• Романтическая серия, #2

Глава 2

 Герцог Хоторн медленно опустил руку с дымящимся пистолетом и бесстрастно воззрился на скорченную неподвижную фигуру лорда Грейнджфилда, лежавшего на земле.

 «Ревнивые мужья чертовски несносны, – подумал Джордан, – и почти так же надоедливы, как их тщеславные, пустые, распущенные жены. Они не только частенько приходят к совершенно необоснованным поспешным заключениям, но и настаивают на том, чтобы обсуждать свои заблуждения на рассвете с пистолетами в руках».

 Он по-прежнему не сводил равнодушного взгляда с немолодого раненого противника, над которым склонились врач и секунданты, мысленно проклиная прекрасную коварную молодую женщину, чье неустанное преследование стало причиной дуэли.

 Двадцатисемилетний Джордан давно понял, что развлечения с замужними дамами часто приводят к весьма неприятным осложнениям и вряд ли стоят полученного в постели наслаждения, и лишь поэтому взял себе за правило ограничить многочисленные связи только женщинами, не обремененными мужьями. Богу известно, таких больше чем достаточно, и любая на все готова, только бы оказаться в его постели. Флирт, однако, считался весьма распространенным времяпрепровождением среди членов высшего общества, и его последний роман с Элизабет Грейнджфилд, которую он знал с детства, был немногим больше, чем невинное ухаживание, возникшее, когда Джордан вернулся в Англию из долгого путешествия. Все началось с обмена двусмысленными шуточками, которыми перекинулись друзья, и никогда не зашло бы дальше, если бы Элизабет несколько дней назад не проскользнула мимо зазевавшегося дворецкого герцога. Переступив порог спальни, Джордан нашел ее в постели – обнаженную, теплую, зовущую.

 В обычном состоянии он бы попросту выставил женщину из комнаты и отослал домой, но в эту ночь под влиянием бренди, выпитого с друзьями, желания тела взяли верх над одурманенным разумом, и Джордан не смог отказать даме.

 Направляясь к лошади, привязанной к ближайшему дереву, Джордан поднял глаза на первые робкие солнечные лучи, окрасившие небо в розоватые тона. Ему еще удастся несколько часов поспать, прежде чем начнется новый долгий день, заполненный нелегким трудом и светскими обязанностями, день, который должен увенчаться поздним балом в доме Билдрапов.

 

 Хрустальные люстры, рассыпающие мириады огней, освещали огромную, отделанную зеркалами бальную залу, где танцоры, одетые в шелка, атлас и бархат, кружились под мелодичные звуки вальса. Застекленные двери, ведущие на балконы, были распахнуты, позволяя прохладному ветерку проникать в комнату, а влюбленным парам, желавшим остаться наедине, – исчезнуть без лишнего шума.

 Одна из таких пар стояла на балконе, почти в полумраке, очевидно, не заботясь о том, какие безумные предположения, догадки и сплетни вызовет их отсутствие.

 – Это просто непристойно! – объявила мисс Летиша Билдрап стайке элегантно одетых молодых женщин и мужчин, составлявших ее личную свиту. Бросив злобно-осуждающий взгляд с немалой толикой зависти на двери, через которые только сейчас прошла парочка, она добавила:

 – Элизабет Грейнджфилд ведет себя как уличная девка! Бегает за Хоторном, хотя в это время ее собственный муж лежит раненый после сегодняшней дуэли с герцогом!

 Сэр Родерик Карстерэ уставился на мисс Билдрап с едкой насмешкой, которую хорошо знали и боялись все члены общества.

 – Вы, конечно, правы, моя красавица. Элизабет следовало бы поучиться у вас, как преследовать Хоторна тайком, а не на людях.

 Летиша ответила наглецу высокомерным молчанием, хотя нежные щечки предательски зарделись.

 – Берегитесь, Родди, вы теряете способность отличить шутку от оскорбления.

 – Вовсе нет, дорогая. Я прилагаю все усилия, чтобы казаться именно оскорбительным.

 – Не сравнивайте меня с Элизабет Грейнджфилд, – разъяренно прошипела Летиша. – У нас нет ничего общего.

 – Ошибаетесь. Вы обе жаждете Хоторна, что роднит вас с шестью дюжинами других женщин, которых я могу назвать, особенно… – он кивнул на прекрасную рыжеволосую балерину, танцующую с русским князем, – …Элиз Грандо. Хотя, кажется, мисс Грандо сумела опередить всех – перед вами новая любовница герцога.

 – Не верю! – вырвалось у Летти, не сводившей глаз с изящной фигурки танцовщицы, покорившей испанского короля и русского князя. – Хоторн совершенно свободен от всяких привязанностей!

 – Что мы обсуждаем, Летти? – осведомилась одна из молодых леди, отворачиваясь от осаждавших ее поклонников.

 – Тот факт, что он сейчас на балконе с Элизабет Грейнджфилд, – отрезала Летти. Ей не было нужды объяснять, кто этот он. Имя этого человека было и без того известно в свете. Джордан Эддисон Мэттью Таунсенд, маркиз Лендсдаун, виконт Лидз, виконт Рейнолдз, граф Таунсенд оф Марлоу, барон Таундсенд оф Строли, Ричфилд, и Монмарт, двенадцатый герцог Хоторн.

 Он – воплощение идеалов и грез юных леди: высокий, смуглый роковой красавец, обладающий дьявольским очарованием. Среди самых юных девиц существовало единодушное твердое мнение, что его непроницаемые серые глаза способны совратить монахиню или превратить врага в ледяную статую. Леди постарше были склонны верить первому утверждению и отвергали последнее, поскольку было известно, что Джордан Таунсенд расправился с сотнями французов, притом не взглядами, а благодаря непревзойденному умению обращаться с саблей и пистолетом. Но независимо от возраста все дамы общества были полностью согласны в одном – достаточно посмотреть на герцога Хоторна, чтобы понять: этот человек наделен всем – богатством, элегантностью, происхождением и воспитанием. Блестящая внешность и такие же способности. Настоящий бриллиант. И к сожалению, столь же тверд и непреклонен.

 – Родди утверждает, что Элиз Грандо стала его любовницей, – пояснила Летти, кивая на ослепительную красотку, казавшуюся равнодушной к внезапному исчезновению герцога Хоторна вместе с леди Элизабет Грейнджфилд.

 – Вздор! – воскликнула семнадцатилетняя дебютантка, помешанная на правилах приличия. – Будь это так, он ни за что не привез бы ее сюда! Не посмел бы!

 – Посмел бы! – объявила другая молодая леди, не отрывая взгляда от дверей, через которые только что прошла парочка, и, по всей видимости, с нетерпением ожидая снова увидеть легендарного любовника. – Моя мама говорит, Хоторн делает все, как пожелает, и ничуть не считается с мнением остальных.

 В эту минуту предмет этого и десятка других разговоров стоял, прислонившись к каменным перилам балкона, с нескрываемым раздражением глядя в сверкающие слезами голубые глаза Элизабет.

 – Ваша репутация окончательно погублена, Элизабет. Будь у вас хоть капля разума, вы удалились бы в загородное поместье вместе с недужным мужем хотя бы на несколько недель, пока не уляжется скандал из-за дуэли и не утихнут сплетни.

 Элизабет, судорожно стараясь казаться веселой, пожала плечами:

 – Сплетни меня не трогают, Джордан. Я графиня, а графиня всегда вне подозрений. – В голосе женщины зазвенела горечь; горло словно перехватило тоской. – И не важно, что мой муж на тридцать лет старше. Зато родители гордятся дочерью, сумевшей присоединить очередной титул к фамильному имени.

 – Нет смысла жалеть о прошлом, – возразил Джордан, с трудом сдерживая нетерпение. – Что сделано, то сделано.

 – Но почему ты не попросил моей руки, перед тем как отправиться на эту дурацкую войну в Испанию? – задыхаясь, спросила она.

 – Потому что, – грубо отрезал Джордан, – не хотел на тебе жениться.

 Пять лет назад герцог предполагал когда-нибудь, в отдаленном будущем, посвататься к Элизабет, но и тогда желал обзавестись женой не больше, чем сейчас, и между ними ни о чем не было договорено, до того как он уехал в Испанию. Год спустя отец девушки, действительно готовый на все, чтобы добавить новый титул к генеалогическому древу, настоял на том, чтобы дочь вышла за Грейнджфилда. Получив письмо Элизабет с сообщением о свадьбе, Джордан почти не почувствовал тяжести потери. С другой стороны, он знал Элизабет, когда оба были еще подростками, и питал к ней определенную симпатию. Возможно, будь он рядом, ему удалось бы убедить девушку не слушаться" родителей и отказать старому Грейнджфилду… а возможно, и нет. Элизабет, как всем дамам ее круга, с детства твердили, что ее обязанность – выйти замуж, повинуясь желанию отца и матери.

 Но в любом случае Джордана в Англии в тот цемент не оказалось. Через два года после кончины отца и несмотря на отсутствие законных наследников, Джордан купил офицерский патент и отправился в Испанию сражаться против Наполеона. Сначала его отвага и мужество были результатом неудовлетворенности собственной жизнью, пренебрежения к опасности, но позже, по мере того как он мужал, ратное искусство, приобретенное в кровавых битвах, помогло ему сохранить жизнь и снискать репутацию блестящего стратега и непобедимого противника.

 Четыре года спустя он вышел в отставку и вернулся на родину, дабы принять на себя ответственность и обязанности, налагаемые титулом и происхождением. Теперешний Джордан Таунсенд разительно отличался от того молодого человека, давным-давно покинувшего страну. Когда он впервые после возвращения появился на балу, эти перемены были очевидны любому – по контрасту с бледными лицами и скучающе-вялой томностью остальных джентльменов кожа Джордана была почти черной от загара, плечи и руки налились силой, манеры стали резкими и властными, и, хотя знаменитое обаяние Хоторнов все еще проскальзывало в лениво-белозубой улыбке, герцога окружал ореол человека, постоянно бросавшего вызов опасности и наслаждавшегося этим. Именно эту особенность женщины находили непреодолимо и бесконечно волнующей, что лишь прибавляло Джордану привлекательности – список его побед продолжал расти.

 – Как вы могли забыть, что мы были предназначены друг для друга? – всхлипнула Элизабет, поднимая голову, и, прежде чем Джордан успел опомниться, встала на цыпочки и поцеловала его, тесно прильнув к нему податливым нежным телом. Но стальные пальцы безжалостно впились в ее плечи. Джордан бесцеремонно отодвинул женщину.

 – Не будьте дурой! – уничтожающе рявкнул он. – Мы считались друзьями, и только. Все случившееся в ту ночь было ошибкой. И теперь с этим покончено. Элизабет попыталась придвинуться ближе.

 – Я заставлю вас полюбить меня, Джордан, заставлю! Всего несколько лет назад вы почти меня любили! И хотели, когда мы…

 – Вернее, возжелал вашего соблазнительного тела, сокровище мое, – намеренно жестоко перебил ее Джордан, – только и всего. Большего мне не требовалось. Я вовсе не собирался ради вас прикончить вашего мужа на дуэли, так что забудьте все свои коварные замыслы. Поищите другого глупца, который с помощью пистолета добудет вашу свободу.

 Элизабет, побледнев, тщетно смаргивала слезы, но не осмелилась отрицать, что надеялась на гибель мужа от руки герцога.

 – Мне ни к чему свобода, Джордан, мне нужен ты, – пробормотала она сквозь рыдания. – Можешь считать меня только другом, но я любила тебя еще с отрочества.

 Признание вырвалось у нее с такой безнадежной, униженной простотой, что любой человек, кроме Джордана Таунсенда, понял бы правдивость ее слов, скорее всего был бы тронут… и даже испытал бы некоторую жалость к бедняжке. Но Джордан давным-давно превратился в неисправимого, бесчувственного, ожесточенного скептика во всем, что касалось женщин, и потому ответил на вырвавшиеся из глубины души слова только безразличным пожатием плеч.

 – Вытрите глаза, – велел он, протягивая ей белоснежный платок.

 

 Десятки глаз, исподтишка наблюдавшие за их возвращением в бальную залу, отметили, что леди Грейнджфилд, выглядевшая крайне скованной и бледной, немедленно уехала. Герцог Хоторн, однако, казавшийся совершенно невозмутимым, тотчас подошел к прелестной балерине. И когда несколько мгновений спустя они закружились в вальсе, присутствующие не без зависти отметили, какой неотразимый магнетизм, какая искрящаяся энергия исходили от прекрасной, бесспорно обаятельной пары. Изящная грация гибкого, хрупкого тела Элиз Грандо идеально дополняла небрежную элегантность Джордана; рыжие волосы красиво контрастировали с темными. Они легко двигались в такт музыке и были великолепными, предназначенными самой природой друг для друга созданиями.

 – Впрочем, как всегда, – небрежно бросила мисс Билдрап своим приятелям, в зачарованном восхищении любуясь танцующими. – Хоторн каким-то образом дает почувствовать женщине, с которой приехал, что именно она, и никто другой, единственная на свете и создана только для него.

 – Да, но не женится же он на какой-то балерине, как бы превосходно они ни выглядели вдвоем, – заметила мисс Моррисон. – Кстати, мой брат пообещал привести его к нам с утренним визитом на следующей неделе, – добавила она торжествующе.

 Однако мисс Билдрап сразу же осадила дерзкую:

 – Мама сказала, что завтра он отправляется в Роузмид.

 – Роузмид? – глухо откликнулась мисс Моррисон. Плечи девушки безнадежно поникли.

 – Поместье его бабки, – пояснила мисс Билдрап. – К северу от Лондона, вблизи какой-то Богом забытой деревушки, кажется, Моршем, если не ошибаюсь.