, что выглядит так, словно имеет право судить.

 – Благодарю, – с легким раздражением парировал Пол. – Кажется, это заключение основано на вашем огромном опыте, приобретенном во Франции?

 Уитни снова села на качели, улыбнулась Полу и, ничего не ответив, сильным толчком послала качели вперед. Но не успела она взлететь второй раз, как сильные руки Пола сжали ее талию и бесцеремонно стащили с раскачивающегося сиденья.

 – Ах ты дерзкое, невыносимое создание! – хмыкнул он, схватив ее в объятия. – Если я не стану остерегаться, наверняка совершу еще больше глупостей, чем эти жеманные парижские фаты!

 – Но они, – слабо запротестовала Уитни за мгновение до того, как он закрыл ей рот губами, – вовсе не были жеманными фатами.

 – Прекрасно, – хрипло пробормотал он, – ненавижу находиться в дурной компании.

 Сердце Уитни радостно подскочило.

 – Что все это значит? – прошептала она, почти не отнимая губ.

 – Это значит, – ответил Пол, стискивая руки и вновь осыпая ее жадными поцелуями, – что я с ума по тебе схожу.

 

 Два часа спустя Уитни, погруженная в мечты, плавно, словно скользя над землей, переступила порог, и дворецкий Сьюелл почтительно сообщил, что ее тетя, отец и мистер Уэстленд в данный момент пребывают в отцовском кабинете. Уитни метнула любопытный взгляд на закрытую дверь, желая удостовериться, что ее никто не видел, и поспешила наверх к себе. Ничто, абсолютно ничто не сможет омрачить ее счастья, кроме разве вида Клейтона Уэстленда!

 Облегченно вздохнув, девушка закрыла дверь и бросилась на постель, перебирая в памяти события прошедшего дня.

 

 Леди Энн сдержанно присела перед герцогом Клеймором, стараясь не дать воли непрошеным слезам. Герцог поклонился и широким шагом вышел из комнаты. Однако леди Энн продолжала стоять неподвижно, боясь, что сердце сейчас разорвется от боли.

 Мартин Стоун встал, с шумом отодвинув кресло, и вышел из-за письменного стола.

 – Я пока не хотел говорить вам об этом, но его светлость посчитал, что вас необходимо уведомить о договоре. Надеюсь, мне не нужно напоминать: вы поклялись не говорить ни слова никому о том, что мы только сейчас обсуждали?

 Энн молча смотрела на него, все еще борясь со слезами, и попыталась было поднять руку в беспомощном, умоляющем жесте, но тут же уронила ее.

 Явно воодушевленный ее молчанием, Мартин слегка смягчил тон:

 – Признаю, что был не слишком доволен, узнав, что вы решили сопровождать Уитни, но поскольку вы все равно здесь, значит, можете оказать мне большую помощь. Я хочу, чтобы вы начали расхваливать герцога перед Уитни. Она уважает ваше мнение и чем скорее станет питать симпатию к нему… скажем, возымеет некоторую нежность, тем лучше для нас.

 – Питать симпатию?! – наконец обрела голос Энн. – Да Уитни ненавидит воздух, которым он дышит!

 – Вздор! Она едва его знает!

 – Достаточно, чтобы презирать его! Она сама мне это говорила.

 – Тогда я рассчитываю, что она изменит суждение о нем.

 – Мартин, неужели вы слепы? Уитни любит Пола Севарина.

 – Пол Севарин едва сводит концы с концами, – фыркнул Мартин. – Что он может предложить ей, кроме участи бесплатной служанки, кухарки, горничной, и все в одном лице?

 – Тем не менее самой Уитни решать, что лучше для нее.

 – Чушь! Решать мне, и я уже все обдумал!

 Энн открыла рот, чтобы возразить, но Мартин разъяренно перебил ее:

 – Позвольте вам объяснить кое-что, мадам! Я подписал договор, составленный поверенным Клеймора, принял сто тысяч фунтов в уплату за согласие и уже истратил половину. Половину! – подчеркнул он. – Если Уитни откажется выполнять соглашение, я не смогу вернуть деньги. В этом случае Клеймор имеет полное право и может привлечь меня к суду за обман, мошенничество, воровство и бог знает что еще. И если это вас не трогает, попытаюсь представить все в ином свете: как по-вашему, очень ли счастлива будет Уитни в браке с Севарином, если все соседи на несколько миль вокруг станут злорадствовать и сплетничать насчет ее отца, заживо гниющего в какой-нибудь тюрьме? – И, издевательски поклонившись, направился к двери. – Надеюсь на вашу помощь, по крайней мере если не ради меня, то ради Уитни!