Глава 4

 Для пикника они выбрали Форест-парк. Прямо под громадными дубами Рамон расстелил одеяло, которое принесла Кэти. Раскидистые ветви качались над ними, а они с аппетитом ели копченую говядину, ветчину и французские булочки с хрустящей, поджаристой корочкой. Пока они весело болтали, Кэти рассеянно ощущала на себе его оценивающий взгляд – он скользил по лицу, по светлым волосам с рыжеватым отливом, спадающим на плечи; она чувствовала его даже тогда, когда отворачивалась, чтобы достать что-нибудь из корзинки. Но ей было так хорошо, что она не придавала этому никакого значения.

 – Мне кажется, что в Америке на пикниках обычно бывают жареные цыплята, – сказал Рамон, когда в беседе возникла пауза. – Но, увы, я не умею готовить. Для следующего пикника я куплю, а ты приготовишь цыпленка.

 Кэти потягивала кьянти из бумажного стаканчика.

 – Ну, ты настоящий мужчина! – рассмеялась она. – Почему ты решил, что я умею готовить?

 – Конечно же, потому, что ты женщина.

 – Ты это серьезно?

 – Серьезно ли считаю тебя женщиной? Или серьезно думаю, что ты умеешь готовить?

 Кэти уловила чувственную хрипотцу, придающую его голосу глубину.

 – Серьезно, что стряпня – женское дело? – натянуто спросила она.

 Он усмехнулся, заметив ее неловкость.

 – Я не сказал, что только женское, просто все женщины должны уметь готовить. Мужчина обязан работать, чтобы можно было купить пищу, а женщина должна уметь приготовить ее. Таков вечный закон.

 Кэти недоверчиво уставилась на него, почти убежденная, что он нарочно поддразнивает ее.

 – Может быть, для тебя будет странно услышать, но далеко не все женщины родились, сгорая от желания резать лук и тереть сыр.

 Рамон подавил смех, затем ловко сменил тему:

 – Где ты работаешь?

 – В одной большой фирме, менеджером по кадрам. Я интервьюирую людей перед приемом их на работу.

 – Тебе нравится твоя работа?

 – Очень, – ответила она, доставая из корзинки огромное красное яблоко. Подтянув ноги в хлопчатобумажных брюках к груди, она обхватила их руками и надкусила яблоко. – Очень вкусно!

 – Просто невероятно.

 Кэти посмотрела на него с изумлением:

 – Невероятно, что мне нравится яблоко?

 – Невероятно, что тебе нравится твоя работа. Будет обидно бросить ее, когда ты выйдешь замуж.

 – Бросить, когда я… – Кэти от смеха была не в состоянии вымолвить ни слова, а только покачивала головой. – Рамон, как тебе повезло, что ты не американец. Ты даже не представляешь, что могут состряпать для тебя американские женщины.

 – Я – американец, – заметил он, игнорируя предостережение Кэти.

 – Мне кажется, ты назвался пуэрториканцем.

 – Я сказал, что родился в Пуэрто-Рико. На самом деле я испанец.

 – Ты только что сказал, что ты и американец и пуэрториканец.

 – Кэти, – он впервые обратился к ней по имени, и это вызвало в ней прилив неизъяснимого трепета, – Пуэрто-Рико – свободно присоединившееся к США государство. Любой, кто родился в нем, автоматически становится гражданином Америки. Однако мои предки – испанцы, а не пуэрториканцы, так что я – американец испанского происхождения, рожденный в Пуэрто-Рико. Так же, как ты, – он не спеша оглядел ее белую кожу, голубые глаза и рыжеватые волосы, – американка ирландского происхождения.

 Кэти была слегка задета нотками превосходства в его голосе, когда он прочел ей эту лекцию.

 – Надо же, какой испано-пуэрториканский американец и еще к тому же настоящее ископаемое. Тебе бы жить во времена, когда на суфражисток рисовали карикатуры.

 – Почему ты говоришь со мной таким тоном? Только лишь потому, что я считаю, что, когда женщина выходит замуж, она обязана заботиться о своем муже?

 Кэти высокомерно взглянула на него:

 – Не имеет никакого значения, что ты считаешь. У большинства женщин есть свои интересы и заботы вне дома, впрочем, как и у мужчин. Нам нравится делать карьеру, мы ее делаем и гордимся ею.

 – Женщина должна испытывать чувство гордости за своего мужа и детей.

 Кэти захотелось сказать что-нибудь такое, что стерло бы эту невыносимую, самодовольную усмешку с его лица.

 – К нашему счастью, американцы, рожденные в США, ничего не имеют против того, чтобы их жены делали карьеру. Они более понимающие и тактичные…

 – Очень понимающие и очень тактичные, – насмешливо подхватил Рамон. – Они разрешают вам работать, позволяют отдавать им заработанные вами деньги, разрешают завести детей, нанимают кого-нибудь, чтобы заботиться о них, убирать дом и, – он усмехнулся, – даже готовить.

 На мгновение Кэти была просто ошарашена его речью, затем откинулась на спину и залилась смехом.

 – Ты абсолютно прав.

 Рамон прилег около нее, закинув руки за голову, и посмотрел в блеклое небо с белоснежными облаками.

 – У тебя замечательный смех.

 Кэти надкусила яблоко.

 – Думаешь, переубедил? Как бы… Я самая типичная деловая женщина. Мечтаю о карьере. Обожаю тратить деньги как хочу. Прозябать на заработок мужа – благодарю покорно.

 – Изумительно. Современная деловая женщина делает деньги и карьеру, демонстрируя всем и каждому, что считает своего мужа неспособным ни на первое, ни на второе. Боюсь, что американские американцы вконец утратили мужскую гордость.

 – Вздор! – запротестовала Кэти. – Предположим, ты полюбил девушку и хочешь на ней жениться, но на те деньги, что ты зарабатываешь на старом грузовичке, вы сможете жить только где-нибудь вроде Гарлема. Но при этом ты понимаешь, что, если бы она работала там, где ей нравится, вы оба имели бы то, о чем мечтаете. Что ты на это скажешь?

 – Я ожидал бы, что она будет счастлива тем, что смогу предложить ей я.

 Кэти вздрогнула, представив себе жизнь в трущобах только потому, что из-за своей гордости Рамон не позволяет ей работать. Навевающим дремоту голосом он добавил:

 – И мне бы не понравилось, если бы она стыдилась того, как я зарабатываю на жизнь.

 Кэти услышала тихий укор в его словах, но продолжала упорствовать:

 – А ты когда-нибудь мечтал делать что-нибудь другое, кроме как водить потрепанный грузовик?

 Рамон долго не отвечал, потом сказал:

 – Я… Конечно. Я еще возделываю землю.

 Кэти высоко подняла брови:

 – Ты работаешь на ферме? В Миссури?

 – В Пуэрто-Рико, – поправил он.

 Кэти не могла решить, хорошо для нее или плохо, что он не останется в Сент-Луисе. Он лежал, прикрыв глаза, и Кэти решилась внимательно рассмотреть его вблизи. В бронзовых чертах его лица, в твердой линии подбородка и носа запечатлелось испанское высокомерие. А вот длинные ресницы и еще эта ямочка на подбородке делают лицо мягче. Прекрасно очерченные чувственные губы – Кэти представила, как они будут целовать ее, и почувствовала приятное смущение. Вчера он сказал, что ему тридцать четыре. Сейчас он кажется куда моложе. Широкие плечи и могучая грудь прямо-таки рвут красную трикотажную рубашку. А бедра узкие, живот плоский. Хорош, ничего не скажешь. Только… похож на Дэвида.

 Он не открыл глаз, но его губы дрогнули в усмешке.

 – Надеюсь, вид вызывает у тебя одобрение?

 Кэти с неохотой перевела взгляд на холмистый парк, лежащий перед ней:

 – Да, сегодня парк просто замечательный, деревья, как…

 – Вы смотрели не на деревья, сеньорита.

 Кэти не нашлась что ответить. Но ей понравилось, как он назвал ее сеньоритой. Незнакомо, экзотично и подчеркивает различие между ними.

 «Девочка, пора признаться себе, что заигралась. Вот сейчас ты хотела, чтобы он тебя поцеловал. Да, хотела, и этого, и всего остального! Хорошо, а что дальше? Завтра тебе ехать на барбекю к родителям. Представь-ка хорошенько, могла бы ты прихватить его с собой? Знакомить с их клубными друзьями?.. Это мой знакомый, нет, не по университету, он, знаете ли, водит грузовик… М-да. Нет, пора завязывать, пока еще не поздно. Так будет лучше для обеих сторон».

 – Ну что, Кэти, хочешь дать деру?

 Под взглядом его проницательных черных глаз Кэти стало не по себе. Она сделала вид, что поправляет одеяло.

 – Что-то я не понимаю, о чем ты, – сказала она, старательно отводя взгляд.

 – Хочешь знать, что я вижу, когда смотрю на тебя?

 – Нет, – сухо ответила она. – Похоже, что ты собираешься сказать нечто в духе героя из мыльной оперы.

 Кэти попыталась рассмеяться, но в тишине, наступившей после ее слов, невозможно было это сделать.

 – Я думаю, мне пора домой, – заявила она, поднимаясь с колен и собирая корзинку.

 Рамон безмолвно встал и сложил одеяло.

 По пути домой Кэти дважды прерывала натянутое молчание, надеясь загладить свою вину, но в ответ слышала короткие «да» и «нет». Ей было стыдно за свои мысли, за свою манеру разговаривать с ним, и она была раздражена тем, что он не хочет помочь ей сгладить бестактность. К тому времени когда он поставил «бьюик» на стоянке напротив дверей ее квартиры, Кэти мечтала лишь о том, чтобы этот день скорее закончился, хотя было только три часа. И не успел Рамон обойти машину, чтобы помочь ей выйти, как Кэти сделала это сама.

 – Я открою дверь, – отрывисто сказал он. – Обычная вежливость.

 Кэти неожиданно поняла, что он с трудом сдерживает ярость. Но это почему-то не испугало ее.

 – Может быть, тебе покажется странным, – объявила она, поднимаясь по ступенькам и вставляя ключ в замок, – но с моими руками все в порядке, и я способна открыть дверь сама. И я не понимаю, почему ты со мной должен быть вежлив – я-то вела себя с тобой по-свински. – В дверях она обернулась. – Благодарю, Рамон. Я прекрасно провела время.

 Кэти не поняла, почему Рамон взорвался от хохота. К ее испугу, он проскользнул за ней в квартиру и запер дверь. Смысл его взгляда не оставлял никаких сомнений. Его спокойно произнесенные слова наполовину приглашали, наполовину приказывали:

 – Подойди, Кэти!

 Кэти отрицательно покачала головой и сделала осторожный шаг назад, она вся дрожала.

 – Разве свободные американские женщины не подтверждают поцелуем, что они очень хорошо провели время? – настаивал Рамон.

 – Не все, – ответила Кэти, – некоторые ограничиваются словом «спасибо».

 Слабая улыбка тронула его губы, но его взгляд был прикован к ее манящему рту.

 – Подойди сюда, Кэти! – И, видя, что она еще раздумывает, добавил: – Неужели тебе не интересно, как целуются испанцы и как пуэрториканцы занимаются любовью?

 Кэти судорожно сглотнула.

 – Нет, – прошептала она.

 – Подойди же, Кэти, и я покажу тебе.

 Как во сне, Кэти подошла к нему, загипнотизированная его бархатным голосом и этими черными глазами, полная страха и восхищения. Она никак не ожидала, оказавшись в объятиях Рамона, что будет покорена и увлечена в густую сладкую темноту, где были лишь жгучее наслаждение, возникающее, когда его губы осыпали непрерывными поцелуями ее губы, и жаркие волны, прокатывающиеся по следам его ласкающих рук.

 – Кэти, – хрипло прошептал он, неохотно оторвавшись от ее рта и целуя глаза, виски и щеки. – Кэти, – повторил он страстным шепотом и вновь овладел ее губами.

 Казалось, прошла вечность, прежде чем он наконец поднял голову. Ослабевшая и дрожащая Кэти коснулась щекой его могучей груди и услышала, как бешено колотилось его сердце. Она была совершенно опустошена происшедшим.

 Ее столько раз целовали мужчины, умеющие целовать, – можно сказать, профессионалы в этом деле. В их объятиях она чувствовала вполне понятное удовольствие. Но этот безрассудный взрыв восторга был для нее внове. Губы Рамона нежно коснулись ее великолепных волос.

 – А теперь я могу сказать, что я вижу, когда смотрю на тебя?

 Кэти попыталась ответить легко, но ее голос был таким же хриплым, как и его:

 – Ты собираешься говорить, как герой мыльной оперы?

 – Да.

 – Хорошо.

 Его смех был сильным и низким.

 – Я вижу красавицу с золотистыми волосами и улыбкой ангела. Я припоминаю принцессу, стоящую в баре и неодобрительно на всех поглядывающую; затем я услышал колдунью, которая сообщила мужчине, делающему ей довольно неприличные предложения, что она живет с лесбиянками.

 Он погладил кончиками пальцев ее щеку.

 – Когда я смотрю на тебя, я думаю, что ты, моя красавица, принцесса и колдунья.

 То, что он назвал ее своей, заставило Кэти вернуться к реальности. Решительно вырвавшись из объятий Рамона, она сказала с неестественной веселостью:

 – Ты не хочешь сходить в бассейн? Он сегодня открыт. – Говоря это, она засунула руки в задние карманы, позволив взгляду Рамона скользнуть по натянувшейся на груди футболке, и, заметив его взгляд, торопливо опустила руки.

 Бровь Рамона приподнялась в немом вопросе: почему она возражает против того, чтобы он смотрел на нее, ведь только что она была в его объятиях?

 – Конечно. Я буду рад увидеть ваш бассейн и познакомиться с твоими друзьями.

 Кэти снова почувствовала себя неудобно. Он покажется слишком смуглым, слишком чужаком для блестящей светской компании в бассейне. К тому же она хорошо знала, когда мужчина хочет затащить ее в постель. Рамон именно этого и добивается. И как можно скорее.

 Двери из стекла с витражами вели из гостиной в маленький внутренний дворик, окруженный изгородью, которая создавала иллюзию уединения. В центре дворика стояли два деревянных шезлонга красного цвета с огромными подушками, украшенными цветным узором. Вокруг было посажено множество пышных растений, некоторые из них цвели. Кэти остановилась около скульптуры, окруженной бордовыми и белыми петуньями. Держась за изгородь, она колебалась, пытаясь подобрать слова для тех мыслей, что вертелись у нее в голове.

 – У тебя прекрасная квартира, – заметил Рамон, – да и цена за нее, наверное, немалая.

 Кэти быстро повернулась к нему, намереваясь использовать это вскользь брошенное замечание, чтобы сказать, что они не пара и что он должен охладить свой не в меру горячий пыл. Но так, чтобы не обидеть его.

 – Спасибо. Честно говоря, плата очень высокая. Я живу здесь потому, что для моих родителей это гарантия, что мои соседи и друзья – люди определенного достатка.

 – Ты хочешь сказать – богатые люди?

 – Не обязательно богатые, но достаточно обеспеченные люди, добившиеся успеха в жизни.

 Лицо Рамона превратилось в маску, лишенную каких-либо чувств.

 – Наверное, будет лучше не представлять меня твоим друзьям.

 Кэти посмотрела на его надменное красивое лицо, и ей снова стало стыдно. Взволнованно проведя рукой по лбу, она перевела дыхание.

 – Рамон, забудем, что произошло между нами. Я хочу, чтобы ты понял – я не собираюсь ложиться с тобой в постель. Никогда.

 – Потому что я испанец? – хладнокровно спросил он.

 Кэти покраснела от досады.

 – Нет, конечно же, нет! Потому что… – Она насмешливо улыбнулась. – Если использовать известную фразу – «я девушка не такого сорта». – Чувствуя себя намного лучше оттого, что между ними все стало ясно, она повернулась к воротам, ведущим к бассейну: – Ну, теперь давай спустимся и посмотрим, что там в бассейне.

 – Не думаю, что это благоразумно, – сардонически заметил Рамон. – Я не хочу ставить в неловкое положение тебя перед твоими преуспевающими, обеспеченными друзьями.

 Кэти взглянула через плечо на Рамона, смотрящего на нее сверху вниз. Его глаза были полны иронии и презрения. Кэти вздохнула:

 – Если я самодовольная дура, то тебе едва ли стоит мне уподобляться. Пожалуйста, пойдем в бассейн.

 Он засмеялся и распахнул перед ней дверь.

 В бассейне стоял крик и летели брызги. Играли в водное поло. Девушки в бикини и мужчины в плавках грелись на солнце. Их тела блестели от лосьона для загара. Всюду банки с пивом, радиоприемники, из динамиков звучала веселая музыка.

 Кэти подошла к ближайшему столику с тентом, пододвинула алюминиевое кресло и села.

 – Как тебе все это нравится? – спросила она, когда Рамон опустился рядом с ней.

 Его взгляд разом охватил пестрое сборище.

 – Забавно.

 – Привет, Кэти! – окликнула Карен, появляясь из бассейна.

 Она напоминала прелестную русалку. Ее тело блестело от капелек воды. Как обычно, Карен сопровождали двое безнадежных воздыхателей.

 – Ты знакома с Доном и Брэдом? – спросила Карен, небрежно кивнув на мужчин.

 Кэти знала их так же хорошо, как и Карен, – они жили рядом, поэтому она слегка удивилась вопросу, но потом вспомнила, что Карен никогда не помнит, кто с кем знаком. Тем более что взгляд Карен был сейчас прикован к Рамону. С необъяснимой неохотой Кэти познакомила их.

 Она пыталась не заметить вспыхнувшую улыбку Рамона и блеск в зеленых глазах подруги, когда та протянула руку для пожатия.

 – Почему бы вам не сбросить одежду и не поплавать? – предложила Карен, не отводя глаз от красавца атлета. – На закате здесь будет классная вечеринка. Вы могли бы остаться.

 – У Рамона нет с собой плавок, – быстро отказалась Кэти.

 – Это не проблема, – тут же нашлась Карен. – Брэд одолжит ему, не так ли?

 Брэд, который настойчиво ухаживал за Карен уже около года, с куда большим удовольствием одолжил бы Рамону билет из города, но тем не менее вежливо предложил плавки.

 – Где… – чуть ли не благоговейно выдохнула Карен, – ты нашла его? Он похож на греческого Адониса… или Адонис был блондином? Так или иначе, он похож на темноволосого греческого бога.

 Кэти подавила в себе желание охладить интерес Карен к Рамону, она не сказала, что «Адонис» – всего-навсего испанский фермер. Вместо этого она произнесла:

 – Мы познакомились в пятницу в «Глубоком ущелье».

 – В самом деле? Что-то я там его не видела, а его невозможно не заметить. Что же он делает, кроме того, что выглядит как античный бог?

 – Он… – Кэти заколебалась, но, решив избавить Рамона от возможных затруднений, сказала: – Он занимается перевозками.

 – Не шутишь? – Карен бросила на Кэти внимательный взгляд. – Он только твой или и другим кое-что позволено?

 Кэти не смогла сдержать улыбки от обезоруживающей откровенности Карен.

 – Это имеет значение?

 – Ты же знаешь, что имеет. Мы подруги. И если он твой, то пусть твоим и остается.

 Зеленые раскосые глаза смотрели откровенно. У Карен своеобразная этика, она не крала у подруг мужчин. И тем не менее Кэти стало обидно, что Карен не задумываясь предположила, что может легко увлечь Рамона, и только ради их дружбы не делает этого.

 – Кокетничай на здоровье, мне плевать! – ответила Кэти, хотя она этого не чувствовала. – Он весь твой, если хочешь. А я пока собираюсь переодеться.

 Пока она надевала бикини, ее постепенно заполняло чувство досады: почему она не сказала Карен, чтобы та оставила Рамона в покое? И что означает то откровенное восхищение в глазах Рамона, с которым он рассматривал фигуру Карен?

 Кэти стояла перед зеркалом в купальном костюме и критически изучала свою внешность. Яркая голубая ткань бикини подчеркивала великолепную фигуру во всей ее красе: полная высокая грудь, узкая талия, изящная линия бедер, длинные стройные ноги. Кэти подумала, что, вероятно, она единственная из женщин, которая может рассматривать себя, почти обнаженную, совершенно беззастенчиво. Мужчины восхищенно свистели вслед Карен Вильсон, но они замирали в молчании перед Кэти Конелли. Спокойное достоинство в наклоне головы и природная грация, с которой она двигалась, делали ее в глазах окружающих немного отстраненной, и Кэти, даже если бы и захотела, не смогла бы изменить свой образ, что, впрочем, она и не пыталась сделать. За исключением баров Кэти редко общалась с незнакомыми мужчинами. Она казалась недоступной. Как правило, когда мужчины устремляли взгляд на ее безупречную кожу и чистые голубые глаза, они видели в ней скорее классическое совершенство, чем чувственный призыв. Узнавая ее получше, они обнаруживали, что Кэти не только очень сердечная, доброжелательная, но и наделена отличным чувством юмора, и им хватало такта не вынуждать ее к резким отказам, чуждым ее природе. Они болтали с ней, смеялись и назначали свидания, но их ухаживания обычно ограничивались мягкими шутливыми намеками, которые Кэти игнорировала, подчеркнуто улыбаясь.

 Она вынула гребень из струящихся волос, тряхнула головой, чтобы придать им естественный вид, кинула последний раздосадованный взгляд в зеркало.

 Вернувшись в бассейн, она нашла Рамона в шезлонге в окружении трех красоток, сидящих на полотенцах. Они явно флиртовали с ним. Под тентом расположилась Карен в обществе Брэда и Дона.

 – Рамон, могу ли я присоединиться к твоему гарему? – иронически поинтересовалась Кэти, слабо улыбаясь.

 Ленивая усмешка пробежала по загорелому лицу Рамона, когда он, посмотрев на девушку, поднялся, уступая ей свой шезлонг. Кэти вздохнула – судя по всему, она могла бы прийти и в пальто: Рамон не обратил на бикини никакого внимания. Он сел за столик к Карен.

 Пытаясь не замечать перемены в своем настроении, Кэти начала покрывать ноги кремом для загара.

 – Может, тебе помочь? – ухмыльнулся Дон.

 Кэти подняла глаза с вымученной улыбкой.

 – У меня не настолько длинные ноги, – сказала она.

 В отличие от Брэда Дон не был очарован Карен столь сильно, чтобы не замечать других девушек. И даже слабого поощрения со стороны Кэти было бы достаточно: Дон с легкостью перенес бы свои притязания с Карен на нее.

 Кэти втирала крем в левую руку, когда услышала, как Карен произнесла:

 – Рамон, Кэти говорит, что ты занимаешься перевозками на транспорте.

 – Да. Она так сказала? – произнес Рамон, растягивая слова и таким тоном, что Кэти остановилась и пристально посмотрела на него. Он сидел откинувшись в кресле, с тонкой сигарой, зажатой между белоснежными зубами, и вопросительно глядел на Кэти.

 Она вспыхнула и поспешно отвела глаза. Карен между тем сделала все возможное, чтобы уговорить Рамона пойти поплавать, но встретила лишь вежливый отказ.

 – Ты не умеешь плавать? – спросила Кэти, когда остальные покинули их.

 – Кэти, Пуэрто-Рико – остров, – сухо ответил Рамон. – С одной стороны – Атлантический океан, с другой – Карибское море. Так что в Пуэрто-Рико достаточно воды, чтобы научиться плавать.

 Кэти посмотрела на него в замешательстве. С того момента как он поцеловал ее в квартире, в их отношениях произошел неуловимый сдвиг. До этого от нее зависело все происходящее и она оставалась уверенной в себе. Теперь она чувствовала себя смущенной и удивительно ранимой, в то время как Рамон казался решительным и самоуверенным. Пожав плечами, она ответила:

 – Я лишь хотела предложить научить тебя плавать, думала, ты не умеешь. И совсем нет необходимости разражаться лекцией о географическом положении Пуэрто-Рико.

 Не обращая внимания на ее раздраженный тон, он предложил:

 – Если хочешь поплавать, пойдем.

 У Кэти похолодело все внутри, когда Рамон подошел и взглянул на нее с высоты своего роста. Его грудь была покрыта легким пушком темных волос. Смущенная Кэти остановила взгляд на цепочке с серебряным медальоном, которую он носил. Потом она отвернулась и старалась не смотреть на него, пока не осознала, что Рамон и не думает отходить от нее. Когда же она наконец смогла поднять глаза, Рамон мягко произнес:

 – По-моему, ты выглядишь великолепно.

 Непрошеная улыбка тронула губы Кэти.

 – Я думала, ты не заметишь, – сказала она, когда они подходили к бассейну.

 – Я и не думал, что ты хочешь, чтобы я смотрел на тебя.

 – Ты же смотрел на Карен, – вырвалось у Кэти. Она смущенно тряхнула головой и постаралась произнести следующую фразу более уверенно: – Я не это имела в виду.

 – Да, – улыбнулся он. – Разумеется, не это.

 Ей стало легко. Кэти непринужденно и грациозно вошла в воду. Рамон плыл около нее, без видимых усилий задавая темп. Проплыв около мили, Кэти коснулась дна. Рамон плавал еще долго, и она весело крикнула ему:

 – Рисуешься!

 Ловко нырнув, он исчез из виду. Кэти пронзительно взвизгнула, когда Рамон под водой обхватил ее ноги и потащил ко дну. Она всплыла на поверхность, хватая ртом воздух, глаза ее слезились от хлорки.

 – Это, – тоном строгой наставницы сказала Кэти, когда над водой показалась голова Рамона, – просто ребячество. Так же, как и вот это!

 Она ударила рукой по воде и плеснула ему прямо в лицо. Затем быстро нырнула, чтобы избежать расправы. В течение пятнадцати минут они соревновались в скорости, ныряли и хохотали. Обессиленная, тяжело дыша, Кэти вылезла из бассейна, опустилась в кресло и протянула Рамону полотенце, которое захватила для него.

 – Ты грубовато играешь, – добродушно проворчала Кэти, наклонив голову и вытирая длинные тяжелые волосы.

 Рамон, который тоже тяжело дышал после их соревнований, вдруг опустил руки, как школьник, и тихо сказал:

 – Я буду с тобой таким нежным, как ты захочешь.

 У Кэти все оборвалось внутри, когда она поняла смысл его слов. Убежденная в том, что он говорил о любви, она опустилась на живот в шезлонг и склонила голову на руки. Она вздрогнула, когда Рамон вылил лосьон для загара ей на спину и опустился на колени рядом. Кэти сжалась – руки Рамона начали медленно поглаживать ее, ритмично втирая лосьон в атласную кожу.

 – Мне расстегнуть застежку?

 – Только попробуй!

 Когда его руки поднялись к плечам и пальцы прошлись по шее, Кэти прерывисто задышала – каждый дюйм ее тела трепетал под руками Рамона.

 – Кэти, я волную тебя? – спросил он хриплым шепотом.

 – Ты же знаешь, что волнуешь, – как будто из забытья, прошептала Кэти, не сдерживая себя. Она услышала его довольный смех и отвернулась. – А еще я волнуюсь, что ты мешаешь мне отдыхать. А я должна выйти на работу отдохнувшей.

 – Ну что же, в таком случае расслабься. Я ухожу, – сказал он, поднимаясь с ее шезлонга.

 Пытаясь не думать о том, что он собирается делать, Кэти решительно закрыла глаза под слепящим послеполуденным солнцем. Время от времени она слышала глубокий голос Рамона, после которого следовал взрыв женского смеха. Кто-то из мужчин что-то кричал ему. «Он, конечно же, хорошо вписался в эту компанию. А почему бы и нет! – сурово подумала она. – Привлекательное тело, красивое лицо, и если у мужчины к тому же престижная работа, что еще нужно для успеха у женщин?» Кэти с помощью маленькой лжи обеспечила Рамона и этим.

 «Что же со мной происходит?» – удивлялась Кэти. У нее не было абсолютно никаких причин для жалоб. Несмотря на ее обычное недовольство окружающим миром, населенным, как ей иногда казалось, пустыми и мелкими людьми, Кэти радовалась остроумным пикировкам, которыми она обменивалась с восхищенными ею мужчинами. Ей нравилось иметь красивую одежду и хорошую квартиру. Ей льстило мужское внимание, хотя интимных отношений она избегала. На первом месте для нее была непреодолимая потребность вернуть чувство собственного достоинства и уважения к себе, которые отнял у нее Дэвид. Роб был единственным другим мужчиной, которому она разрешила бы заняться с ней любовью. К счастью, она обнаружила, что он женат, прежде чем позволила этому случиться. Когда-нибудь появится тот, который нужен ей, и тогда уже ничто ее не остановит. Единственный. Ни при каких обстоятельствах Кэти Конелли не могла представить себя в окружении трех или четырех мужчин, знающих все интимные подробности ее тела. Такое бывало с другими женщинами и часто, но Кэти это казалось мерзким и унизительным.

 – Эй, Кэти, поднимайся, – скомандовал Дон.

 Кэти прищурилась, удивляясь, что сумела заснуть, и послушно села.

 – Уже шесть часов. Мы с Брэдом собираемся пойти купить пива и пиццы для сегодняшней вечеринки. Взять что-нибудь покрепче для вас с Рамоном?

 Послышалась ли ей презрительная насмешка в том, как он произнес имя Рамона?

 – Крепче, чем пицца? Боже упаси!

 Она оглянулась в поисках Рамона и увидела его, идущего к ней в обществе Карен и какой-то незнакомки.

 – Здесь всю ночь будет вечеринка – танцы и все такое. Ты не хочешь остаться?

 – Конечно же, он останется, Кэти, – быстро ответила Карен.

 – Ну что же, замечательно, – пожала плечами Кэти.

 Она будет веселиться со своими друзьями, а Рамон – с Карен или с кем захочет.

 К половине десятого от нескольких ящиков пива, груды закусок и полудюжины бутылок ликера остались одни воспоминания. Лампы придавали воде бассейна переливчатый зеленый оттенок, кто-то включил музыку. Кэти, которая танцевала уже около часа, внезапно обнаружила, что Рамон далек от веселья. Он одиноко стоял, прислонившись к изгороди, окружавшей бассейн.

 – Рамон, – с волнением сказала Кэти, подойдя к нему и положив руку ему на плечо. Он медленно повернулся и посмотрел на нее, и Кэти увидела, что он улыбается: он был рад ее прикосновению. Она осторожно убрала руку. – Почему ты здесь? Один?

 – Мне нужно было побыть одному, чтобы подумать. А у тебя так никогда не бывает?

 – Конечно, – согласилась она, – но обычно не во время вечеринки. Ты не хочешь потанцевать?

 Он наклонил голову в сторону динамиков, из которых звучал голос Нейла Даймонда.

 – Танцуя, я предпочитаю держать женщину в своих объятиях. Ну и, кроме того, я хотел бы дождаться очереди, чтобы потанцевать с тобой.

 – Рамон, ты что, умеешь танцевать? – До этого Кэти была уверена, что он не умеет.

 Отбросив сигару, он ответил:

 – Да, Кэти, я умею танцевать. Я умею плавать. Я знаю, как завязывать шнурки на ботинках. У меня легкий акцент, из-за которого я кажусь тебе невежественным, но многие женщины находят его привлекательным.

 Кэти окаменела. Задрав подбородок, она уставилась ему прямо в глаза и произнесла тихо и отчетливо:

 – Иди к черту.

 Она намеревалась уйти, уже повернулась – и открыла рот от изумления, когда руки Рамона обхватили ее за плечи и развернули назад.

 Он сказал дрожащим от ярости голосом:

 – Не смей разговаривать со мной таким тоном и не ругайся. Это тебе не идет.

 – Я говорю так, как мне нравится, – ответила Кэти, – и если другие женщины находят тебя чертовски привлекательным, то отправляйся к ним.

 Рамон взглянул в ее неистовые голубые глаза, и непрошеная улыбка восхищения озарила его лицо.

 – Маленькая злючка! – тихонько засмеялся он. – А когда ты в ярости…

 – Я никакая не маленькая! – пылко прервала его Кэти. – Я около пяти футов и семи дюймов. И если ты надумал сказать мне, как я хороша в ярости, то предупреждаю тебя – я начну смеяться. Мужчины часто говорят это женщинам, потому что слышали это в каком-то нелепом фильме, и…

 – Кэти, – выдохнул Рамон, прикоснувшись к ее губам своим настойчивым чувственным ртом, – ты прекрасна в ярости, и, если ты начнешь смеяться, я скину тебя в бассейн.

 Нервная дрожь пробежала по телу Кэти от этого нежного и злого поцелуя. Затем он обвил руками ее талию, притянул к себе и повел Кэти в толпу танцующих пар, как только зазвучала медленная любовная песня. Когда они танцевали, Рамон что-то шептал ей своим низким голосом, но Кэти не разбирала слова. Она была поглощена своей странной слабостью, которая возникала, когда он прижимался к ней. Они двигались в такт музыке. Ее охватило страстное желание. Она хотела поднять голову и почувствовать его требовательные губы, так же, как тогда в ее квартире, и ей хотелось, чтобы его руки опять увлекли ее в то дивное забвение… В отчаянии прикрыв глаза, Кэти призналась самой себе, что хочет мужчину, которого знает всего сорок восемь часов. Она хотела этого так сильно, что была поражена и взволнована… но, в конце концов, она могла понять свое физическое влечение к нему. Но чего она не могла понять и что пугало ее, так это странное магическое притяжение, которое возникло между ними. Иногда, когда он говорил с ней глубоким неотразимым голосом или смотрел на нее темными пронзительными глазами, Кэти ощущала, как он тихо дотрагивался до нее и неумолимо притягивал ее все ближе и ближе к себе.

 Кэти была в полном смятении. Забыть не удается! Но что делать – они же полностью несовместимы! Он гордый, бедный и независимый, а она тоже горда, состоятельна – по его меркам – и независима от природы. Любые взаимоотношения между ними закончатся крахом.

 Кэти, как интеллигентная, здравомыслящая молодая женщина, какой она себя считала, пришла к выводу, что лучший способ избежать опасной привлекательности Рамона – это избегать самого Рамона. Она решила держаться от него подальше на протяжении всей вечеринки и твердо отказаться от дальнейших встреч. Вместо этого, когда его губы коснулись ее виска, затем лба, Кэти, забыв, что она здравомыслящая, интеллигентная женщина, подставила ему губы, чтобы получить тот сладостный поцелуй, который, как она знала, он намерен ей подарить.

 Как только закончилась песня, Кэти отодвинулась от него. С натянутой улыбкой она встретила его вопросительный, недоумевающий взгляд и беззаботно произнесла:

 – Почему бы тебе не сменить партнершу и не повеселиться? Увидимся позже.

 Следующие полтора часа Кэти флиртовала со всеми мужчинами, которых знала и не знала. Она была в прекрасной форме, куда бы она ни направлялась, за ней следовали мужчины, готовые танцевать, плавать, выпивать или заниматься любовью. Она смеялась, пела и танцевала. И все время знала, что Рамон последовал ее совету и развлекается в обществе четырех женщин, включая Карен, которая не отходила от него ни на шаг.

 – Кэти, давай уберемся отсюда куда-нибудь в более тихое место. – Она почувствовала горячее дыхание Дона, с которым танцевала под томительную музыку.

 – Я ненавижу тихие места, – объявила Кэти, выскользнув из его рук, и приблизилась к Брэду, который радостно удивился, обнаружив ее у себя на коленях. – Брэд тоже ненавидит тихие места, не так ли?

 – Конечно, – хитро прищурился Брэд. – Так что давай поднимемся ко мне и нашумим вдвоем.

 Кэти не слушала его. Краем глаза она следила за Карен, танцующей с Рамоном. Ее руки обвивали его шею, а тело откровенно прижималось к нему. Как ни странно, но это невинное нарушение верности причинило Кэти сильную боль. Она встала, изо всех сил изображая веселье, и потянула за собой упирающегося Брэда:

 – Вставай, лентяй, и пойдем танцевать.

 Брэд послушно поставил банку с пивом и влился в танцующую толпу, обнимая Кэти за плечи, а затем, пользуясь случаем, заключил ее в свои на редкость сокрушительные объятия.

 – Что, черт побери, с тобой происходит? – тихо спросил он. – Ты никогда себя так не вела.

 Кэти не отвечала – ей нужно было найти Карен с Рамоном, которых нигде не было. У нее стало тяжело на сердце: Рамон ушел вместе с Карен.

 Прошло с полчаса, а их все не было, и у Кэти уже не было сил казаться веселой. Ей хотелось сжаться от боли, она пристально вглядывалась в танцующую толпу, отчаянно пытаясь найти высокую фигуру Рамона.

 Кэти была не единственной, кто заметил исчезновение этой пары. Она танцевала с Брэдом, совершенно не обращая на него внимания. Напряженно вытянув шею, она искала Карен и Рамона, когда вдруг Брэд ошеломил ее:

 – Что, нет никакого шанса повиснуть на шее у этого бабника – его утащила Карен?

 – Не смей его так называть! – горячо воскликнула Кэти, вырываясь из объятий Брэда. Слезы брызнули из ее глаз, она повернулась и бросилась прочь.

 – И куда же ты собралась? – раздался знакомый голос.

 Кэти увидела Рамона, ее пальцы бессильно сжались.

 – Где ты был?

 Его брови приподнялись.

 – Ревнуешь?

 – Знаешь, – сказала она, – ты мне даже не нравишься.

 – Ты мне тоже не нравишься сегодня, – спокойно ответил он. И вдруг спросил: – У тебя слезы на глазах. Почему?

 – Потому что, – яростно прошептала Кэти, – этот ублюдок назвал тебя бабником. И он прав!

 Рамон расхохотался и заключил ее в объятия.

 – О, Кэти, – смеялся он, гладя ее по волосам, – да он просто вне себя от ярости – его любимая женщина пошла со мной прогуляться.

 Запрокинув голову, Кэти пристально вглядывалась в его лицо:

 – Вы только пошли прогуляться?

 Он уже не смеялся:

 – Только прогуляться. И ничего больше.

 Они начали двигаться в такт музыке. Кэти доверчиво положила голову ему на грудь и отдалась томительному наслаждению – его руки ласкали обнаженные плечи и спину, затем скользнули ниже, заставляя гибкое, податливое женское тело прижаться к нему. Ладонь легла ей на затылок, чувственно лаская, затем повелительно наклонила голову назад. Сдерживая дыхание, Кэти послушно подняла лицо, принимая поцелуй. Его руки погрузились в густые, шелковистые волосы Кэти, удерживая добровольную пленницу.

 Когда Рамон наконец отступил, их дыхание было прерывистым и у обоих кровь стучала в висках. Она уставилась на него и серьезно сказала:

 – Я очень напугана.

 – Я знаю, querida, – сказал он нежно. – Для тебя все происходит слишком стремительно.

 – Что значит querida?

 – Дорогая.

 Кэти закрыла глаза, ее слегка покачивало.

 – Когда тебе нужно возвратиться в Пуэрто-Рико?

 Он долго молчал, прежде чем ответить:

 – Я могу остаться еще на неделю, до воскресенья, но не дольше. Мы будем проводить каждый день вместе до моего отъезда.

 Кэти была разочарована и даже не пыталась скрыть этого:

 – Мы не сможем. Мне нужно поехать к родителям на День поминовения. Во вторник я не работаю, но в среду обязательно надо быть в офисе. – Ей очень хотелось провести с ним все время, которое у них осталось, и Кэти рискнула: – Может быть, поедем завтра к моим родителям?

 Он замешкался, и Кэти подумала, что он прав.

 – Да, это плохая мысль. Тебе они не понравятся, да и ты им, наверное, тоже.

 – Потому что они богаты, а я нет? – слабо улыбнулся Рамон. – Кто знает, может быть, они мне понравятся, несмотря на их богатство.

 Кэти невольно улыбнулась тому, как он легко разрешил проблему. Он уверенно притянул ее к себе. У него была обаятельная улыбка, она смягчала его зрелую красоту и придавала ему мальчишеский вид.

 – Давай вернемся ко мне.

 Рамон кивнул, и Кэти пошла собирать свои вещи. Тем временем он наполнил два бумажных стаканчика виски, добавил воду, лед и присоединился к ней. Когда они добрались до маленького внутреннего дворика, Кэти удивилась, что, вместо того чтобы войти внутрь, Рамон поставил стаканчики на маленький столик между двумя шезлонгами и растянулся на одном из них. Почему-то она ожидала, что они продолжат беседу в постели…

 Со смешанным чувством разочарования и облегчения она свернулась клубочком напротив него в другом шезлонге. Он зажег сигару, и ее красный кончик был единственной светящейся точкой в темноте.

 – Кэти, расскажи мне про твоих родителей.

 Кэти сделала спасительный глоток.

 – По всем стандартам мои родители весьма богатые люди. Правда, десять лет назад они не были такими. Мой отец владел всего-навсего обычной бакалейной лавкой. Его удалось уговорить взять в банке ссуду, и он расширил лавку до роскошного супермаркета. Дела пошли хорошо, и после этого он открыл еще двадцать других. Может быть, ты проходил мимо супермаркетов Конелли?

 – Вполне возможно.

 – Они наши. Четыре года назад отец вступил в загородный клуб «Форест Оакс». Он не так престижен, как «Олд Варсон» или загородный клуб Сент-Луиса, но членам «Форест Оакс» нравится считать его таковым, и мой отец построил огромнейший дом на территории клуба.

 – Я спрашиваю о твоих родителях, а ты рассказываешь об их деньгах. Что они за люди?

 Кэти попыталась быть честной и объективной:

 – Они очень любят меня. Мама играет в гольф, отец много работает. Я думаю, что самым важным для них, кроме детей, является их великолепный дом с хорошей прислугой, два «мерседеса» и… и членство в загородном клубе. Мой отец очень красив в свои пятьдесят восемь, а мать выглядит всегда потрясающе.

 – У тебя есть братья, сестры?

 – И брат, и сестра. Я самая младшая. Моей сестре Маурин тридцать, она замужем. Отец сделал ее мужа вице-президентом корпорации Конелли, и теперь тот ждет не дождется, когда отец уйдет в отставку. Моему брату Марку двадцать пять, он красив. Марк не так претенциозен и жаден, как Маурин. Та вечно переживает, что Марк получит часть фамильного дела, когда отец уйдет в отставку, причем несравненно большую, чем она с мужем. Теперь, когда ты знаешь самое худшее, ты все еще хочешь поехать со мной? Соберутся друзья и соседи моих родителей, а они не намного лучше.

 Рамон потушил сигару и устало откинулся в шезлонге.

 – Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

 – Да, – решительно сказала Кэти. – Но с моей стороны это желание эгоистично – моя сестрица скорчит очень кислую мину, узнав, на что ты живешь. А Марк способен выкинуть черт знает что, чтобы доказать, что он не Маурин, и тем еще больше смутит тебя.

 Глубоким бархатным голосом, который она так обожала, Рамон спросил:

 – Но все же ты хотела бы меня взять, Кэти?

 – Я… просто не знаю.

 – Тогда я думаю, что мне придется поехать.

 Поставив стаканчик, он встал.

 Кэти, понимая, что он собрался уходить, настояла на том, чтобы он остался выпить кофе. Причина этому была проста – она сейчас не сможет вынести его уход.

 Кэти принесла кофе в гостиную на маленьком подносе и села на софу рядом с Рамоном. Они пили кофе в затянувшемся и все более и более неудобном молчании. Это молчание Кэти не в силах была ни прервать, ни понять.

 – О чем ты думаешь? – наконец спросила она, изучая его угрюмый профиль в неярком свете настольной лампы.

 – О тебе. Вещи, важные для твоих родителей, важны и для тебя? – резко спросил он.

 – Некоторые из них, полагаю, – согласилась она.

 – И насколько они важны?

 – По сравнению с чем?

 – По сравнению вот с этим, – беспощадно прошептал он.

 Его губы впились в ее губы, заставляя их раскрыться, чтобы она впустила его настойчивый язык, затем он положил ее на софу и прижал своим телом. Кэти застонала, протестуя, и немедленно его рот смягчился. Рамон начал невыносимое утонченное обольщение, заставив Кэти извиваться в диком желании. Его язык дразнил, проникал в глубь ее рта и медленно удалялся, когда она пыталась удержать его, пока Кэти не утонула в поцелуе. Когда он хотел поднять голову, она обвила его руками за шею и задохнулась от поразительного наслаждения – он сдернул верхнюю часть бикини, освобождая ее грудь и приникая ртом к розовым соскам. Рамон медленно и дразняще водил языком то вокруг одного, то вокруг другого соска, пока Кэти не захлебнулась от желания. Рамон взял себя в руки и слегка приподнялся над ней, его горящие глаза продолжали ласкать высоко поднятую грудь, соски, затвердевшие от его языка, губ, зубов.

 – Кэти, прикоснись ко мне, – прошептал он.

 Кэти подняла руки, медленно касаясь тонкими пальцами его мускулистой груди, глядя, как он вздрагивает, а потом расслабляется.

 – Ты прекрасен, – прошептала она. Теперь ее пальцы повторяли ласки, от которых секунду назад задыхалась она.

 – Для мужчины внешность не главное. – Он попытался поддразнить ее, но его голос стал хриплым от того, что ее руки делали с ним.

 – Но что же я могу сделать, если ты прекрасен? Так же, как океаны и горы. – Она легкомысленно позволила своим пальцам скользнуть вниз по его телу прямо к тому месту, где начинались плавки.

 – Прекрати! – хрипло приказал он.

 Кэти остановилась и взглянула в его лицо, потемневшее от страсти.

 – Ты прекрасен, и ты такой сильный, – прошептала она, глядя в его горящие глаза. – Но такой нежный. Я думаю, ты самый нежный из всех, кого я знаю. Я даже не знаю, почему я так решила.

 Рамон уже не мог сдерживаться.

 – О Боже! – простонал он.

 Его губы обрушились на нее с безумной страстью, и волна желания захлестнула ее. Руки Рамона утонули в ее густых волосах; держа ее голову, он покрывал ее губы бесконечными поцелуями. Кэти упивалась тем, как пульсировала его плоть, невыносимо сладостно давящая на нее, затем застонала от лихорадочного желания, когда он начал медленно вращать бедрами.

 – Возжелай меня! – резко приказал он. – Так же сильно, как я хочу тебя.

 Кэти почти рыдала от страсти, когда он внезапно отодвинулся от нее, сел и откинулся на софе, закрыв глаза.

 Даже сейчас, спустя несколько минут, дыхание его было тяжелым. Она провела дрожащей рукой по растрепанным волосам и, чувствуя себя ненужной и задетой, отползла в дальний угол софы и села, поджав ноги.

 – Кэти. – Его голос был мрачным и суровым. Он все еще лежал на спине и его глаза были закрыты, когда он произнес: – Я не хотел тебе говорить, когда ты была в моих объятиях и мы оба были дикими от желания. Я вообще не хотел говорить тебе этого. И все-таки я знал уже с первого взгляда, что прежде, чем уеду, я обязательно скажу тебе…

 У Кэти остановилось сердце. Он собирался сказать, что он женат, и она… Она не хочет этого знать! Как больно.

 – Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Пуэрто-Рико.

 – Что? – прошептала она.

 – Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

 Кэти открыла рот, но только лишь спустя несколько минут смогла выговорить:

 – Я не могу. У меня здесь работа, родители, друзья… Мое место здесь.

 – Нет! – яростно ответил он, повернув голову и обжигая ее взглядом. – Твое место не здесь. Я следил за тобой еще тогда, в баре, и я наблюдал за тобой сегодня вечером. Ты не похожа на этих людей, твое место не здесь.

 Он увидел, как от растущего беспокойства у нее расширились глаза, и протянул к ней руки.

 – Иди ко мне! – мягко произнес он. – Я хочу, чтобы ты была в моих объятиях.

 Слишком ошеломленная, чтобы не повиноваться, Кэти прижалась к нему, положив голову ему на плечо. Он нежно продолжал:

 – Ты так непосредственна, ты не похожа на тех людей, которых называешь своими друзьями.

 Кэти медленно покачала головой:

 – Ты не знаешь меня. Ты не можешь серьезно хотеть жениться на мне.

 Он коснулся ее подбородка, запрокинул ей голову и улыбнулся, глядя в растерянные голубые глаза.

 – Помнишь, ты бросила цветок, который я тебе преподнес, на землю, и я увидел слезы стыда у тебя на глазах. Тогда я узнал тебя всю. Мне тридцать четыре года, и я точно знаю, чего хочу. – Он прильнул к ней в страстном поцелуе. – Стань моей женой, Кэти! – прошептал он.

 – Ты не мог бы… не мог бы остаться в Штатах, в Сент-Луисе? Мы бы узнали друг друга получше. Может быть, позже…

 – Нет, – ответил он решительно. – Я не могу.

 Он встал, и Кэти поднялась с ним вместе.

 – Не отвечай мне сейчас. У тебя есть время подумать. – Он взглянул на маленькие часы около лампы. – Уже поздно. Мне нужно переодеться и еще сегодня надо сделать одну работу. Во сколько тебе завтра можно позвонить, чтобы поехать к твоим родителям?

 Обескураженная, Кэти назначила ему время.

 – Да, мама говорила о барбекю, так что можешь ехать в джинсах.

 Когда он ушел, Кэти машинально убрала чашки, выключила лампу и разделась. Наконец она легла и, уставясь в потолок, попыталась разобраться в том, что произошло. Рамон хотел, чтобы она стала его женой и уехала в Пуэрто-Рико! Это абсолютно невозможно, абсолютно. Просто бред какой-то! Она перевернулась на бок, все еще чувствуя его руки, ласкающие ее с неистовой нежностью, его жадный и настойчивый рот. Ни один мужчина не мог заставить ее тело так трепетать. Нет, дело было не в технике, о которой так много болтают, а в силе чувства. Для Рамона естественно всего себя бросать в любовный поток, его сдержанность и надменность скрывают бешеный темперамент, он настоящий мужчина, мужчина-властелин.

 «Забавно», – думала Кэти, но ей нравилось, что он подавлял ее. Как тихо он приказал ей: «Подойди, Кэти!» – и заключил в объятия. Это пьянящее сочетание властности и нежности! Кэти закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Если Рамон даст ей время на раздумье, возможно ли, чтобы она согласилась стать его женой?

 «Конечно же, нет!» – ответил ее разум. Но сердце? Сердце шепнуло: «Может быть».

 Почему, удивлялась Кэти, почему она вообще должна думать о замужестве? Ответ был прост – он был в том странном чувстве, которое возникало, когда они смеялись или болтали, как старинные друзья, в непостижимом ощущении, что, невзирая ни на какие логические доводы, они прекрасно подходят друг другу, в том глубоком чувстве, что исходило от него и находило отклик в ее душе. И этот магнетизм, который медленно, но неумолимо притягивал их друг к другу…

 И сразу же разум Кэти стал противиться ее эмоциям. Если она настолько глупа, что позволит себе выйти замуж за Рамона, то должна будет жить только на его доходы. А уж этого она себе совсем не могла представить, хотя деньги и не дали ей абсолютного счастья. К тому же он – испанец, привыкший к женскому повиновению. Но несмотря на всю свою властность, он тонок и способен ее понять. Кэти громко застонала, осознав до конца, в какую ловушку она попала. Она закрыла глаза и погрузилась в болезненный, беспокойный сон, в котором логика и чувства продолжали бороться.