• Современная серия, #7

Глава 1

 — Мисс Кендалл, вы меня слышите? Я доктор Меткаф. Вы находитесь в больнице, в Маунтинсайда. Сейчас мы вынесем вас из машины «скорой помощи»и отвезем в приемное отделение.

 Содрогавшаяся в ознобе Ли Кендалл слабо реагировала на настойчивый мужской голос, пытающийся привести ее в сознание, но никак не могла найти в себе силы поднять веки.

 — Вы слышите меня, мисс Кендалл?

 Сверхчеловеческим усилием она все же умудрилась заставить себя открыть глаза. Доктор наклонился над ней, осматривая ее голову. Подле стояла медсестра с прозрачным пластиковым пакетом жидкости для внутривенного вливания.

 — Сейчас мы вынесем вас из «скорой», — повторил он, направляя в ее зрачки крохотный лучик света.

 — Нужно… сказать… мужу, что я здесь, — выдавила Ли едва слышным шепотом.

 Доктор кивнул и ободряюще сжал ее руку:

 — Об этом позаботится полиция штата. Ну а пока… поверьте, в больнице «Добрый самаритянин» найдется немало ваших горячих поклонников, включая и меня самого, так что мы сумеем как нельзя лучше позаботиться о вас.

 Голоса и образы атаковали Ли со всех сторон, как только санитары подняли носилки. Красные и голубые огни лихорадочно пульсировали на фоне серого рассветного неба. Люди в униформах мельтешили перед ее усталыми глазами: полицейские штата Нью-Йорк, парамедики, доктора, медсестры. Двери распахивались, коридоры летели мимо, лица теснились над ней, губы шевелились, выпаливая настойчивые вопросы.

 Ли пыталась сосредоточиться, но голоса сливались в неразличимое жужжание, черты окружающих расплывались, растворяясь в том же мраке, который успел пожрать остальную часть комнаты.

 Когда Ли снова пришла в себя, на улице было темно и падал легкий снег. Делая отчаянные усилия избавиться от действия тех лекарств, которые еще и сейчас по капле лились ей в вену из прозрачного пакета, укрепленного на штативе, она тупо оглядывала то, что показалось ей больничной палатой, буквально забитой цветами всех оттенков, форм и сортов.

 Седовласая сиделка, устроившаяся у изножья кровати, рядом с гигантской корзиной белых орхидей и большой вазой ярко-желтых роз, читала последний выпуск «Нью-Йорк пост»с фотографией Ли на первой странице.

 Ли повернула голову, насколько позволял фиксирующий воротник, пытаясь отыскать хоть какой-то признак появления Логана, но оказалось, что пока, кроме нее и сиделки, больше никого нет. Далее она попробовала подвигать ногами и пошевелить пальцами и, к собственному облегчению, удостоверилась, что все это не только осталось на месте, но и находится в достаточно удовлетворительном рабочем состоянии. Правда, руки были забинтованы, а голова обернута чем-то тугим, но пока она не двигалась, все неудобство в основном сводилось к тупой боли во всем теле и немного более острой в ребрах. Кроме того, глотка так пересохла, словно ее набили опилками.

 Зато она жива, и это само по себе уже и есть чудо! Тот факт, что она также была относительно цела и невредима, наполнял ощущением благодарности и почти эйфорической радости.

 С трудом сглотнув, она все же сумела издать некое подобие шепота, шелестевшего в опаленном жаждой горле:

 — Можно мне немного воды?

 Сиделка подняла голову. Лицо мгновенно осветилось профессионально-участливой улыбкой.

 — Вы пришли в себя! — воскликнула она, поспешно закрывая газету, складывая ее и бросая под стул вниз снимком.

 Бейджик на ее униформе удостоверял, что перед Ли стоит «Энн Макки, дипломированная медсестра, индивидуальный уход». Ли жадно наблюдала, как сиделка наливает воду из розового пластикового кувшина, стоявшего на подносе у кровати.

 — Вам нужна соломинка. Сейчас раздобуду.

 — Пожалуйста, не беспокойтесь. Я ужасно хочу пить. Сиделка попыталась поднести стакан к губам Ли, но та воспротивилась.

 — Я сама, — заверила она, но втайне поразилась, скольких усилий потребовалось, чтобы просто поднять забинтованную руку и не расплескать воду. К тому времени, когда она отдала стакан обратно, рука тряслась, а в груди словно открылась рана. Опасаясь, что ее состояние гораздо хуже, чем показалось сначала, Ли с облегчением опустила голову на подушки и долго собиралась с силами, чтобы снова заговорить. — Что со мной?

 Сестра Макки, похоже, была не прочь поделиться тем, что знала, но все же для порядка поколебалась.

 — Честно говоря, вам следовало бы спросить доктора Меткафа.

 — Обязательно, но хотелось бы сначала все услышать сейчас, от моей личной сиделки. Я никому не расскажу о том, что услышу от вас.

 Иного поощрения сиделке не потребовалось.

 — Вы были в шоке, когда вас сюда привезли, — призналась она. — Сотрясение мозга, переохлаждение, сломанные ребра и подозрение на повреждение шейного позвонка и прилегающих тканей — то есть, говоря языком медиков, травма от внезапного резкого движения головы и шеи. Несколько глубоких порезов скальпа, рваные раны на руках, ногах и торсе, но, к счастью, лицо почти не пострадало, и это уже само по себе чудо. Кроме того, синяки и ссадины по всему… Улыбаясь так широко, как позволяла распухшая губа, Ли подняла руку, чтобы остановить перечисление скорбного списка.

 — Скажите, все это настолько серьезно, что потребуется операция?

 Медсестра, казалось, была поражена столь оптимистичным настроем, но тут же уважительно качнула головой.

 — Никаких операций, — заверила она, одобрительно погладив Ли по плечу.

 — А физиотерапия?

 — Не думаю. Но несколько недель вам придется нелегко, да и ребра будут беспокоить. Ожоги и порезы потребуют пристального внимания, могут остаться шрамы, которые необходимо…

 Ли очередной вымученной улыбкой прервала новый поток угнетающих медицинских терминов.

 — Я буду очень осторожной, — заверила она и немедленно переключилась к единственной интересующей ее теме:

 — Где мой муж?

 Сиделка смущенно отвела глаза и снова погладила Ли по плечу.

 — Пойду узнаю, — пообещала она и поспешно вышла, оставив у Ли впечатление, что Логан где-то неподалеку.

 Совершенно измученная, казалось бы, такими простыми действиями, как пить и разговаривать, Ли закрыла глаза и попыталась сложить в одно целое картину того, что случилось с ней со вчерашнего дня, когда Логан поцеловал ее на прощание…

 Он был так возбужден, когда покинул их квартиру в Верхнем Ист-Сайде, так настойчиво уговаривал ее приехать к нему в горы и провести вместе ночь. Вот уже больше года он искал подходящее место для их совместного убежища в горах, уединенный уголок, который послужит достойным обрамлением просторного каменного дома, который он спроектировал для них двоих. Поиски усложнялись тем, что Логан уже сделал чертежи, так что место должно было соответствовать его планам. В четверг он наконец отыскал участок, отвечающий всем его требованиям, и так спешил все ей показать, что упросил провести ночь, их ближайшую свободную ночь, в горной хижине на территории владения.

 — В хижине годами никто не бывал, но я все приберу, пока буду тебя ждать, — обещал он, проявляя трогательное рвение к обязанностям, которых обычно избегал как огня. — Правда, там нет ни электричества, ни отопления, но я разожгу огонь в камине, и мы уляжемся перед ним в спальных мешках. А перед этим у нас будет ужин при свечах. Утром встанем пораньше и посмотрим, как солнце поднимается над вершинами деревьев. Наших деревьев. Вот увидишь, все будет очень романтично.

 Весь этот план вызвал в Ли только веселый ужас. Прошлым вечером она играла главную роль в новой бродвейской пьесе и успела поспать только часа четыре. Перед тем как уехать в горы, ей предстояло провести воскресный дневной спектакль, потом три часа пробираться в холодную, необитаемую каменную хижину, чтобы спать на полу… а утром вскочить на рассвете.

 — Просто дождаться не могу, — как ей казалось убедительно, солгала Ли, на самом деле больше всего на свете мечтая о том, как бы еще поспать. Сейчас только восемь, а она вполне могла бы подремать до десяти.

 Логан тоже не отдохнул этой ночью, но был уже одет и умыт. Похоже, ему не терпелось поскорее ехать.

 — Это место не так легко найти, поэтому я нарисовал тебе карту с кучей примет, — сообщил он, кладя на ее тумбочку листок бумаги. — Я уже все загрузил в багажник.

 Он наклонился и наспех поцеловал Ли в щеку.

 — Кажется, ничего не забыл: чертежи дома, колья, бечевку, поперечные брусья, спальные мешки. И все же такое чувство, словно что-то оставил…

 — Метлу, швабру и ведро? — сонно пошутила Ли, перекатываясь на живот. — Щетки? Чистящий порошок?

 — Брюзга, — поддел он, покусывая ее за самое чувствительное местечко на шее.

 Ли хихикнула, поудобнее положила подушку и продолжала перечислять:

 — Дезинфицирующий раствор… мышеловки…

 — Нудишь, как избалованная, испорченная, капризная бродвейская звезда, — хмыкнул он, надавливая на подушку, чтобы заткнуть ей рот. — Где твой авантюрный дух?

 — Не выходит за двери «Холидей инн»1, — с приглушенным смешком призналась она.

 — А ведь ты любила пешие походы. И меня приучила. Кто предлагал жить в палатках весь наш медовый месяц?

 — Только потому, что «Холидей инн» был нам не по карману.

 Логан со смехом стянул с нее подушку и взъерошил волосы.

 — Поезжай прямо из театра. Не опаздывай. Он встал и устремился к двери их спальни.

 — Нет, я точно что-то позабыл…

 — Питьевую воду, свечи, оловянный кофейник? — услужливо предположила Ли. — Продукты к ужину? Грушу мне на завтрак?

 — Никаких груш. Ты просто подсела на них, как на иглу, — шутливо бросил он через плечо. — Отныне тебе полагаются только «Крим оф Уит»2 и чернослив.

 — Садист, — пробормотала Ли в подушку, но как только дверь захлопнулась, с улыбкой перевернулась на спину, глядя в окно, выходящее на Центральный парк. Логан просто загорелся идеей дома в горах, но хотя его энтузиазм был поистине заразительным, для Ли важнее всего было беспечное настроение мужа. Тринадцать лет назад они были так молоды, так бедны, что тяжелый труд стал сначала необходимостью, а потом и привычкой. В день свадьбы их общий капитал составлял восемьсот долларов наличными плюс только что полученный Логаном диплом архитектора, светские связи его матери и недоказанный актерский талант Ли. И еще их непоколебимая вера друг в друга. И этими скудными средствами они создали себе великолепную жизнь, хотя последние несколько месяцев были так заняты, что их сексуальные отношения почти свелись к нулю. Она полностью погрузилась в предпремьерное безумство новой пьесы, а Логана совершенно поглотили бесконечные сложности его последнего и самого значительного делового проекта.

 Лежа в постели и рассматривая облака, собирающиеся в ноябрьском небе, Ли решила, что ей определенно нравится перспектива провести ночь перед огнем, в полной неге и безделье, и заниматься любовью с мужем. Они так хотели ребенка, и она неожиданно сообразила, что сегодняшняя ночь — наиболее подходящий период для зачатия.

 Сонно мечтая об этой ночи вдвоем, она почти не услышала, как в комнату вошла Хильда уже в пальто и с подносом.

 — Мистер Мэннинг сказал, что вы уже проснулись, вот я и принесла вам завтрак перед уходом, — объяснила она и, подождав, пока Ли неохотно сядет, вручила ей поднос, содержащий обычное утреннее меню Ли: творог, грушу и кофе. — Я все прибрала после вечеринки. Больше ничего не нужно?

 — Абсолютно. Желаю хорошо провести выходной. Собираетесь к сестре в Нью-Джерси?

 Хильда кивнула.

 — Сестра сказала, что ей недавно очень повезло в «Харра». Вот я и решила пойти с ней туда.

 Ли едва сдержала улыбку, потому что, насколько она могла судить, у Хильды абсолютно не имелось простых человеческих слабостей, если не считать одной: страсти к «одноруким бандитам»в Атлантик-Сити.

 — Мы вернемся не раньше чем завтра к вечеру, — неожиданно сообразила Ли. — Я сразу поеду в театр, а у мистера Мэннинга — деловой ужин, который продлится допоздна, так что вам совершенно не обязательно приезжать. Почему бы вам не провести у сестры два дня и не испытать игорные автоматы в других казино?

 Соблазнительная перспектива двух выходных подряд повергла экономку в состояние полнейшего внутреннего конфликта, отразившееся на простом некрасивом лице Хильды и заставившее Ли спрятать очередную улыбку. В войне против грязи и беспорядка Хильда Бруннер была неутомимым, несгибаемым генералом, идущим на ежедневную битву в полном вооружении — с пылесосом и чистящими порошками. Мрачное решительное выражение ее лица предрекало мусору и пыли неминуемое поражение. Взять сразу два выходных для Хильды равнялось добровольному отступлению, а следовательно, было совершенно немыслимым. С другой стороны, если она примет предложение Ли, сможет провести целых два дня в компании сестры и игральных автоматов.

 Хильда оглядела безупречную спальню, тоже входившую в число ее личных полей сражений, заранее пытаясь определить степень поражения, возможно, ожидающего ее после двух дней отсутствия.

 — Я бы хотела обдумать ваше предложение.

 — Разумеется, — кивнула Ли, изо всех сил стараясь сохранить серьезную мину. — Хильда! — окликнула она, когда немка поспешила к двери.

 Хильда, занятая процессом подпоясывания пальто, обернулась:

 — Да, миссис Мэннинг?

 — Вы настоящее сокровище.

 

 Ли надеялась уехать из театра к четырем часам, но режиссер и автор пьесы, просмотрев дневной спектакль, решили внести небольшие изменения в две ее сцены, а потом бесконечно спорили о том, какие именно изменения следует сделать, пробуя сначала один вариант, а потом другой. В результате Ли сумела освободиться только в начале седьмого.

 Волокна тумана, переплетенные с полосами легкого снежка, затрудняли обзор. Ли с трудом выбралась из города. Дважды она пыталась позвонить Логану по сотовому, предупредить, что опоздает, но либо он где-то забыл телефон, либо в этой горной местности сотовая связь не действовала. Пришлось оставить сообщения на автоответчике.

 К тому времени как она добралась до гор, снегопад значительно усилился и поднялся сильный ветер. «Мерседес»— седан Ли, машина тяжелая, уверенно пробивался вперед, но дорога была такой скользкой, а видимость — никудышной, что дальше чем на пятнадцать футов от лобового стекла ничего не удавалось разглядеть. Временами было невозможно различить большие дорожные знаки, не говоря уже о приметах, обозначенных Логаном на самодельной карте. Придорожные рестораны и автозаправки, обычно открытые часов до десяти, давно закончили работу. На парковках не было ни единой машины. Дважды Ли разворачивалась в полной уверенности, что пропустила дорожный знак или нужный съезд. И поскольку ни остановиться, ни спросить дорогу было невозможно, оставалось только ехать дальше и искать.

 Когда, по ее расчетам, до хижины оставалось всего несколько миль, Ли свернула на никак не обозначенный проезд, перегороженный штакетником, и включила верхний свет, чтобы снова проверить указания Логана. Она была почти уверена, что две мили назад пропустила поворот, который Логан описывал как «двести футов к югу от крутого склона, как раз за маленьким красным сараем». И поскольку за последние два часа намело не менее шести дюймов снега, то, что казалось маленьким красным сараем, могло легко оказаться большим черным загоном, невысокой силосной башней или грудой замерзших коров. Ли решила вернуться и проверить поточнее.

 Она дала задний ход, осторожно развернулась, нашла крутой поворот и еще больше сбавила скорость, выискивая гравийную дорогу. Но спуск был почти отвесным, а местность слишком дикой, чтобы кому-то пришло в голову прокладывать здесь дороги. Она как раз сняла ногу с тормоза и стала прибавлять скорость, когда сзади из темноты ударил свет фар, обогнувший поворот и с ужасающей скоростью сокращавший расстояние между ними. Ли боялась ехать чересчур быстро, но неизвестный водитель мчался очертя голову. Правда, он перестроился на левую дорожку, чтобы не врезаться в ее багажник, но все-таки потерял управление и ударил в «мерседес» чуть правее сиденья водителя.

 Воспоминания о том, что последовало дальше, по-прежнему были до жути живы: хлопок надувшихся подушек безопасности, визг разрываемого металла и звон стекла, когда «мерседес» пробил дорожное заграждение и, кувыркаясь, полетел вниз. Несколько раз машина ударялась о деревья, прежде чем рухнуть на булыжники и с оглушительным грохотом перевернуться. Еще один костоломный толчок, и пять тысяч фунтов изуродованной стали наконец замерли.

 Ли повисла на своем ремне безопасности, головой вниз, как оглушенная летучая мышь в пещере, и оставалась неподвижной, пока вокруг не начали взрываться огни. Яркие. Многоцветные. Желтые, оранжевые и красные. Пожар!

 Невыразимый ужас привел в себя Ли. Она нашла кнопку ремня, нажала, с размаху приземлилась на крышу перевернутого автомобиля, и, тихо хныча, попыталась выползти через дыру, которая когда-то была окном со стороны пассажирского сиденья. Кровь, густая и липкая, лилась по рукам и ногам, капала в глаза. Пальто оказалось чересчур толстым, чтобы пролезть в отверстие, и она как раз срывала его, когда то, что остановило падение машины, неожиданно подалось. Ли услышала собственный вопль, когда горящий «мерседес» рванулся вперед, покатился и на несколько секунд взлетел в воздух, прежде чем снова рухнуть вниз и с оглушительным всплеском свалиться в ледяную воду.

 Лежа с закрытыми глазами в больничной постели, Ли вспомнила этот нырок в воду, и сердце учащенно забилось. Машина немедленно начала тонуть, и она, потеряв голову от страха, принялась колотить во все, до чего могла дотянуться. И неожиданно обнаружила еще одну дыру, и когда легкие, казалось, готовы были разорваться, протиснулась сквозь нее и из последних сил добралась до поверхности. Прошла целая вечность, прежде чем порыв холодного ветра ударил ей в лицо и она наконец глотнула воздуха.

 Ли пыталась плыть, но боль с каждым вздохом раздирала грудь, а взмахи были слишком слабы и беспорядочны, чтобы хоть немного подтолкнуть ее вперед. Ли продолжала барахтаться в обжигающе ледяной воде, но тело постепенно немело, и ни паника, ни решимость не давали достаточно сил, чтобы выплыть. Голова то и дело уходила вниз, и она уже теряла надежду, когда беспомощно болтавшаяся рука ударилась о что-то твердое и шершавое, оказавшееся сучком полузатонувшего бревна. Ли что было мочи вцепилась в это бревно, пытаясь воспользоваться им как неким подобием плота, пока не догадалась, что «плот» вмерз в берег. Ли поползла по нему, старательно переставляя негнущиеся руки, пока вода не дошла сначала до плеч, потом до талии и, наконец, до колен.

 Дрожа и всхлипывая от облегчения, она вгляделась в даль сквозь плотный занавес летящего снега, чтобы определить дорогу, пробитую «мерседесом» среди деревьев, прежде чем слететь с гребня. Но так ничего и не увидела. И никакого гребня тоже. Ничего, кроме отупляющего холода и острых веток, бивших по лицу и царапавших, пока она прорывалась наверх, к крутому подъему, который не видела, к дороге, в существовании которой не была уверена.

 Ли смутно припоминала, как все-таки сумела добраться до самого верха, свернуться в клубочек на чем-то мокром и плоском, но все остальное было затянуто мглой. Все, кроме странного, слепящего света и мужчины, рассерженного мужчины, который кричал ей гадости.

 Из полубреда Ли бесцеремонно выдернул в настоящее мужской голос, раздавшийся рядом с кроватью:

 — Мисс Кендалл? Мисс Кендалл, не хотелось бы будить, но мы ждали, пока вы очнетесь, чтобы поговорить с вами.

 Ли открыла глаза и тупо уставилась на женщину и мужчину, перекинувших через руки одинаковые толстые зимние куртки. Мужчина, лет сорока, смуглый тяжеловесный коротышка, старательно пригладил черные волосы. Женщина была гораздо моложе, чуточку выше и очень хорошенькая, с длинными темными волосами, собранными в хвост.

 — Я детектив Шредер из департамента полиции Нью-Йорка, — объявил мужчина. — А это детектив Литлтон. Нам нужно задать вам несколько вопросов.

 Ли предположила, что они хотят расспросить об аварии, но посчитала себя слишком слабой, чтобы описывать случившееся дважды: один раз им, а второй — Логану.

 — Не могли бы вы подождать, пока вернется мой муж?

 — Вернется? Откуда? — осведомился детектив Шредер.

 — Оттуда, где он сейчас.

 — А вы знаете, где он?

 — Нет, но сиделка за ним пошла. Детективы переглянулись.

 — Вашей сиделке было велено немедленно идти за нами, как только вы придете в себя, — объяснил Шредер и почти грубо спросил:

 — Мисс Кендалл, когда вы в последний раз видели мужа?

 Ли отчего-то стало не по себе: в душу закралось неприятное предчувствие.

 — Вчера утром, перед тем как он отправился в горы. Я собиралась ехать к нему сразу после воскресного дневного спектакля, но так и не добралась, — неизвестно зачем добавила она.

 — Вчера был понедельник. Сейчас ночь вторника, — осторожно заметил Шредер. — Вы пробыли в больнице с шести утра вчерашнего дня.

 Страх заставил Ли забыть о сломанных ребрах.

 — Где мой муж? — вскрикнула она, приподнявшись на локтях и охнув от режущей боли. — Почему его здесь нет? Что произошло? Что с ним?

 — Возможно, ничего, — поспешно заверила детектив Литлтон. — Скорее всего с ума сходит от тревоги, гадая, где вы. Беда только в том, что мы не смогли связаться с ним, чтобы рассказать о случившемся.

 — И давно вы пытались?

 — Со вчерашнего утра, когда дорожный патруль штата Нью-Йорк запросил нашей помощи, — ответил Шредер. — Один из наших офицеров был немедленно послан в вашу квартиру, в Верхнем Ист-Сайде, но дома никого не оказалось.

 Он немного помедлил, очевидно, желая убедиться, что его понимают.

 — Офицер поговорил с вашим швейцаром и узнал, что у вас есть экономка по имени Хильда Бруннер. Поэтому он попросил швейцара уведомить его, как только она появится.

 Комната неожиданно начала мерно раскачиваться, и в глазах Ли все поплыло.

 — Кто-нибудь уже говорил с Хильдой?

 — Да.

 Из кармана фланелевой рубашки Шредер извлек блокнот и сверился с записями.

 — Ваш швейцар видел мисс Бруннер входящей в дом сегодня, в два часа двадцать минут. Он немедленно уведомил офицера Перкинса, который приехал в два сорок и побеседовал с мисс Бруннер. К сожалению, она не знала, где вы и ваш муж планировали провести вечер воскресенья. Затем офицер Перкинс попросил проверить сообщения на вашем автоответчике, что она и сделала. За период от часа четырнадцати воскресного дня до двух сорока пяти понедельника накопилось семнадцать сообщений, но ни одного от вашего мужа.

 Полицейский закрыл блокнот и нахмурился.

 — Боюсь, что пока мы больше ничего не смогли предпринять. Однако и мэр, и капитан Холланд просили передать вам, что департамент полиции штата Нью-Йорк готов оказать вам любую помощь. Поэтому мы и пришли сюда.

 Ли снова откинулась на подушки. Мысли лихорадочно метались, и она, как ни старалась, не могла охватить разумом сложившуюся и крайне нелепую ситуацию.

 — Вы не знаете моего мужа, — выдохнула она наконец. — Посчитай он, что я пропала, не задумываясь позвонил бы домой. И не только. Он связался бы с полицией штата, губернатором и всеми полицейскими участками в пределах ста пятидесяти миль. И сам отправился бы на поиски. Что-то с ним случилось, настолько ужасное, что он…

 — Вы чересчур драматизируете, — решительно перебила детектив Литлтон. — Вероятно, он не смог воспользоваться телефоном или отправиться на поиски. Из-за бурана телефоны и электричество не работали в радиусе ста миль, да и теперь восстановлены еще далеко не во всех районах. Снежный покров достигает полутора футов и к тому же не думает таять. Местами заносы достигают восьми футов, и снегоочистители до сих пор прошли только по основным дорогам. Боковые дороги и объездные пути по большей части непроходимы.

 — В хижине нет ни электричества, ни телефона, но у Логана был сотовый, — объяснила Ли, с каждой секундой все больше впадая в панику. — Сотовый всегда с ним, но Логан не позвонил и не посоветовал остаться дома, хотя знал, что я еду навстречу буре. Это на него не похоже. Он непременно постарался бы дозвониться до меня!

 — Но сотовый, возможно, тоже не работал, — с ободрительной улыбкой возразила детектив. — Мой, например, в горах почти не действует. Вы сказали, что в хижине нет электричества, так что даже если сотовый вашего мужа и работал, он, возможно, предпочел оставить его в зарядном устройстве своей машины, а не заносить внутрь. Буря нагрянула без всякого предупреждения. Если ваш муж спал или был чем-то занят, когда пошел снег, скорее всего было уже поздно добираться до машины и телефона. Вы даже не представляете, какие там заносы.

 — Вы, наверное, правы, — кивнула Ли, отчаянно цепляясь за вполне резонные доводы. Скорее всего Логан в безопасности, но не может воспользоваться телефоном или вытащить джип из сугробов.

 Шредер снова открыл блокнот и достал ручку.

 — Если объясните, где эта хижина, мы поедем туда и посмотрим.

 Ли с возродившейся тревогой уставилась на детективов.

 — Я не знаю, где это. Логан нарисовал карту, чтобы я смогла найти место. Адреса у него нет.

 — Ладно, где тогда карта?

 — В машине.

 — А машина?

 — На дне озера или карьера, поблизости от того места, где меня нашли. Погодите… я сейчас нарисую, — поспешно добавила Ли, потянувшись за блокнотом.

 Дрожащей от слабости и напряжения рукой она начертила сначала одну, потом другую карту.

 — По-моему, вторая правильнее. Логан еще написал список примет.

 Она перевернула страничку и попыталась вспомнить хотя бы некоторые.

 — Что это за приметы?

 — Это чтобы я не сбилась с дороги.

 Закончив, Ли отдала блокнот Шредеру, но обратилась к Литлтон:

 — Может, я что-то не так поняла. Во всяком случае, не уверена, значится ли в карте «восемь десятых мили от старой автозаправки» или «шесть десятых». Понимаете, шел снег, — со слезами объяснила она, — и я не сумела… не сумела найти некоторые приметы.

 — Мы их найдем, мисс Кендалл, — автоматически пообещал Шредер, пряча в карман блокнот и натягивая куртку. — А пока мэр, комиссар полиции и наш капитан шлют вам приветы.

 Ли отвернула голову, чтобы скрыть хлынувшие из глаз слезы.

 — Детектив Шредер, я буду крайне благодарна, если вы станете звать меня миссис Мэннинг. Кендалл — мое сценическое имя.

 Ни Шредер, ни Литлтон не обмолвились ни словом, пока не вошли в лифт. Только когда двери сомкнулись, Шредер заговорил:

 — Бьюсь об заклад, Мэннинг бросился искать ее в метель. И если так, он уже превратился в «Попсикл»3.

 Саманта Литлтон втайне была убеждена, что для отсутствия Логана Мэннинга есть и другие, менее мрачные, причины, но стоит ли спорить? Последние два дня с той самой минуты, когда Холланд отстранил его от работы в «убойном» отделе и вместе с Сэм послал в Маунтинсайд, Шредер был в самом что ни на есть гнусном настроении. Трудно осуждать его за это. Всякий человек, ведущий важные расследования, будет оскорблен, превратившись в то, что сам Шредер именовал «нянькой при знаменитости». Шредер считался преданным делу, трудолюбивым, въедливым, загруженным по самое некуда детективом с поразительной способностью доводить порученное дело до конца. В его послужном списке почти не значилось нераскрытых преступлений. Она, со своей стороны, была новичком в «убойном» отделе, мало того, перешла в Восемнадцатый участок всего две недели назад, где ее сразу же временно прикрепили к Шредеру, пока его обычный напарник не вернется с больничного. Сэм все понимала и даже разделяла досаду и нетерпение Шредера, постоянно думавшего о горе непрерывно копившихся в участке дел. Но при этом она гордилась своей способностью держать раздражение при себе, не выливая его на окружающих. Чисто мужские проявления возмущения и негодования вроде тех, которые открыто позволял себе Шредер последние два дня, казались ей забавными, инфантильными или немного надоедливыми, а временами и теми, и другими, и третьими сразу.

 Она предпочла делать карьеру в той области, где преобладали и властвовали мужчины, в основном общеизвестной породы «мачо», многие из которых до сих пор встречали в штыки вторжение женщин туда, что считали своими владениями. Но в отличие от других женщин-коллег Сэм не испытывала никакой потребности заставить мужчин принять неизбежное и смириться с ее существованием. Ни малейшего желания доказать, что она может соперничать с ними на их же уровне. Она и без того все это знала и не считала нужным декларировать.

 Сэм выросла в семье, где, кроме нее, было еще шестеро детей. Шестеро неугомонных озорных братьев. Поэтому она уже в десять лет усвоила, что если один толкал ее, не было никакого смысла отвечать тем же. Куда спокойнее и проще отступить. А потом вовремя подставить ногу.

 Став взрослой, она продолжала пользоваться той же тактикой, ограничиваясь теперь уже не физической, а умственной деятельностью, что только облегчило задачу, поскольку мужчин так обезоруживало ее хорошенькое личико и мягкий голос, что они ошибочно принимали Сэм за милое никчемное ничтожество в мундире полицейского. Тот факт, что мужчины недооценивали ее, особенно вначале, ни в малейшей степени не обескураживал Сэм. Наоборот, забавлял и давал преимущество.

 Несмотря на все это, она искренне любила и уважала многих из тех мужчин, с кем приходилось сталкиваться. И к тому же хорошо понимала мужскую психологию. Вот почему ее нисколько не трогали их выходки и чудачества. Мало что из сказанного ими могло шокировать или рассердить ее. Она полжизни провела в обществе шестерых братьев, так что уже видела и слышала все.

 — Пропади все пропадом! — неожиданно завопил Шредер, для пущей выразительности саданув кулаком в стену лифта.

 Сэм продолжала застегивать куртку, даже не спросив, что стряслось. В конце концов, это всего лишь мужчина, который выругался и ударил неодушевленный предмет. Теперь он сам захочет объяснить причину своего порыва.

 Что он и не замедлил сделать:

 — Придется вернуться. Я забыл спросить у нее описание машины ее мужа.

 — Белый джип «Чероки», новехонький, зарегистрированный на «Мэннинг дивелопмент», — отрапортовала Сэм, выуживая из карманов перчатки. — Я позвонила в наш дорожный отдел, на случай если миссис Мэннинг, придя в себя, не сможет говорить.

 — Позвонила? По сотовому? — съехидничал Шредер. — Тому самому, что не работает в горах?

 — Тому самому, — с улыбкой подтвердила Сэм, выходя из лифта. — Миссис Мэннинг нуждалась в каком-то правдоподобном объяснении, а мне, кроме этого, ничего в голову не пришло. Но она по крайней мере поверила.

 В вестибюле больницы было пусто, если не считать двух уборщиков, полирующих кафельный пол. Шредер повысил голос, чтобы перекрыть назойливый визг машин:

 — Если собираешься каждый раз пускать слюни в разговоре с родными жертвы, не протянешь в «убойном» отделе и двух месяцев!

 — Я уже продержалась две недели, — безмятежно напомнила Сэм.

 — Если бы тебя не перевели к нам, я сейчас вернулся бы в Восемнадцатый и занимался делами, а не просиживал бы здесь штаны.

 — Возможно, но если бы меня не перевели, я бы никогда не получила шанса поработать с кем-то вроде тебя.

 Шредер метнул на нее подозрительный взгляд, ища признаков издевки, но ее улыбка оставалась безмятежно открытой.

 — Логан Мэннинг даже не считается пропавшим. Скорее, заблудившимся, — буркнул он.

 — И ты считаешь меня виноватой в том, что капитан Холланд послал нас сюда?

 — Ты чертовски права.

 Он толкнул плечом входную дверь, и порыв арктического ветра едва не внес их обратно.

 — Мэннинги — это класс VIP. И мэр, и комиссар Труманти — их личные друзья, поэтому Холланд решил послать для общения с миссис Мэннинг кого-то, имеющего «некоторый светский лоск», как он выразился.

 Сэм приняла его слова за шутку.

 — И он считает меня таковой?

 — По крайней мере именно так он и выразился.

 — Тогда при чем тут ты?

 — На случай, если придется поработать мозгами.

 Шредер ожидал, что она хотя бы огрызнется, но когда Сэм промолчала, неожиданно почувствовал себя злобным сукиным сыном. И чтобы сгладить оскорбление, решил посмеяться над собой:

 — И еще потому, что он считает мою задницу самой красивой во всем участке.

 — Он и это сказал?

 — Нет, но я видел, как он меня оглядывал.

 Сэм не сдержала смеха. Шредер знал, что его внешность менее всего можно назвать привлекательной: мало того, на первый взгляд она казалась довольно устрашающей. Хотя рост у него был всего пять футов шесть дюймов, массивные плечи были непропорционально широки для короткого тела, и все это дополнялось толстой шеей, квадратной головой с тяжелыми челюстями и пронизывающими, глубоко посаженными темно-карими глазами. Хмурый, он напоминал Сэм разозленного ротвейлера. Даже улыбавшийся, он походил на ротвейлера. Про себя она звала его «Шреддер»4.

 А тем временем на третьем этаже больницы молодой доктор, стоя у изножья кровати Ли, читал ее историю болезни. Дойдя до последней строчки, он кивнул, тихо вышел и прикрыл за собой дверь. Дополнительная доза морфия, которую он назначил, уже сочилась в вены Ли, притупляя физическую боль, терзавшую ее тело. Она пыталась найти убежище от нравственных мук, думая о той последней ночи, которую провела с Логаном, когда все было чудесно, а будущее казалось таким светлым. Ночь субботы. Ее день рождения. Премьерный показ новой пьесы Джейсона Соломона.

 После спектакля Логан устроил грандиозную вечеринку в честь обоих событий…