• Романтическая серия, #2

Глава 14

 Хоторн, наследственное поместье двенадцати поколений Таунсендов, насчитывал пятьдесят тысяч акров лесов, парков, зеленых холмов и плодородных полей. Внушительные ворота из черного кованого железа с гербом Хоторнов преградили путь элегантным дорожным каретам, и привратник в ливрее вышел из каменной сторожки, чтобы распахнуть створки.

 Сидевшая подле герцогини Александра неотрывно смотрела в окно на безукоризненно подстриженный бархат газонов, рассеченный подъездной аллеей. По обе стороны от нее росли вековые деревья, простиравшие покрытые густой листвой ветви, словно зонтики, над экипажами. Невзирая на то что Хоторн теперь принадлежал Энтони, Александра не могла не думать о нем как о доме Джордана. Здесь он родился и вырос. Здесь она узнает о муже все, что не успела узнать, пока он был жив. Здесь она будет чувствовать себя ближе к нему.

 – Прекраснее Хоторна нет места на свете, – выдохнула она.

 – Посмотрим, что вы скажете, когда увидите дом! – улыбнулся Энтони ее детскому восторгу, и по его тону Алекс поняла, что здание должно быть настоящим дворцом. Тем не менее она затаила дыхание, когда за поворотом открылся вид на возвышавшийся в полумиле впереди трехэтажный особняк на фоне невысоких холмов, хрустально-прозрачных голубых речушек и спускавшихся уступами садов. На переднем плане, напротив здания, расстилалось большое озеро; по его спокойной глади скользили белые лебеди, а справа над озером стояла прелестная беседка в классическом греческом стиле с белыми колоннами.

 – Это больше чем прекрасно, – прошептала девушка. На пологих ступеньках крыльца выстроилось с полдюжины лакеев. Подавив ощущение того, что ведет себя крайне грубо, Александра, однако, последовала примеру герцогини и прошла мимо слуг с таким лицом, словно тех не существовало.

 Человек в роскошной ливрее, чей величественный облик лучше всяких слов изобличал в нем дворецкого, распахнул двери. Герцогиня представила его как Хиггинса и проследовала в холл вместе с Александрой.

 Широкая изогнутая мраморная лестница поднималась изящным полукругом из холла на самый верх. Александра и герцогиня взошли по ступенькам в великолепные покои, отделанные в розовых тонах.

 После ухода горничной герцогиня обратилась к Алекс:

 – Не хотите ли отдохнуть? Вчерашний день оказался нелегким испытанием для всех нас.

 Воспоминания о заупокойной службе по Джордану сливались в сознании девушки в бесконечные мгновения боли и нереальности происходящего – зловещий туман, в котором выделялись лишь глаза окружающих, смотревших на нее с каким-то странным любопытством. Александра все это время простояла рядом с герцогиней. На службу приехали овдовевшая мать и младший брат Энтони, худенький хромой мальчик. Было видно, что оба искренне скорбят о Джордане. Полчаса назад их экипаж свернул на дорогу, ведущую к бывшему дому Энтони. Александра сразу же полюбила новых родственников и была рада, что они живут поблизости.

 – О, мадам, можно мне вместо отдыха подняться в его комнату? Поймите, я была замужем за Джорданом, но так и не успела по-настоящему его узнать. Он рос в этом доме и жил почти до того дня, когда я его встретила. – Знакомая спазма сжала горло Александры, и она едва договорила неверным, запинающимся голосом:

 – Только здесь я смогу действительно понять, каким он был, и это одна из причин, по которой я согласилась поехать с вами.

 Необъяснимая и бесконечная нежность наполнила душу герцогини, и она уже подняла руку, чтобы погладить девочку по щеке, но тут же опомнилась и немного высокомерно кивнула.

 – Я сейчас же пошлю к вам Гиббонза, старшего лакея.

 Гиббонз, подвижный немолодой человек, появился через несколько минут и проводил Александру в хозяйские покои – роскошно обставленные комнаты на втором этаже со стеклянной стеной от пола до потолка, выходившей на парк.

 Не успев переступить порог, Александра ощутила мучительно знакомый слабый запах пряного одеколона, тот запах, который запомнился ей, когда она лежала в объятиях Джордана. Боль с новой силой завладела девушкой и свернулась в душе ядовитой змеей. Однако она испытала странное облегчение, словно, придя сюда, впервые уверилась, что ее внезапное, длившееся всего четыре дня замужество не было воображаемым.

 Она медленно обвела глазами комнату, не пропустив ничего, от тонкой работы лепнины на потолке до великолепных персидских синих с золотом ковров под ногами. Два массивных камина желтоватого мрамора украшали противоположные концы просторной комнаты, на возвышении стояла огромная кровать под синим с золотом балдахином. Справа от нее, перед камином, Александра заметила два изящных диванчика с шелковой обивкой.

 – Мне хотелось бы все получше осмотреть, – пояснила она лакею почтительным шепотом, словно оказалась в святилище.

 Подойдя к комоду розового дерева, девушка любовно коснулась щеток с ручками из черного оникса, все еще лежавших тут, словно в ожидании прикосновения хозяина, а потом встала на цыпочки, чтобы дотянуться до висевшего над комодом зеркала, но смогла увидеть лишь лоб и глаза.

 «Какой же он был высокий», – подумала она, грустно улыбаясь.

 Из спальни дверь вела еще в три комнаты – гардеробную, кабинет, уставленный книжными полками и мягкими кожаными креслами.

 Войдя в третью комнату, Алекс не сдержала громкого возгласа восхищения. Перед ней было огромное полукруглое помещение, облицованное черным мрамором с золотыми прожилками, с гигантским круглым мраморным углублением в центре.

 – Боже, что это такое? – удивилась девушка.

 – Ванная, ваша милость, – пояснил лакей, снова кланяясь.

 – Ванная? – повторила Александра потрясенно, глядя на позолоченные краны и тонкие мраморные колонны, расставленные по периметру бассейна. С застекленного потолка лился свет.

 – Мастер Джордан – горячий сторонник модернизации, ваша светлость, – с трудом выговорил лакей, и Александра снова поразилась – на сей раз гордости и любви, звучавшим в голосе старого слуги.

 – Прошу, называйте меня просто «мисс Александра», – попросила она улыбаясь. Но Гиббонза, по-видимому, настолько возмутила сама мысль о подобной вольности, что Александра поспешно поправилась:

 – «Леди Александра» в таком случае. Вы хорошо знали моего мужа?

 – Лучше остальных слуг, если не считать мистера Смарта, старшего конюха.

 Поняв, что нашел в леди Александре благодарную аудиторию, Гиббонз немедленно вызвался показать ей дом и окрестности. Экскурсия продолжалась три часа и включала посещение любимых мест Джордана и знакомство с мистером Смартом, который предложил рассказать «все о мастере Джордане», когда она спустится в конюшни.

 Только к вечеру Гиббонз наконец завершил показ, отведя напоследок Александру еще в два места, одно из которых немедленно полюбилось ей – длинная галерея с двойным рядом фамильных портретов во весь рост, в одинаковых позолоченных рамах.

 – Мой муж был красивее всех, – объявила Александра, изучив каждый портрет.

 – Мы с мистером Хиггинсом все время твердим то же самое – Но его портрета здесь нет.

 – Я слышал, как его светлость говорил мастеру Энтони, будто у него есть чем заняться и без того, чтобы выстаивать часами перед художником. – Он кивнул на два. портрета в верхнем ряду:

 – Вот его светлость: на этом – совсем еще малыш, а здесь – в шестнадцать лет. Его папа велел ему позировать, и мастер Джордан рвал и метал.

 Улыбка осветила бледное лицо Александры, неотрывно смотревшей на маленького мальчика с черными курчавыми волосами, стоявшего подле прелестной белокурой дамы с томными серыми глазами. По другую сторону ее троноподобного кресла, обитого красным бархатом, стоял красивый широкоплечий мужчина с неулыбчивым, гордым лицом.

 Напоследок Гиббонз отвел ее в маленькую комнатку на третьем этаже, в которой было душно и пахло пылью, – по-видимому, ее давно не открывали. Перед большим письменным столом стояли три парты поменьше, а в углу красовался большой глобус на медном стержне.

 – Это классная комната, – пояснил Гиббонз. – Мастер Джордан вечно старался сбежать, и за это трость мистера Ригли частенько гуляла по его спине. Однако он выучился всему, что нужно было знать. Умен, как сам дьявол!

 Александра шагнула вперед и замерла как вкопанная перед партой, на которой были вырезаны буквы Д.Э.М.Т. Инициалы Джордана. Она осторожно обвела их пальцем, оглядывая комнату одновременно с удовольствием и неловкостью. Как не похожа эта унылая клетушка на уютный захламленный кабинет дедушки! Ужасно, когда вместо любви и почтения к учителю испытываешь злобу и ненависть!

 Распрощавшись с лакеем, Александра снова поднялась на галерею, чтобы еще раз взглянуть на портрет мужа. Стоя перед ним, девушка торжественно прошептала:

 – Ты будешь мной гордиться, дорогой, обещаю.

 

 В последующие дни Александра взялась за осуществление цели со всем рвением, вкладывая в весьма нелегкую задачу немало сил. Она запоминала наизусть целые страницы «Книги пэров», корпела над толстыми томами руководства по этикету и поведению в обществе, врученными ей герцогиней. Ее способности быстро снискали одобрение старой дамы, как, впрочем, все, что она делала, если не считать двух исключений, побудивших ее светлость просить Энтони прийти в ее гостиную вскоре после приезда семьи в Хоторн.

 – Александра слишком подружилась с Гиббонзом и Смартом, – с недоумением и тревогой объявила герцогиня. – Я за сорок лет не сказала им и половины того, что она успела наговорить за неделю.

 Однако Энтони, подняв брови, спокойно ответил:

 – Она считает слуг членами семьи. Это было очевидно, еще когда она просила за своих дворецкого и лакея. Вполне безвредное заблуждение.

 – Вам не покажутся безвредными Пенроуз и Филберт, когда вы их увидите, – зловеще предупредила герцогиня. – Они приехали сегодня.

 Энтони припомнил, что слуги Александры уже немолоды, и попытался объяснить это герцогине:

 – Они…

 – Глухи и слепы! – перебила та негодующе. – Дворецкому приходится вопить в самое ухо, а лакей натыкается на стены и дворецкого! Невзирая на нежные чувства Александры, придется убирать их с глаз подальше, когда приезжают визитеры. Нельзя позволить, чтобы от их криков рушились стены, а гостей обливали чаем.

 Видя, что Энтони не выказывает ни малейшего беспокойства и, скорее, забавляется происходящим, герцогиня грозно нахмурилась:

 – Если вы не считаете это предосудительным, по крайней мере прекратите фехтовальные упражнения с Александрой по утрам! Совершенно недопустимое поведение для молодой леди, не говоря уже о том, что ей приходится надевать мужской костюм!

 Но Энтони и в этом случае не был склонен разделить точку зрения бабушки.

 – Надеюсь, вы не запретите нам делать это, ради меня и Александры. Это вполне безопасно и так ей нравится! Алекс говорит, что наши поединки позволяют ей сохранить фигуру.

 – А при чем здесь вы? – раздраженно вопросила герцогиня.

 Внук широко улыбнулся:

 – Она грозный противник, и благодаря ей я в отличной форме. Мы с Джорданом считались лучшими фехтовальщиками в Англии, но с Александрой мне приходится держаться начеку, и то она из половины схваток выходит победительницей.

 После ухода Тони герцогиня беспомощно уставилась на пустое кресло, прекрасно понимая, почему прибегла сейчас к поддержке внука, опасаясь вызвать Алекс на откровенный разговор. Она боялась сломить волю девушки, особенно теперь, зная, как мужественно та старается быть веселой. За это время неизменно доброжелательная улыбка и мелодичный смех Александры совершенно изменили мрачную атмосферу Хоторна. Но улыбалась она лишь потому, что отчаянно хотела поддержать обитателей дома, помочь им справиться с горем. По мнению герцогини, Александра представляла собой уникальное сочетание чистосердечия, мягкости, решительности и мужества.

 Не подозревая, как расстроила пожилую леди, Александра пыталась привыкнуть к жестким рамкам существования в герцогском доме. Весна сменилась летом, но девушка по-прежнему продолжала прилежно учиться, а в свободное время бродила по прекрасным садам и паркам или отправлялась в конюшни, Где Смарт, знавший Джордана с детства, рассказывал ей чудесные истории. Уже через несколько недель конюх был совершенно очарован Алекс.

 Дни текли незаметно, но муж неизменно присутствовал в мыслях девушки. Через месяц после его гибели маленькая мраморная плита с именем и датами рождения и смерти Джордана была установлена, по настоянию Александры, не на фамильном кладбище, как велел обычай, но на другом берегу озера, у опушки леса, рядом с беседкой. Александра посчитала, что там ей будет лучше, чем на уединенном погосте, но, когда родные пошли навстречу ее желаниям, поняла, что чего-то не хватает. Она отправилась к старшему садовнику, и тот дал ей цветочные луковицы, которые девушка посадила в лесу. Каждые несколько дней она приходила за новой рассадой. И только завершив наконец труды, поняла, что смогла воссоздать ту маленькую полянку, где Джордан сказал, что она похожа на портрет кисти Гейнсборо.

 Александра страстно полюбила это место и просиживала там часами, припоминая каждую минуту своей недолгой семейной жизни, доброту и нежность Джордана. Но чаще всего она воскрешала в памяти пьянящую сладость и жадную настойчивость поцелуев мужа, мучительное наслаждение его ласками. Устав перебирать истинные события, она представляла воображаемые восхитительные сцены, в которых Джордан опускался на колени и, прижав руки к груди, клялся ей в вечной любви. Чем больше Алекс думала о проведенных вместе днях, тем тверже верила, что он начинал любить ее.

 Ободряемая и поощряемая Гиббонзом и Смартом, души не чаявшими в Джордане и готовыми приукрасить любые его проделки и проказы ради любимого хозяина, Александра воздвигла памятник мужу в своем сердце, наделила добродетелями святого, мужеством воина и красотой архангела. Она обессмертила в памяти каждое нежное слово, каждую теплую улыбку, каждый томительный поцелуй.

 Ей не приходило в голову, что слуги могли быть слепы к недостаткам Джордана и что по молчаливому соглашению они воздерживались от упоминания о тех поступках, которые показались бы чуть менее безупречными в глазах молодой вдовы. Кроме того, оба умолчали о некоей прелестной балерине, ее бесчисленных предшественницах или о гувернантке, делившей с ним постель в этом самом доме.

 Наслушавшись чудесных историй, Александра, естественно, предположила, что ее муж обладал мужеством, смелостью и благородством. Откуда ей было знать, что Джордан прославился еще и скандальными романами, любовными похождениями и открытыми связями с женщинами, которых роднила лишь одна общая черта, правда весьма немаловажная, – исключительная красота.

 Итак, Александра со всем пылом юности проводила целые дни за фортепьяно, руководствами по этикету, бесчисленными уроками с учителями музыки, хороших манер, старалась во всем подражать единственной по-настоящему светской даме, которую знала, – вдовствующей герцогине. И все это исключительно для того, чтобы по приезде в Лондон общество признало ее достойной имени и репутации Джордана Таунсенда.

 И пока Александра овладевала всеми этими сложными премудростями, которые здравствующий Джордан наверняка нашел бы до смерти скучными, природа, словно потешаясь над такими чрезмерными усилиями, преподнесла ей щедрый дар, единственный, который понадобился бы свету, чтобы провозгласить ее «достойной» покойного герцога Хоторна, – редкостную красоту.

 – Поразительно, – сухо заметил он, обращаясь к бабке. – Всего за один год она превратилась в настоящую красавицу.

 – Ничего удивительного, – проворчала герцогиня. – Александра от рождения наделена тонкими чертами лица и стройной фигуркой, просто она тогда была слишком худой и юной. Да и сейчас как следует не оформилась – я сама была таким поздним цветком.

 – Неужели? – широко улыбнулся Энтони.

 – Представь себе, – кивнула герцогиня и мгновенно помрачнела. – Она по-прежнему каждый день приносит цветы на плиту Джордана. Прошлой зимой я чуть не заплакала, когда увидела, как она пробирается по снегу с букетом цветов из оранжереи.

 – Знаю, – вздохнул Тони, снова оборачиваясь к окну. Александра весело помахала ему рукой и бросила конюху поводья Сатаны. Ее блестящие растрепанные волосы отросли и непокорными волнами разметались по спине и плечам, щеки раскраснелись, а обрамленные черными как смоль ресницами глаза сияли, словно огромные аквамарины.

 Когда-то Джордан принял ее за мальчика, но теперь амазонка облегала соблазнительные женские формы. Энтони проводил ее глазами, восхищаясь изящной походкой, мягким покачиванием бедер и непринужденной грацией. Все в этой молодой женщине притягивало мужской взгляд.

 «Через несколько недель, – подумал Тони, – после того как ее представят Его Величеству, нам придется палкой отгонять от двери поклонников».