• Современная серия, #8

Глава 9

 Выйдя в гостиную, она подошла к спящему Максу и коснулась его носа. Влажный и немного холоднее, чем раньше, да и дыхание ровное. Погладив его, она тихо спросила:

 – Ну, Макс, как ты себя чувствуешь?

 К ее восторженному изумлению, он приоткрыл глаза и слабо вильнул хвостом.

 – Похоже, с тобой все будет хорошо, – прошептала она, почесывая его за ушами. – Если через несколько минут к тебе вернутся силы и если ты действительно хороший сторожевой пес, можешь спокойно выходить на террасу. Нужно, чтобы за мной кто-нибудь присмотрел, потому что так и подмывает сделать ужасную глупость. А может, и не такая это глупость...

 Но тут она ощутила странное покалывание в затылке и оглянулась. Митчел не сводил с нее глаз.

 – Как он?

 Пульс Кейт чуть участился.

 – Получше, – кивнула она, вставая. – Сейчас приду, только смою с рук этот мерзкий порошок.

 Она заперлась в ванной и наскоро вымыла руки. Проходя через гостиную, она увидела бар, вспомнила про ведерко со льдом, которым воспользовалась, как предлогом удрать на пару минут, и захватила его с собой, а заодно и бутылку бренди.

 – Я принесла дары, – пошутила она, ставя на маленький столик бутылку и ведерко. – Хотите еще вина?

 – Я налил нам обоим, пока ждал вас.

 Взглянув на его тарелку, Кейт обнаружила, что он не прикоснулся к еде, с тех пор как она ушла. Вероятно, предпочел, чтобы все остыло, чем ужинать без нее. Помимо всего прочего, у этого человека безупречные манеры.

 Пытаясь оправдаться за свое долгое отсутствие, она поспешно подняла вилку и позволила ему выбрать тему разговора. К ее облегчению... и некоторому разочарованию, он завел легкую, ни к чему не обязывающую беседу насчет отеля и погоды, а также рассказал забавную историю о двух парах, нанявших на Сен-Мартене лодку на три часа и пропадавших три дня. Вскоре Кейт еще раз убедилась в его умении развлечь даму.

 Музыканты либо закончили играть, либо сделали перерыв, но доносившиеся с пляжа взрывы смеха означали, что гости отеля по-прежнему развлекаются. Кейт повернула голову, прислушиваясь к шороху прибоя, ритмично накатывавшего на берег, и одновременно размышляя о том, как заставить его говорить о себе и одновременно не показаться слишком назойливой. Ею владело не обычное любопытство, а искренняя потребность узнать и понять его лучше. Несмотря на все обаяние и внешнее дружелюбие, Кейт все сильнее ощущала, что ее новый знакомый – человек непростой. Недаром он уклоняется от всяких расспросов на личные темы и мгновенно настораживается, стоит ей попробовать что-то выведать. Очевидно, Митчел не против интимной близости, но ей начинало казаться, что он вряд ли доступен кому-то на чисто эмоциональном уровне. Даже ей.

 Украдкой вздохнув, Кейт выругала себя за то, что думает и чувствует как влюбленная, потерявшая голову девчонка, которой не терпится узнать все возможное о предмете своего увлечения.

 Митчел поднял бокал и откинулся на спинку стула, наслаждаясь видом ее прелестного профиля и соблазнительным изгибом маленького рта и с улыбкой представляя семилетнюю малышку, раскинувшуюся на кухонном столе с палкой от метлы вместо микрофона.

 Потом он попытался представить ее в форме ученицы католической школы: скорее всего белая блузка и клетчатый джемпер с темной юбкой, белыми носочками и коричневыми туфлями. Когда он воображал, как она поднимается на цыпочки, чтобы в сотый раз написать «Я больше не буду грубить учителям», уголки его глаз смешливо сощурились. Монахини считали, что она поет как ангел, вспомнил он, и перед глазами немедленно возникла новая картина: маленькая девочка в длинном белом одеянии с огромными зелеными глазами, поднятыми к небу, и с книгой гимнов в руках.

 Митчел был немного знаком с католическими церковными хорами. Недаром он до пяти лет жил в итальянской семье Каллиорозо, откуда уехал в свой первый пансион. Незадолго до его отъезда Серджио Каллиорозо и его жена сообразили, что Митчела вряд ли крестили, и поскольку были истовыми католиками, выбрали для него эту религию. Митчел отчетливо помнил тот июльский день, когда его крестили, потому что в маленькой деревенской церкви было невыносимо душно, а Розалия Каллиорозо весь предыдущий вечер крахмалила и гладила его белую рубашку, пока она не сделалась твердой, как картон. В довершение всех неудобств старый священник выбрал для бесконечной проповеди таинство крещения. И пока он битый час уныло бубнил слова проповеди, Митчел только и думал о том, как хорошо было бы, если бы кто-то налил ему на голову немного холодной воды, поскольку именно это, как объясняла Розалия, с ним и должны сделать. Но когда время пришло, вода оказалась тепловатой, как и воздействие всей церемонии.

 Став католиком, он не ощутил ни святости, ни благочестия, ни даже малейшей приверженности к католицизму. Во всех пансионах, в которых ему доводилось жить потом, посещение церкви считалось обязательным, так что Митчел прежде всего старался узнать, какие службы в каком пансионе самые короткие, после чего незамедлительно решал «обратиться» именно в эту религию. Когда ему исполнилось четырнадцать, и единственный раввин в городе заболел так сильно, что больше не смог исполнять свои обязанности, Митчел немедленно объявил о горячем желании обратиться в иудейство и почти полгода сумел увертываться от всякого посещения служб вообще.

 А вот Кейт каким-то образом процветала в удушливой атмосфере приходской школы.

 Митчел снова глотнул вина, втайне поражаясь, до чего же она естественна и непринужденна, несмотря налицо и фигуру, которым позавидовали бы большинство женщин. Митчел наслаждался обществом многих умных красивых женщин, а также знал женщин попроще, зато восхитительно остроумных, начитанных и интеллектуально одаренных. Но Кейт Донован была единственной, обладавшей всеми их лучшими качествами и к тому же имевшей поразительно доброе сердце и некую внутреннюю порядочность. Все это делало ее чертовски неотразимой... при условии, что ее внушенные приходской школой моральные принципы и некоторая чопорность не зайдут сегодня чересчур далеко.

 Она не упоминала ни о матери, ни о сестрах или братьях, но хотя Митчелу было бы интересно о них узнать, все же спрашивать он не намеревался. Если он и дальше станет допытываться о ее семье, она будет иметь полное право расспросить о его родных. И хотя он был готов почти на все, чтобы затащить ее в эту гигантскую кровать, все же не намеревался удовлетворять ничье любопытство относительно своего детства и родных.

 Кейт рассеянно смотрела на стену деревьев и кустов на краю сада: возможно, составляла список вопросов для него, грустно улыбнулся Митчел. Но тут она неожиданно замерла и подалась вперед:

 – Видели?

 – Что именно? – спросил Митчел, вскакивая.

 – Какое-то шевеление в деревьях, и я заметила, как что-то сверкнуло, вероятно, отразилось в лунном свете.

 Да, ничего не скажешь, сразу видно городскую девушку! Так испугаться всего лишь безвредного ночного животного! Вместо того чтобы снова сесть, Митчел отошел от стола.

 – Собака или кошка, – заверил он, шагнув к ней. – Их глаза вспыхивают в темноте, когда попадают в полосу лунного света.

 – В таком случае эта собака или кошка была ростом почти шесть футов.

 – Потому что она залезла на дерево, – рассудил Митчел, но поскольку она продолжала с сомнением вглядываться в деревья, добавил: – Только не ожидайте, что я отправлюсь на поиски. На сегодня я уже исчерпал свою квоту героических поступков.

 Кейт решила, что он был прав насчет животного на дереве, и ей быстро передалось его шутливое настроение.

 – Где ваше чувство рыцарства? – упрекнула она.

 В низком голосе зазвучали многозначительные ноты.

 – Мое рыцарство испаряется, как только с десертом покончено.

 Он стоял так близко, что штанины рыжевато-коричневых брюк почти касались ее коленей, и Кейт пришлось откинуть голову, чтобы продолжать разговор. Но она, как могла, старалась казаться веселой и беззаботной, несмотря на его физическое преимущество.

 – Но мы еще не приступали к десерту, – напомнила она.

 – Так давайте начнем, – изрек он со спокойной неумолимостью и протянул руку.

 Сердце Кейт ударило в ребра. Медленно-медленно его рука потянулась к ее руке. Ее пальцы скользнули в его теплую ладонь. Он протянул другую руку, и Кейт ощутила, как ее поднимают. Правая рука Митчела легла на ее талию, притягивая Кейт к мужской, твердой, как скала, груди. Левой он положил ее руку на свое плечо. Ожидая поцелуя, Кейт подставила было губы, но он отступил вбок и чуть влево. За мгновение до того, как потерять равновесие и споткнуться о его ноги, Кейт сообразила, что пляжные музыканты играют «Девушку из Ипанемы» и Митчел вовсе не собирается целовать ее. Просто, таким образом, пытается пригласить на танец. Причем ключевое слово именно «пытается», и Кейт едва сдержала приступ сконфуженного смеха, поскольку пришлось сделать два быстрых неуклюжих шага, чтобы не наступить ему на ноги, и еще два шага вперед, чтобы поймать ритм.

 – Ну, как танцуется? – шутливо спросил он.

 Несколько минут назад она боялась дотронуться до него из страха, что попросту займется пламенем. Теперь же прислонилась лбом к той же каменно-твердой мужской груди, от прикосновения к которой покалывало соски.

 – Могли бы упомянуть, что намерены танцевать, а не тащить в постель, – беспомощно рассмеялась она.

 – Но я действительно собираюсь тащить вас в постель, – тихо предупредил он, так близко наклонившись к ее макушке, что его дыхание колебало волосы.

 Кейт мгновенно стало не до смеха. Зато все ощущения невероятно обострились. Чувственная мелодия самбы пульсировала в ночи, и его длинные ноги то и дело прижимались к ее ногам. Прошло не меньше минуты, прежде чем Кейт поняла, что он танцевал так же, как делал все остальное: умело и без всяких видимых усилий. Вне всякого сомнения, он и в постели также неотразим: требователен, нежен, но ведет себя с женщиной истинно по-мужски.

 Ее предательское тело стало теплым и податливым, и Кейт из последних сил боролась с ошеломляющим искушением отдаться легкому нажиму его руки на ее спину и прижаться теснее. Интересно, строго спрашивала она себя, что будет после того, как она переспит с ним? Он весьма обыденно относится к сексу и, вне всякого сомнения, забывает женщин так же быстро и легко, как соблазняет. Если так, забыть о ней вдвойне легко. Но вот она вряд ли вообще сумеет забыть Митчела, даже если откажется переспать с ним. А уж что с ней будет твориться, если она не откажется? В этом случае ей долгие годы предстоит ужасно страдать.

 Пытаясь сосредоточиться на этой невеселой мысли, Кейт смотрела прямо перед собой, но видела только его загорелую шею в распахнутом вороте белой сорочки, откуда, как раз поверх пуговички, виднелись крохотные черные волоски.

 Она поспешно перевела взгляд вправо и обнаружила, что уставилась на длинные мужские пальцы, переплетенные с ее собственными. У него очень красивые руки, с короткими ухоженными ногтями. Сильные, все умеющие руки, которые безошибочно найдут на ее теле самые чувствительные места, если только она позволит...

 Кейт смирилась с поражением. Она готова все ему позволить. Невзирая на последствия, намеревается обнаружить, что ждет ее в его объятиях. Она должна знать. Должна понять, почему он сумел пробудить в ней взрывное сочетание пьянящего желания и теплого дружелюбия всего через несколько часов после первой встречи.

 Кейт прижалась щекой к его груди, закрыла глаза и отдалась ритму танца, предугадывая каждое движение Митчела, словно они целую вечность танцевали вместе.

 Митчел слегка приподнял подбородок, полностью расслабившись в предвкушении того, что должно сейчас произойти. Слегка повернув запястье, он посмотрел на часы. Одиннадцать двадцать пять. Минут через пять служащие отеля придут убрать остатки ужина, если предположить, что они будут точны и прибудут в указанное Кейт время. Она, скорее всего, забыла об этом. В отличие от Митчела. А он не хотел еще одного неудачного поцелуя, как тот, последний. Кроме того, куда теперь спешить? По опыту он знал, что предвкушение любого интимного акта, включая первый поцелуй между будущими любовниками, часто также приятно, как и сам акт. А последнее время само предвкушение все чаще казалось гораздо приятнее свершения.

 Музыканты замолчали, дожидаясь взрыва аплодисментов от слушателей. Кейт остановилась и взглянула на него глазами, полными покорности и лунного света.

 Митчел понял, что она ожидала поцелуя, и, мгновенно изменив решение, подумал, что сейчас настал миг легкого короткого поцелуя. Обещания того, что последует позже.

 Едва он наклонил голову, Кейт приготовилась к требовательной чувственной атаке, но поцелуй оказался на удивление легким, скорее, дружеским, нерешительное прикосновение к ее губам его рта – улыбающегося рта. И она тоже слегка улыбнулась, положила руки на его плечи и вернула первый поцелуй. Самый первый. Когда будущие любовники только знакомятся друг с другом.

 Но тут давление его губ чуть усилилось, потом еще, еще... пока ее губы не раскрылись. Тогда его пальцы зарылись в волосы на ее затылке, продолжая прижимать ее голову к своей, а свободная рука скользнула по ее бедрам, притягивая их к его возбужденной плоти.

 Кейт так забылась в жарком, требовательном поцелуе, что почти не услышала стука. Она так и не поняла, что это такое, пока Митчел не оторвался от нее и, злобно нахмурясь, не уставился на что-то за ее плечом.

 – Обслуживание номеров, – выдавил он, отступая. – Ты велела им прийти в половине двенадцатого, чтобы убрать посуду.

 До Кейт наконец дошел смысл его слов. Поспешно отвернувшись от него, она шагнула к двери, чтобы впустить официантов.

 Митчел смотрел ей вслед и тихо ругался, пытаясь укротить разбушевавшуюся похоть. Поняв, что физическое свидетельство этой похоти не желает ни на йоту уменьшаться, он повернулся и ушел с террасы, вынужденный ретироваться в темноту сада, чтобы спрятать дикое возбуждение, которое никакие должно было стать следствием одного сравнительно целомудренного поцелуя. Да хотя бы и дюжины!