• Современная серия, #1

Глава 29

 На следующий день, ровно в половине второго, Мередит вышла из рекламного отдела и направилась к своему кабинету. Все утро, где бы она ни появлялась, люди оборачивались и глядели ей вслед, и у Мередит не возникало сомнений, в чем причина такого внимания. Она раздраженно нажала кнопку лифта, не переставая думать о новой безобразной выходке Салли Мэнсфилд, напечатавшей в «Трибюн» очередную заметку;

 «Друзьям Мередит Бенкрофт, ошеломленным тем, как высокомерно она осадила самого завидного жениха Чикаго Мэтью Фаррела на благотворительном балу в опере две недели назад, пришлось пережить новое потрясение. Парочка обедала вместе в» Лендриз» за одним из самых уютных столиков в глубине зала. Правда, наш холостяк поистине не любит зря терять времени: тем же вечером он сопровождал великолепную Элишу Эйвери на премьеру «Укрощения строптивой»в «Литтл Тиэтер».

 Ворвавшись в кабинет, Мередит сердитым рывком открыла ящик стола, в который раз поражаясь мелочной мстительности репортера — ближайшей подруги бывшей жены Паркера. Салли явно замыслила выставить Паркера в роли глупого обманутого жениха, которого вот-вот бросят.

 — Мередит, — напряженно окликнула Филлис, — секретарь мистера Бенкрофта только сейчас звонила и сказала, что он немедленно хочет тебя видеть.

 Отец крайне редко вызывал Мередит без предварительного предупреждения. Он предпочитал встречаться со своими администраторами на еженедельных совещаниях, а с остальными делами разбираться по телефону. Мередит и Филлис молча переглянулись, единодушно предположив, что неожиданный вызов, должно быть, связан с назначением нового временного президента.

 Это заключение подтвердилось, когда, добравшись до приемной, Мередит увидела всех остальных исполнительных вице-президентов, включая Аллена Стенли, который на прошлой неделе был в отпуске.

 — Мисс Бенкрофт, — сказала секретарь отца, жестом подзывая ее, — мистер Бенкрофт просил вас войти немедленно.

 Радость затопила сердце Мередит. Она торопливо шагнула к двери. Поскольку ей первой расскажут о решении, — значит, логично предположить, что выбрали именно ее! Как отец, дед и все остальные Бенкрофты, Мередит займет место, принадлежащее ей по праву рождения. Вернее говоря, ей позволят доказать, чего она стоит, дав возможность полгода проработать в должности президента.

 Еле сдерживая глупые, сентиментальные слезы, Мередит постучала в дверь и вошла в кабинет. Никто, кроме Бенкрофтов, никогда не занимал его, не сидел за этим столом — как она могла забыть об этой традиции?

 Отец стоял у окна со сцепленными за спиной руками.

 — Доброе утро, — жизнерадостно поздоровалась она.

 — Доброе утро, Мередит, — кивнул он, с необычно дружелюбным видом оборачиваясь, и сел на свое обычное место — высокое вращающееся кресло. Хотя в кабинете стояли диван и журнальный столик, он никогда не подходил к ним и никого не приглашал там устроиться, предпочитая разговаривать с людьми через разделяющий их широкий старинный резной письменный стол. Мередит никогда не могла понять, делает ли он это сознательно, пытаясь запугать посетителей, или просто по старой привычке. Так или иначе, иногда служащим, включая и Мередит, становилось немного не по себе, когда приходилось идти от двери к стулу под строгим взглядом хозяина.

 Но сегодня, как заметила Мередит, он проявлял невиданное терпение, хотя не встал при ее приближении. Правда, хорошее воспитание и обычай требовали, чтобы мужчина вставал при виде входившей в комнату женщины, на женщин — служащих «Бенкрофт» это не распространялось, и хотя остальные мужчины поднимались с места, Филип никогда не делал этого, выказывая таким способом неудовольствие по поводу присутствия представительниц слабого пола среди руководителей высшего уровня. Однако вне магазина отец неукоснительно соблюдал приличия. За годы работы в универмаге Мередит смирилась и привыкла к двум совершенно различным сторонам характера отца, хотя, бывало, все еще расстраивалась, когда, поцеловав отца на ночь, утром получала в знак приветствия едва заметный кивок.

 — Мне нравится твое платье, — сказал он, одобрительно оглядывая ее бежевое кашемировое платье.

 — Спасибо, — пораженно пролепетала Мередит.

 — Терпеть не могу видеть тебя в этих вечных строгих костюмах! Женщины должны носить платья!

 И, не дав ей возможности ответить, кивком указал на один из стульев, и Мередит уселась, безуспешно пытаясь скрыть нервозность.

 — Я послал за всеми администраторами, потому что хотел сделать объявление, но сначала собирался поговорить с тобой. Совет директоров решил, кому отдать должность временного президента.

 Он помедлил, и Мередит наклонилась вперед, изнемогая от напряжения.

 — Они выбрали Аллена Стенли.

 — Что?! — охнула она, дернувшись, как от удара, вне себя от шока, гнева и неверия.

 — Я сказал, выбрали Аллена Стенли. Не собираюсь лгать — они сделали это по моей рекомендации.

 — Аллен Стенли, — перебила Мередит, вскакивая и разъяренно сверкая глазами, — находится на грани нервного срыва с того дня, как умерла его жена! У него нет ни опыта, ни умения вести торговые операции…

 — Он двадцать лет проработал в должности главного бухгалтера-контролера! — отрезал отец, но Мередит отказывалась слушать.

 На этот раз ее не запугаешь! Взбешенная не только тем, что у нее отняли возможность, законную возможность показать свои способности, но и откровенной глупостью выбора, она оперлась кулаками о стол:

 — Аллен Стенли — счетовод! Финансист! Бухгалтер! Ты не мог сделать худшего выбора и прекрасно знаешь это! Любой, любой из кандидатов гораздо больше соответствовал бы должности!

 И тут она поняла… и осознание случившегося привело Мередит в такой ужас, что она едва не лишилась сознания.

 — Так вот почему ты рекомендовал Стенли, верно? Потому что он не сможет управлять «Бенкрофт» так же хорошо, как ты! Намеренно подвергаешь компанию опасности разорения из-за своего чрезмерно раздутого самолюбия…

 — Я не потерплю разговора в подобном тоне!

 — Не смей пытаться применить ко мне родительскую власть именно сейчас! — яростно отмахнулась Мередит. — Сам тысячу раз предупреждал, что тут кончается наше родство! Я не ребенок, и ты говоришь не с дочерью, а с вице-президентом, и одним из самых крупных держателей акций!

 — Если любой вице-президент осмелился бы сказать мне нечто подобное, я немедленно бы уволил его…

 — Тогда уволь меня! — вскинулась Мередит. — Нет, такого удовольствия тебе не доставлю! Я ухожу! Сама. Через четверть часа на твоем столе будет лежать мое заявление.

 Но прежде чем она сделала шаг к порогу, отец рухнул в кресло.

 — Сядь! — приказал он. — И поскольку ты намерена ссориться в самый неподходящий момент, лучше выложить карты на стол.

 — Прекрасная идея! — отпарировала Мередит, садясь.

 — Ну а теперь… — с едким сарказмом объявил он. — Правда заключается в том, что ты злишься не из-за того, что я выбрал Стенли, а из-за того, что не выбрал тебя!

 — Я расстроена из-за того и другого.

 — Так или иначе у меня есть веские причины не назначать тебя на эту должность. Прежде всего, ты недостаточно взрослая и опытная, чтобы взять на себя бразды правления этой компанией.

 — Неужели? — бросила Мередит. — И как ты пришел к такому заключению? Ты был на год старше меня, когда дед поставил тебя во главе компании. Но это совсем другое дело.

 — Конечно, — согласилась она дрожащим от гнева голосом. — Твои успехи в то время были гораздо менее впечатляющими, чем мои! Собственно говоря, единственное, что тебе удавалось, — вовремя приходить на работу!

 Мередит увидела, как отец прижал руку к груди, словно пытаясь заглушить боль, и это еще больше обозлило ее.

 — И нечего разыгрывать сердечный приступ, потому что я все равно скажу то, что думаю, и ничто меня не остановит!

 Филип, побелев, выпрямился, но Мередит неумолимо продолжала:

 — Ты — лицемер. Ханжа! И настоящая причина твоего отказа назначить меня президентом кроется в том, что я женщина.

 — Ты почти не ошиблась, — процедил он с подавленной яростью, почти не уступающей ее бешенству. — Там, в приемной, ждут люди, которые посвятили этому магазину десятилетия своей жизни. Десятилетия! Не годы!

 — Неужели? — саркастически хмыкнула она. — И сколько из них вложили в него миллионы собственных денег? Следовательно, ты не только блефуешь, но еще и лжешь! Двое вице-президентов пришли сюда одновременно со мной, но получают более высокое жалованье!

 Руки Филипа судорожно сжались в кулаки.

 — Я нахожу эту дискуссию бессмысленной.

 — Верно, — с горечью согласилась она. — Пойду писать заявление.

 — Думаешь, что сможешь отыскать место? — осведомился он, явно намекая на то, что лучшей работы она в жизни не найдет.

 — Да в любой торговой фирме! — заявила Мередит, слишком разъяренная, чтобы представить, какие муки доставит ей подобное отречение. «Бенкрофт»— ее жизнь и все надежды на будущее. — «Маршал Филдз» немедленно возьмет меня, да и «Мэй компани» или «Нейманз»…

 — Теперь ты блефуешь! — рявкнул он.

 — Вот посмотришь, — гордо объявила она, хотя в душе умирала от горя при мысли о том, что придется работать на конкурентов «Бенкрофт», и чувствовала, что сейчас лишится сознания под натиском эмоций, обуревавших ее.

 — Прошу всего один раз, будь честным со мной… — устало попросила она, не пугаясь каменного молчания отца. — Ты ведь и не собирался доверить мне магазин, верно? Ни теперь, ни в будущем, не важно, как долго и усердно я ни проработала бы здесь, что бы ни сделала и ни придумала.

 — Не собирался.

 В глубине души она всегда знала это, но сейчас пошатнулась от потрясенного осознания отцовской несправедливости.

 — Потому что я женщина, — заключила она, — Это одна причина. Никто из этих мужчин не согласится работать на женщину.

 — Это бред, — одеревенело пробормотала Мередит. — И незаконно. Кроме того, еще и не правда, и ты прекрасно понимаешь это. Десятки мужчин из отделов, подчиненных мне, ежедневно отчитываются передо мной. Это эгоистическое лицемерие заставляет тебя считать, что я не могу управлять компанией.

 — Может быть, и так, — взорвался отец. — А может, потому, что я отказываюсь помогать и способствовать тебе в твоем намерении посвятить «Бенкрофт» всю жизнь! Я решусь на все, чтобы ты не смогла сделать карьеру ни здесь, ни в любом другом магазине! Не хочу, чтобы твоя жизнь была загублена! Поэтому и не допущу, чтобы ты унаследовала мой пост. Нравятся тебе мои мотивы или нет, но я по крайней мере знаю, каковы они. Ты же, со своей стороны, сама не понимаешь, отчего намерена стать следующим президентом «Бенкрофт»!

 — Что?! — в полном недоумении пролепетала она. — Так, может, ты мне объяснишь, в чем дело?

 — Прекрасно. Одиннадцать лет назад ты вышла за подонка, охотившегося за твоими деньгами, который наградил тебя ребенком. Потеряв младенца, ты обнаружила, что больше не можешь иметь детей. И неожиданно, — с горьким торжеством закончил он, — ты открыла в себе глубокую горячую любовь к «Бенкрофт энд компани»и неодолимое желание стать ей матерью родной!

 Мередит молча глядела на него, хотя в мозгу вихрем проносились убедительные аргументы, доводы и разоблачения, а в горле набухал болезненный слезный ком. Пытаясь говорить ровным, спокойным голосом, она ответила:

 — Я любила это место с тех пор, как научилась ходить. Любила задолго до встречи с Мэтью Фаррелом и любила после того, как он исчез из моей жизни. Собственно говоря, я могу точно сказать, в какой день решила работать здесь и стать когда-нибудь президентом. Мне было шесть лет, и ты привел меня сюда и велел подождать, пока ты поговоришь с советом директоров. И еще ты приказал, — продолжала она, задыхаясь, — сидеть здесь, в твоем кресле, и хорошо себя вести. И я хорошо себя вела. Сидела здесь, трогала твои ручки и карандаши, и нажала кнопку на переговорном устройстве, и вызвала секретаршу, и она вошла, а я продиктовала ей письмо. Письмо тебе.

 Филип побелел так, что Мередит сразу поняла: он тоже вспомнил это письмо.

 — Там говорилось…

 Она снова прерывисто вздохнула, отчаянно стараясь, чтобы он не увидел ее слез.

 — «Дорогой отец, я собираюсь учиться и работать очень усердно и много, чтобы когда-нибудь ты гордился мной и позволил работать здесь, как ты и дедушка. А если я буду хорошей, ты позволишь мне еще раз посидеть в твоем кресле?»

 Ты прочел письмо, и сказал, что, конечно, позволишь, — глядя на него с гордым презрением, объявила Мередит. — Я сдержала свое слово, но ты никогда не намеревался сдержать свое. Другие девочки играли в дочки-матери, — добавила она с задушенным смешком. — Но не я.

 Гордо подняв подбородок, Мередит добавила:

 — Я все-таки считала, что ты меня любишь. Знаю, ты жалел, что я не родилась мальчиком, но никогда не понимала, что тебе попросту наплевать на меня, потому что я всего лишь девчонка. Всю жизнь ты заставлял меня презирать маму, потому что она покинула нас, но теперь я стала задумываться, действительно ли это так, или ты просто прогнал ее от себя, как прогнал сейчас меня. Завтра на твоем столе будет лежать мое заявление об уходе.

 Заметив на его лице понимающую ухмылку, Мередит подняла подбородок еще выше:

 — У меня назначено несколько встреч, и придется все-таки провести их, нельзя заставлять людей ждать.

 — Если тебя не будет здесь, когда я объявлю о своем решении, — предупредил он, видя, что Мередит шагнула к боковой двери, ведущей в конференц-зал, а оттуда — в холл, — они посчитают, что ты выбежала отсюда в слезах, поскольку не получила места президента.

 Мередит остановилась ровно настолько, чтобы успеть окинуть отца взглядом, исполненным великолепного пренебрежения.

 — Не стоит дурачить себя, отец. Хотя ты и обращался со мной, как с ненужным бременем, жерновом на шее, ни один из них не в силах поверить, что ты в самом деле так бессердечен и равнодушен ко мне, каким кажешься. Они посчитают, что уж своей дочери ты давным-давно обо всем рассказал.

 — Но подумают иначе, если ты уволишься, — предостерег он, и на какое-то мгновение в голосе прозвучало нечто вроде тревоги.

 — Все будут слишком заняты, помогая бедняге Аллену управлять магазином, чтобы думать об этом.

 — Я буду управлять Алленом Стенли. Мередит помедлила, не успев повернуть ручку замка, и оглянулась на отца, чувствуя такое онемение внутри, что даже умудрилась рассмеяться.

 — Знаю. Думаешь, я была настолько самоуверенна, что могла думать, будто мне будет позволено самой вести дела, без твоих наставлений и лекций, пусть даже издалека? Или ты боялся, что я попытаюсь? — И, не ожидая ответа, Мередит хлопнула дверью, оставив его стоять в одиночестве.

 Да, она потерпела жестокую неудачу, но это разочарование не шло ни в какое сравнение с той болью, которая терзала ее, болью от сознания того, как мало она значила для отца. Много лет Мередит твердила себе, что он любит ее, просто не умеет это показать. Теперь же, стоя перед лифтом, Мередит чувствовала себя так, словно мир перевернулся. Ее мир.

 Двери открылись, она шагнула внутрь и долго смотрела на панель с клавишами, не зная, которую нажать. Куда идти? И кто она теперь?

 Всю жизнь Мередит была дочерью Филипа Бенкрофта. Таково ее прошлое. А будущее здесь, в универмаге. Теперь прошлое оказалось ложью, а будущее… пустотой. Пропастью.

 Мужские голоса доносились из холла, и Мередит поспешно решила подняться на балкон.

 Балкон был, собственно говоря, галереей, идущей по всему второму этажу магазина, и только когда Мередит оперлась на полированные медные перила, поняла, что машинально пришла сюда, на свое любимое место. Здесь она могла стоять часами, разглядывая толпы суетившихся покупателей, пока из громкоговорителей лилась мелодия «Белого Рождества». Справа, за прилавком с бельем, женщины рылись в ночных, сорочках и комбинациях, а миссис Холдинге, заведующая отделом белья и бывшая начальница Мередит, царила за главным прилавком с тем же непоколебимым железным спокойствием, какое проявляла все двадцать пять лет службы в «Бенкрофт». Она мельком улыбнулась Мередит, но та отвернулась, притворившись, что не заметила ее молчаливого приветствия. Отвернулась, потому что не смогла найти в себе силы улыбнуться в ответ.

 Позади покупатели перебирали висевшие на длинных вешалках пеньюары. На противоположном балконе отдел мужского белья оживленно торговал махровыми халатами. Мередит слышала музыку, голоса и непрерывный звон кассовых аппаратов, но ничего не чувствовала. Над головой раздавались звонки пейджера — два коротких, пауза, еще один. Это был ее код, но Мередит не обращала внимания. Только когда кто-то заговорил с ней, Мередит очнулась и обрела способность двигаться.

 — Вы работаете здесь? — допытывалась нетерпеливая покупательница. Работает ли она здесь? Мередит с усилием заставила себя слушать женщину.

 — Раз вы стоите без пальто, — продолжала она, — значит, скорее всего работаете здесь.

 — Да, — кивнула Мередит. Сегодня она еще работает.

 — Тогда, где я могу найти пеньюары, о которых писалось в вашей рекламе? Эти за четыреста двадцать пять долларов, а мне нужны за восемьдесят девять девяносто пять.

 — Они на пятом этаже, — пояснила Мередит. Ее пейджинговый код прозвучал снова, но она не двинулась с места, не понимая, почему стоит здесь, — то ли прощается с магазином и своими мечтами, то ли просто изводит себя.

 Настойчивые гудки прозвучали в третий раз. Мередит нехотя подошла к прилавку и набрала номер телефонистки на коммутаторе.

 — Это Мередит Бенкрофт. Вы меня искали?

 — Да, мисс Бенкрофт. Ваша секретарь просила срочно позвонить в офис.

 Повесив трубку, Мередит взглянула на часы. У нее сегодня еще два совещания, если, конечно, она сможет провести их, словно ничего не произошло. Но какой смысл теперь вообще заниматься делами?

 Однако Мередит нехотя позвонила Филлис.

 — Это я. Ты меня искала?

 — Да. Не хотелось бы тревожить тебя, Мередит… — начала Филлис, и по ее грустному, нерешительному тону Мередит поняла, что совещание, созванное отцом, закончилось, новости объявлены и уже успели распространиться по всему магазину. — Мистер Рейнолдс, — продолжала Филлис, — уже дважды звонил за последние полчаса. Передал, что хочет поговорить с тобой. Он, кажется, чем-то ужасно расстроен.

 Мередит поняла, что Паркеру, очевидно, тоже все известно.

 — Если позвонит снова, скажи, что я свяжусь с ним немного позже.

 Она не сможет сейчас вынести его сочувствие и не сломаться окончательно. А если Паркер попытается убедить ее, что все к лучшему… нет, этого тоже не перенести.

 — Хорошо, — ответила Филлис. — Но через полчаса у тебя встреча с заведующим отделом рекламы. Хочешь, чтобы я ее отменила?

 Мередит снова поколебалась, почти с любовью оглядывая лихорадочно бурливший вокруг улей. Как она может уволиться сейчас, когда хаустонский проект по-прежнему висит в воздухе, а несколько других требуют ее неусыпного внимания? Если она будет без устали трудиться следующие две недели, наверняка сможет закончить большую часть работы, а остальные дела подготовить к передаче своему преемнику. Оставить после тебя хаос и беспорядок… Нет, это не в интересах магазина. Ее магазина. Нанести вред «Бенкрофт»— все равно что ранить себя. Не важно, что бы она ни делала и где бы ни работала, это место навсегда останется частью ее жизни.

 — Нет, ничего не отменяй. Я скоро приду.

 — Мередит, — нерешительно начала Филлис, — если это тебя утешит… знаешь, почти все считают, что именно ты должна была стать президентом.

 Короткий смех-рыдание был ей ответом.

 — Спасибо, — выдавила Мередит и повесила трубку. Хорошо знать, что кто-то на твоей стороне, но сейчас даже слова одобрения и поддержки не могли облегчить навалившуюся на сердце тяжесть.